— Мари, взгляни на это!

Обе подошли к проводу, концы которого уходили в чащу по обеим сторонам дороги. Только сейчас до Цитры дошло, чтó хотел сказать кляксоман.

«Там мина-ловушка».

Они последовали за проводом к дереву слева, и точно — за стволом обнаружился детонатор с таким количеством взрывчатки, что хватило бы разворотить кратер диаметром в сотню футов. У Цитры перехватило дыхание, ей никак не удавалось вдохнуть. Лицо серпа Кюри не изменило своего обычного стоического выражения.

— Садись в машину, Цитра.

Девушка не стала спорить. Тот факт, что Мари забыла назвать ее Анастасией, выдал, как сильно встревожена наставница.

Теперь за руль села старшая из серпов. Капот был помят, но двигатель включился. Они сдали назад, аккуратно объехав парня на дороге. И тут на них упала тень. Цитра ахнула, но успокоилась, узнав амбу-дрон, прибывший за телом. Амбу-дрон, не обращая на них внимания, сразу принялся за работу.

У этой дороги стоял только один дом, и в это утро здесь должны были проехать только два человека. Значит, никаких сомнений в том, кто цель нападения, и быть не могло. Если бы они зацепили провод, от обеих не осталось бы ничего, что можно было бы оживить. Но таинственный паренек и плохое вождение Цитры спасли их.

— Мари… как ты думаешь, кто…

Серп Кюри оборвала Цитру, прежде чем та успела закончить фразу:

— Я сама не склонна строить гипотезы, не имея достаточной информации, и тебе не советую терять время на игру в угадайку.

Через мгновение она смягчилась.

— Доложим обо всем коллегии. Пусть расследуют. Мы докопаемся до истины.

Тем временем позади них амбу-дрон аккуратно подхватил своей клешней тело юноши, спасшего им жизнь, и унес в центр оживления.

Человеческое бессмертие было неизбежно. Так же неизбежно, как расщепление атома или путешествия по воздуху. Это не я решило, что необходимо возрождать мертвых, и не я решило остановить генетические триггеры старения. Все, что касается биологической жизни, я оставляю на усмотрение биологически живых. Люди выбрали бессмертие, и мое дело помогать им, ибо бросать квазимертвых на произвол судьбы было бы серьезным нарушением закона. Вот почему я собираю тела, доставляю их в ближайший центр оживления и как можно быстрее возвращаю в рабочее состояние.

Что делать со своими жизнями после возрождения, как всегда, полностью зависит от самих возрожденных. Можно предположить, что человек, прошедший через смерть, становится мудрее и открывает в своей жизни новую перспективу. Иногда это действительно происходит, но такая перспектива недолговечна. В конечном счете она так же временна, как и смерть.

— Грозовое Облако

Грейсон никогда еще не терял жизнь. В процессе взросления большинство детей становились квазимертвыми по меньшей мере раз или два. Они чаще ввязывались в опасные предприятия, чем дети Эпохи Смертности, потому что последствия больше не были необратимыми. Вместо смерти или увечья их ждали оживление и нагоняй. Но даже в этих условиях Грейсон никогда не питал склонности к безрассудству. Само собой, он получил свою порцию травм, но все его порезы и синяки и даже сломанная рука в общей сложности исцелились за один день. Потеря жизни — это опыт совсем иного рода, и ему вовсе не хотелось вновь пережить нечто подобное в ближайшем будущем. К тому же он помнил всё до последней детали, отчего ему становилось еще хуже.

К тому моменту, когда его перебросило через крышу, острая боль от столкновения с автомобилем уже начала утихать. Пока он летел в воздухе, время, казалось, остановилось. Затем, при приземлении на асфальт, последовал еще один болезненный удар, но и в этот момент боль была уже не такой мучительной. А когда к нему подбежала серп Анастасия, вопли его истерзанных нервных окончаний утихли до глухого недовольства. Его изломанное тело жаждало страдания, но в этом ему было отказано. Грейсон помнил, как в его тогдашней затуманенной опиатами голове мелькнула мысль: до чего же это грустно для тела — так страстно желать чего-то и не получать желаемого…

Утро, когда случился инцидент на дороге, пошло совсем не так, как он ожидал. Он просто собирался доехать до жилища серпов на публикаре, предупредить об угрозе, а потом вернуться домой. И пусть серпы разбираются со своими проблемами, как посчитают нужным. Если повезет, ему это сойдет с рук, и никто, в первую очередь Исполнительный Интерфейс, не проведает о его поступке. Разве не в этом был смысл всего дела? Поскольку Грейсон будет действовать по собственной воле, ИИ не нарушит закон и вообще останется не в курсе, если на месте не окажется свидетелей.

Конечно, Облако будет в курсе. Оно следит за передвижениями всех публикаров и точно знает, где в данное время находится каждый из них. В то же время Облако установило для себя самого очень строгие законы относительно личной жизни людей. Оно не воспользуется информацией, которая нарушает права личности. Смешно, но собственные правила Грозового Облака позволяют Грейсону свободно нарушать закон до тех пор, пока он делает это скрытно от других.

Однако его планы внезапно изменились, когда публикар прижался к обочине в полумиле от «Дома над водопадом».

— Прошу прощения, — сказала машина своим обычным бодрым тоном. — Публикарам не позволено ездить по частным дорогам без разрешения их владельца.

А этой дорогой владел Орден серпов, который отродясь никому на что не давал разрешения и был известен тем, что выпалывал просителей.

Вот почему остаток пути Грейсону пришлось проделать пешком. Он шагал, любовался деревьями, оценивал их возраст, раздумывал, которые из них росли здесь еще в Эпоху Смертности и прочее в этом духе. Чистое везенье, что он вовремя глянул под ноги и обнаружил на дороге провод.

Он увидел взрывчатку всего за несколько секунд до того, как услышал рычание приближающегося автомобиля, и понял, что есть только один способ остановить его. Грейсон не раздумывал, он действовал на автомате, потому что малейшее промедление грозило всем участникам драмы окончательной смертью. Юноша кинулся на дорогу, отдавшись на волю проверенной временем физики движущихся тел.

Переход в квазимертвое состояние был похож на то, как если бы он, намочив штаны (впрочем, весьма возможно, что это с ним действительно случилось), начал погружаться в огромную зефирину, такую плотную, что невозможно было дышать. Зефирина сменилась чем-то вроде туннеля, замыкавшегося на себя, как змея, проглатывающая собственный хвост, а после этого Грейсон открыл глаза навстречу мягкому, рассеянному свету в центре оживления.

Его первой эмоцией было облегчение: раз его оживили, значит, бомба не взорвалась. В противном случае оживлять было бы нечего. Раз он здесь, значит, ему все удалось! Он спас жизнь серпу Кюри и серпу Анастасии!

Следующей эмоцией была горечь. Потому что кроме него в комнате больше никого не было. Когда человек умирал, его близкие сразу же получали известие об этом. Согласно обычаю, кто-нибудь из них дежурил у постели пробуждающегося и говорил ему «С возвращением!»

Грейсона никто не встречал. На ширме около койки красовалась дурацкая открытка от его сестер: фокусник озадаченно таращит глаза на мертвое тело своей ассистентки, которую только что распилил пополам. Надпись гласила: «Поздравляем с твоей первой кончиной!»

И все. От родителей ни звука. А чему он, собственно, удивляется? Они привыкли, что их с успехом заменяет Грозовое Облако. Но оно тоже молчало. И это тревожило Грейсона больше всего.

Вошла медсестра.

— О, гляньте-ка, мы пришли в себя!

— Сколько времени это заняло? — спросил Грейсон, которому и в самом деле было интересно.

— Меньше суток, — ответила медсестра. — С учетом обстоятельств, довольно простое оживление. А поскольку оно первое — то бесплатно!

Грейсон прочистил горло. Он чувствовал себя не хуже, чем после короткого дневного сна: немного не в духе, чуть-чуть не в себе, а больше ничего.