— Кто там был? — спросил Константин.

— Я принял звонок в другой комнате…

— Хорошо, но кто присутствовал на обеде?

— Двое серпов, — ответил Ксенократ. — Твен и Брамс.

Анастасия хорошо знала Твена. Он утверждал, что он независимый серп, но, когда дело касалось серьезных решений, почти всегда вставал на сторону старой гвардии. О Брамсе же она только слышала из разговоров коллег.

— Его посвятили в Год Улитки, — как-то рассказала ей серп Кюри. — Очень подходяще, потому что за этим типом, куда бы он ни шел, тянется склизкий след.

Однако она добавила, что Брамс безвредный. Пофигист и лентяй, который только выполняет что положено и не больше того. Не похоже, чтобы заговор против них мог организовать такой человек.

Незадолго до окончания перерыва Анастасия подошла к серпу Брамсу, стоявшему у стола с десертами. А вдруг удастся выяснить, на чьей он стороне?

— Не знаю, как насчет вас, — начала она, — но у меня на конклавских обедах никогда не доходит до десерта.

— Фокус в том, чтобы есть медленно, — отозвался Брамс. — «Тише ешь — дальше будешь», говаривала моя матушка.

Он взял со стола кусок пирога, и Анастасия заметила, что руки у него дрожат.

— Вам стоило бы провериться, — заметила она. — Возможно, вашим нанитам нужна подстройка.

— Нет, это просто от волнения. Не каждый день мы выбираем нового Верховного Клинка!

— Серп Кюри может рассчитывать на ваш голос?

Брамс усмехнулся.

— Скажем так: я совершенно точно не стану голосовать за Ницше!

После чего он извинился и растворился в толпе вместе с куском яблочного пирога.

Торговцам оружием сообщили, что для них на конклаве нет времени и отправили восвояси. Всеобщее внимание было сосредоточено на серпах Ницше и Кюри: каждый из них сейчас попробует убедить коллегию избрать именно его или ее.

— Знаю, ты не в восторге, — сказала Анастасия Мари, — но тебе придется сделать вид, будто очень этого хочешь.

Серп Кюри воззрилась на нее, приподняв бровь:

— Ты дерзаешь инструктировать меня, как лучше продать себя коллегам?

— Нет, — ответила Анастасия, но вспомнила о методах серпа Моррисона, продвинувших его весьма далеко. — Хотя вообще-то да. Вся эта затея весьма напоминает конкурс на самого популярного ученика старшей школы. А я к старшей школе гораздо ближе, чем ты.

Серп Кюри печально усмехнулась:

— Не в бровь, а в глаз, Анастасия. Именно так и можно назвать организацию серпов: старшая школа с убийством.

Одним из последних актов Ксенократа на посту Верховного Клинка стало объявление о порядке послеобеденного заседания: сначала оба претендента произнесут импровизированную речь; за этим последуют дебаты под надзором Гласа Закона, сидящего по правую руку от Верховного Клинка. Затем, после сессии вопросов и ответов, состоится тайное голосование. Секретарь, сидящий по левую руку от Ксенократа, подсчитает голоса.

Чтобы решить, кто выступит первым, претенденты воспользуются сверхсовременным и высокотехнологичным способом, а именно: подбросят монетку. К сожалению, поскольку физические деньги давно уже стали редкостью, одного из подмастерьев послали за ней наверх, в офисы коллегии.

И пока все ожидали монетку, события приобрели не просто невероятный, а прямо-таки сюрреалистический оборот.

— Прошу прощения, Ваше превосходительство, — произнес дрожащий голос. И снова, немного тверже: — Ваше превосходительство, прошу прощения!

Говорил серп Брамс. Что-то в нем неуловимо изменилось, но Анастасия не могла понять что.

— Почтенный серп Брамс! — отозвался Ксенократ. — Если у тебя есть что сказать, давай быстрее, нам некогда.

— Моя кандидатура…

— Сожалею, Брамс, — перебил его Верховный Клинок, — но ты не можешь выдвинуть самого себя, это должен сделать кто-то другой.

В зале раздалось несколько пренебрежительных смешков.

— Я хочу выдвинуть не себя, Ваше превосходительство. — Брамс прокашлялся, и в этот момент Анастасия поняла, что в нем изменилось. Он переоделся в другую мантию! Тоже из персикового бархата с голубой оторочкой, но… на ней сияли звезды опалов.

— Я выдвигаю в кандидаты на пост Верховного Клинка… почтенного серпа Роберта Годдарда.

На секунду повисла тишина. А потом раздалось еще несколько смешков, но уже не пренебрежительных, а нервных.

— Брамс, — размеренно промолвил Ксенократ, — на случай, если ты забыл, серп Годдард уже год как мертв!

И тогда тяжелые бронзовые створки дверей начали медленно раскрываться.

Я знаю, что такое боль. Скорее не физическое страдание, но боль от осознания того, что назревает нечто ужасное, а ты не в силах этому помешать. При всем моем интеллекте, при всей власти, врученной мне человечеством, есть вещи, которых я не могу изменить.

Я не могу действовать исходя из информации, полученной в конфиденциальной обстановке.

Я не могу действовать исходя из того, что увидели мои камеры местах личного пользования.

И самое важное — я не могу действовать, если ситуация имеет хотя бы отдаленное отношение к серпам.

Максимум моих возможностей — это туманно намекнуть, что нужно сделать, и предоставить действовать самим гражданам. Да и тогда нет никакой гарантии, что из миллиона вероятных мер они выберут именно те, которые смогут предотвратить несчастье.

Что же касается боли… Боль, которую причиняет мне мое всеведение, невыносима. Потому что я не могу закрыть глаза. Никогда. И мне остается лишь наблюдать немигающим взором за тем, как мое любимое человечество неуклонно свивает веревку, на которой само же и повесится.

— Грозовое Облако

Бронзовые двери медленно отворились, и в зал вошел сожженный серп. Собравшиеся ахнули в шоке; послышался скрип стульев — это серпы вскакивали на ноги, чтобы лучше рассмотреть происходящее.

— Это правда он?

— Нет, не может этого быть!

— Это какой-то трюк!

— Самозванец!

Призрак двигался по центральному проходу походкой, не принадлежащей серпу Годдарду. Более размашистой. Более молодой. И почему-то он казался немного ниже ростом, чем раньше.

— Да, это Годдард!

— Возродился из пепла!

— Как же он вовремя!

— Как же он не вовремя!

Вслед за призраком в зал вошла другая знакомая фигура в ярко-зеленой мантии. Серп Рэнд тоже жива?! Все устремили взгляды на бронзовые створки, ожидая появления Хомски и Вольты, которые, возможно, тоже воскресли. Но никто больше не появился.

На трибуне побелевший как мел Ксенократ еле выговорил:

— Шт… то… что происходит?!

— Простите мне мое отсутствие на нескольких предыдущих конклавах, Ваше превосходительство, — произнес Годдард голосом, разительно отличающимся от прежнего, — но я был полностью выведен из строя, и поэтому не мог прийти, что подтвердит серп Рэнд.

— Но… но мы идентифицировали ваше тело! Оно превратилось в горстку обгорелых костей!

— Тело — да, — подтвердил Годдард, — но серп Рэнд раздобыла мне новое.

И тут поднялся серп Ницше — как и все прочие, ошеломленный таким оборотом событий.

— Ваше превосходительство, я желаю отозвать свою кандидатуру, — заявил он, — и официально выдвигаю на соискание должности Верховного Клинка почтенного серпа Годдарда!

Зал окончательно погрузился в хаос. Наряду с гневными обвинениями и горестными воплями раздавались радостный смех и крики ликования. Возвращение Годдарда пробудило весь спектр человеческих эмоций. Из всех собравшихся один Брамс, казалось, не был удивлен. И тогда Анастасия поняла, что вовсе не он стоял за покушениями. Их вела рука Годдарда, а Брамс был всего лишь пальцем на этой руке.

— Это… это крайне необычно… — заикаясь, произнес Ксенократ.

— Нет, — возразил Годдард. — Крайне необычно то, что вы до сих пор не задержали чудовище, убившее моих дорогих Хомски и Вольту и пытавшееся убить серпа Рэнд и меня самого. Даже в эту самую минуту он продолжает бесчинствовать, убивая серпов направо и налево, а вы, вместо того чтобы ловить его, готовитесь к повышению в должности. — Годдард повернулся к аудитории. — Когда я стану Верховным Клинком, я первым делом схвачу Роуэна Дамиша и заставлю заплатить за все его преступления. Обещаю вам: не пройдет и недели после моего назначения Верховным Клинком, а Роуэн Дамиш будет найден!