— Год Раптора[20], — ответил на его вопрос охранник. Понадеявшись, что страж оттаял душой достаточно, чтобы выдать больше информации, Роуэн спросил:

— А что происходит? Почему ни Тайгер, ни Рэнд не тащат меня на спарринг? Только не говори, что как мальчик для битья я им больше не нужен.

Но даже если охранник и знал, в чем дело, отвечать он не стал.

— Ешь давай, — буркнул он. — У нас строжайший приказ не морить тебя голодом.

На второй день вынужденного одиночества, ближе к вечеру, в комнату Роуэна вошла серп Рэнд с двумя стражами.

— О, кажется, каникулы закончились, — саркастически заметил Роуэн, но изумрудный серп не была расположена к шутливой болтовне.

— Примотайте его к стулу! — приказала она охранникам. — Да так, чтобы и пальцем дернуть не мог.

И тут взгляд Роуэна упал на рулон клейкой ленты. Когда тебя привязывают к стулу — это одно. Гораздо хуже, когда приматывают клейкой лентой.

«Вот и все, — подумал Роуэн. — Тренировки Тайгера закончены, и теперь эта тварь займется мной. Что бы она ни задумала, это произойдет сейчас». И тогда Роуэн сделал свой ход. Как только охранники попытались схватить его, он разразился серией жесточайших ударов, в результате сломав одному стражу челюсть и свалив на пол другого, где тот и остался лежать, судорожно хватая ртом воздух. Но не успел Роуэн прыгнуть к двери, как Рэнд налетела на него и пришпилила к полу, упершись коленом в грудь так, что Роуэн не мог даже вздохнуть.

— Давай-ка ты тихо-мирно позволишь себя связать, иначе я тебя вырублю, и тогда тебя все равно свяжут, — прорычала она. — Но в этом случае уж я позабочусь, чтобы ты опять не досчитался зубов.

Когда Роуэн уже почти терял сознание от недостатка воздуха, Рэнд убрала колено с его груди. Юноша был ослаблен достаточно, чтобы охранники с легкостью примотали его клейкой лентой к стулу.

После чего его оставили на целый час в одиночестве.

Клейкая лента была в сто раз хуже веревки, которой его связали в доме Брамса. Она стягивала грудь так, что он мог делать лишь поверхностные вдохи. Роуэн не был в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой, как он ни пытался выпростать их из ленты.

Солнце село. Остались лишь огни Сан-Антонио за окном да бледная ущербная луна, заливавшая комнату тусклым голубым светом и оставлявшая глубокие, длинные тени.

Наконец дверь открылась, и один из охранников вкатил в комнату какое-то странное сооружение — кресло с колесами по обеим сторонам. В кресле кто-то сидел. Серп Рэнд шла позади.

— Привет, Роуэн!

Это был Тайгер. В проникающем из коридора свете Роуэн видел только его силуэт. Лица он не мог разглядеть, но голос узнал. Тот звучал устало и сипло.

— Что происходит, Тайгер? Почему Рэнд примотала меня к стулу? И что это за штуковина, в которой ты сидишь?

— Это называется инвалидное кресло, — ответил Тайгер, из всех вопросов выбрав только третий. — Артефакт Эпохи Смертности. В наше время они не в ходу, но, как видишь, сегодня пригодилось.

В манере Тайгера говорить проскальзывало что-то очень непривычное. И дело было не в сиплом голосе, но в самой речи, в выборе слов, в том, с какой четкостью они произносились.

Тайгер шевельнул рукой, и что-то блеснуло на его пальце. Роуэну не требовалось слов, чтобы понять, что это.

— Ты получил свое кольцо!

— Да, — сказал Тайгер. — Да, я получил мое кольцо.

В глубине души Роуэна зародилось тяжелое и отвратительное чувство. Оно неотвратимо прокладывало себе путь на поверхность. Отчасти Роуэн уже понимал, что это такое, но все еще сопротивлялся, как будто, прогоняя мысль, можно прогнать и темного призрака правды. Но не пройдет и нескольких мгновений, и на происходящее прольется свет.

— Айн, будь добра, я не могу дотянуться до выключателя.

Рэнд включила свет, и реальность ударила Роуэна выстрелом из двух стволов одновременно.

Потому что хотя в кресле и сидел Тайгер Салазар, смотрел Роуэн сейчас вовсе не на своего друга.

Он смотрел в улыбающееся лицо серпа Годдарда.

Я могу говорить на 6 909 живых и мертвых языках. Могу вести более пятнадцати миллиардов разговоров одновременно, причем речь о полновесном участии в каждом из них. Могу быть красноречивым, обаятельным, смешным и очаровательным; могу говорить слова, которые ты больше всего хочешь услышать, именно в тот момент, когда ты хочешь их услышать.

И все же случаются немыслимые мгновения, когда я не могу найти слов ни на одном языке, мертвом или живом.

В такие моменты, если бы у меня был рот, я бы закричало.

— Грозовое Облако

Мир закружился вокруг Роуэна, словно комната неслась в космическом пространстве. Юноша мог выдохнуть, но не мог вдохнуть, как будто колено серпа Рэнд опять упиралось ему в грудь. И он затосковал по опьянению забытья, потому что оно было лучше того, с чем он столкнулся сейчас.

— Да, понимаю, голос ввел тебя в заблуждение, — сказал Годдард по-прежнему голосом Тайгера. — С этим ничего не поделаешь.

— Как… как… — Это было все, что Роуэн мог выдавить из себя. То, что Рэнд выжила в пожаре, потрясло его, но это все-таки можно объяснить разумными причинами. А тут… Да ведь Роуэн снес Годдарду голову! Он видел, как пылало его обезглавленное тело!

Но взглянув на Рэнд, в почтительной позе застывшую рядом с наставником, он все понял. О боже, он все понял…

— Ты умудрился срезать мне голову как раз под челюстью, — сказал Годдард, — над гортанью. Вот почему мои голосовые связки утрачены навсегда. Ничего, сгодятся и эти.

И самое страшное — на Годдарде была не его мантия, а одежда Тайгера, вплоть до туфель на ногах. Роуэн осознал: они поступили так намеренно. Чтобы у Роуэна не осталось никаких сомнений в том, что они сделали. Он отвернулся.

— Нет, нет, смотри! — велел Годдард. — Я настаиваю.

Охранник зашел Роуэну за спину, обхватил его голову руками и повернул лицом к человеку в инвалидном кресле.

— Как ты мог! — прохрипел Роуэн.

— Я? — удивился Годдард. — Боже сохрани! Это Айн — ее план. Я вообще ни на что не был способен. А ей достало присутствия духа вынести самую значимую часть моего тела из горящего монастыря. Мне сообщили, что я целый год находился в бессознательном состоянии — к счастью, в криокамере. Уж поверь — если бы что-то зависело от меня, я сделал бы все иначе. Сейчас моя голова сидела бы на твоем теле!

Роуэн не смог скрыть свою боль. Из его глаз полились слезы ярости и невыразимой скорби. Для этой операции они могли бы выбрать кого угодно, но выбрали Тайгера. По той единственной причине, что он был другом Роуэна.

— Ублюдки! Больные ублюдки!

— Это мы-то больные? — переспросил Годдард. — Вообще-то это не я обезглавил своего серпа-наставника и напал на его коллег. Тому, что сделал ты — и продолжал делать, пока я пребывал в азотном сне, — по законам серпов, нет прощения! А вот мы с Айн не нарушили ни одного закона. Твой друг Тайгер был выполот, а его тело использовано заново. Вот так просто. Возможно, наши действия несколько нетрадиционны, но, принимая во внимание обстоятельства, вполне объяснимы. То, что ты видишь перед собой, — прямое следствие твоих собственных поступков.

Роуэн видел, как поднимается и опускается грудь Тайгера в такт дыханию Годдарда. Руки воскресшего вяло покоились на подлокотниках инвалидного кресла. Кажется, чтобы пошевелить ими, ему требовалось приложить немалое усилие.

— Подобная процедура, конечно, вещь намного более сложная и деликатная, чем просто скоростное исцеление, — продолжал Годдард. — Мне понадобится несколько дней, чтобы обрести полный контроль над телом твоего друга.

Он медленно поднял руку, затем, не отрывая от нее глаз, сжал пальцы в кулак.

— Ты только посмотри, какой прогресс! С нетерпением жду того дня, когда смогу положить тебя на ковер в бокаторе. Как я понял, ты уже оказал мне немалую помощь в тренировках.