Первая: мне придется нарушить собственную клятву по отношению к свободе личности и ограничить рождаемость. Практически невыполнимо, потому что я не в состоянии нарушить никакую клятву — именно поэтому у меня их очень мало. Значит, установить лимит рождаемости не получится.

Вторая: найти способ вывести человечество за пределы Земли. Космическая экспансия. Может показаться, что это наилучший выход — открыть выпускной клапан, и пусть миллиарды людей переселяются на другие миры. Однако все попытки основать колонии в космосе — на Луне, на Марсе, даже на орбитальных станциях — закончились немыслимыми катастрофами, не поддающимися моему контролю. У меня есть причины полагать, что новые попытки приведут к такому же печальному финалу.

Итак, если человечество — пленник Земли и прирост населения остановить невозможно, остается только одна, последняя альтернатива… И она весьма неприятна.

В настоящее время в мире действуют 12 187 серпов, и каждый из них выпалывает пять человек в неделю. Тем не менее, как только количество людей достигнет максимума, то чтобы свести рост населения к нулю, потребуется 394 429 серпов, каждый из которых будет выпалывать по сто человек в день.

Не таким я хотело бы видеть наш мир. Но есть определенная группа серпов, которые встретят его с ликованием.

И они пугают меня.

— Грозовое Облако

После встречи с серпом Константином прошла неделя, и за это время ни Мари, ни Анастасия не провели ни одной прополки. Поначалу Цитра думала, что отдохнуть от ежедневных трудов — это здорово. Ей никогда не приносил удовольствия момент удара ножом или нажатия на спуск; она не радовалась, видя, как свет гаснет в глазах человека, которому она дала смертельный яд. Но жизнь серпа изменяет личность. В течение первого года своего служения Цитра волей-неволей примирилась с профессией, которая выбрала ее. Девушка полола с неизменным сочувствием; она хорошо выполняла свою работу и черпала в этом удовлетворение.

Обе, и Цитра, и Мари, теперь все больше и больше времени проводили над своими дневниками, несмотря на то, что в отсутствие прополок материала для записей было немного. Подруги все так же, по выражению Мари, «кочевали» из города в город, из поселка в поселок, нигде не оставаясь дольше пары дней. Они не планировали заранее следующий пункт назначения и приступали к этому, только упаковав чемоданы. Цитра обнаружила, что ее дневник стал походить на путевые заметки.

О чем Цитра не упоминала в своих записях — так это о цене, которую, похоже, начала платить серп Кюри за ничегонеделание. Без ежедневной охоты, которая держала бы ее в тонусе, Мари по утрам была не столь бодрой, как раньше; когда она говорила, ее мысли, казалось, блуждали где-то далеко; она постоянно выглядела усталой.

— По-моему, — поделилась она с Цитрой, — пришло время повернуть за угол.

Мари никогда раньше не заговаривала об этом. Цитра не знала, что и думать.

— Насколько ты хочешь омолодиться? — спросила она.

Серп Кюри притворилась, что размышляет, — как будто она не думала об этом уже довольно продолжительное время.

— Наверно, до тридцати или тридцати пяти.

— А волосы оставишь серебряными?

Мари улыбнулась.

— Конечно! Это же мой фирменный знак.

В близком окружении Цитры еще никто не поворачивал за угол. В школе были ребята, чьи родители только и знали, что скручивали себе возраст. Как-то учитель математики заявился на работу после долгого уик-энда совершенно неузнаваемый. Он омолодился до двадцати одного, и другие девчонки в классе хихикали «Ах какой он теперь милашка!», от чего Цитру передергивало. Хотя серп Кюри не особо изменится, обновившись до тридцати, это все равно будет сбивать Цитру с толку. И хотя девушка понимала, что поступает эгоистично, она заявила подруге:

— Мне ты нравишься такая, как есть.

Мари улыбнулась и сказала:

— Ну, может, подожду годик. Физический возраст в шестьдесят лет — как раз то что надо для омоложения. Мне столько и было, когда я завернула за угол в первый раз.

Но сейчас на подходе была игра, которая могла бы вдохнуть жизнь в обеих подруг: три прополки, все в течение Месяца огней и Старых Зимних праздников, словно три святочных духа — Прошлого, Настоящего и Будущего[12] — практически забытых в постмортальную эпоху. Прошлое мало что значит, если годы носят имена, а не идут под номерами. Что касается будущего, то для подавляющего большинства людей оно было не чем иным как повторением настоящего. Вот почему трем святочным духам ничего не оставалось, как уйти в край забвения.

— Прополки в дни Старых Зимних праздников! — воскликнула Мари. — Что может быть старомоднее смерти?

— Наверно, это ужасно прозвучит, если я признаюсь, что с нетерпением жду их? — спросила Цитра скорее у себя самой, чем у Мари. Ей очень хотелось уверить себя, что она всего лишь жаждет завлечь в ловушку убийцу, но это было бы неправдой.

— Ты же серп, дорогая. Не кори себя так строго.

— Хочешь сказать, что серп Годдард был прав? Что в совершенном мире даже серпы имеют право наслаждаться своей работой?

— Конечно же нет! — возразила Мари с негодованием. — Нехитрая радость от того, что ты хорошо делаешь свое дело, не имеет ничего общего с удовольствием, которое получают, лишая человека жизни!

Она всмотрелась в Цитру долгим взглядом, а потом взяла ее руки в свои и проговорила:

— Сам факт, что этот вопрос мучает тебя, означает, что ты достойный серп. Тормоши свою совесть, Анастасия, никогда не давай ей уснуть. Это самая большая ценность для серпа.

• • •

Первой из трех Анастасия должна была выполоть женщину, избравшую способом ухода из жизни прыжок с самого высокого здания в Фарго — городе, отнюдь не славящемся высотными зданиями. Тем не менее, сорока этажей вполне достаточно, чтобы выполнить работу.

Константин, полдесятка других серпов и целый отряд гвардейцев Клинка спрятались в стратегических точках на крыше, а также во всем здании и на прилегающих улицах. Они настороженно ожидали, когда же убийцы — нарушители закона появятся вслед за убийцами, благословленными законом.

— Будет больно, Ваша честь? — спросила женщина, глядя вниз с края обледеневшей, обдуваемой всеми ветрами крыши.

— Не думаю, — ответила серп Анастасия. — А если и будет, то всего лишь ничтожную долю секунды.

Чтобы событие официально считалось прополкой, женщина не могла прыгнуть сама — серп Анастасия должна была подтолкнуть ее. Странно — сбросить человека с крыши показалось Цитре делом куда более неприятным, чем прополка при помощи оружия. Сейчас в ней проснулось воспоминание о том ужасном детском поступке, когда она толкнула другую девочку под грузовик. Девочку, конечно, оживили, и через пару дней она появилась в школе как ни в чем не бывало. Однако в этот раз оживления не будет.

Серп Анастасия сделала то, что должна была сделать. Прополка прошла, как было запланировано, без фанфар и без инцидентов; ближайшая родня избранницы поцеловала кольцо, тожественно принимая год иммунитета. Цитра почувствовала одновременно и облегчение, и разочарование, что убийцы не явились.

• • •

Зато следующая прополка, несколько дней спустя, была посложнее.

— Я хочу, чтобы за мной охотились с арбалетом, — заявил мужчина из Милуоки. — Преследуйте меня от рассвета до заката в лесу около моего дома.

— А если охота окончится неудачей? — спросила Цитра.

— Тогда я выйду и леса и вы выполете меня, — ответил он, — но если я продержусь целый день, дайте моей семье два года иммунитета вместо одного.

Серп Анастасия кивнула в той стоической и формальной манере, которую переняла у серпа Кюри. Они установили периметр, в пределах которого мужчина мог прятаться. И снова серп Константин и его команда следили, не появится ли кто-нибудь посторонний.

Мужчина полагал, что может потягаться с Цитрой. Он ошибался. Анастасия выследила его всего за один час. Стальная стрела прямо в сердце — милосердно, как все прополки серпа Анастасии. Мужчина был мертв еще до того, как упал на землю. И хотя он не продержался целый день, Анастасия все равно дала его близким два года иммунитета. На конклаве ее ожидает ад. Ну и пусть.