Это сработало. Не пришлось даже прибегать к самым неприятным угрозам. Оказалось достаточно намекнуть, что девочек подозревают в шпионаже, то есть судить их, как гражданок России, будут по статье «Измена Родине», которая в военное время предусматривает смертную казнь без учета возраста и пола.

– Военно-полевой трибунал разберет это дело быстро, – шипел «злой» прямо в ухо Богатыревой, и та в конце концов не выдержала.

– Да чего вы от меня хотите?! Пишите протокол сами – все, что угодно. Я все подпишу, только не трогайте девочек!

– Мы хотим от вас правды, – тем же равнодушным тоном произнес «добрый», и его коллега как-то сразу улетучился из кабинета.

И дальше все покатилось по накатанной колее.

– Итак, вы утверждаете, что до сего дня сами никогда не видели пришельцев. Следовательно, связующим звеном между вами и инопланетной разведкой служила ваша дочь Василиса. Так?

– Оставьте в покое мою дочь! Она еще ребенок. Делайте со мной что хотите, но ее оставьте в покое.

– Она была вашим связником или нет?

– Нет!

– А кто был?..

В конце концов оба следователя утомились и оставили Богатыреву в кабинете одну – «подумать».

Они курили на лестнице и устало разговаривали об этом деле с оттенком безнадежности.

– Все равно мы ее не расколем. Либо она вообще тут не при делах, либо у нее такая подготовка, что мы ничего не добьемся. Ну подпишет она протокол – и что дальше? Задницу им подтереть? Все равно ведь неизвестно, врет она или нет.

– Рысаков подтверждает, что она помогала пришельцам работать с пленными.

– Ну и что? Она сама этого не отрицает. Говорит, что хотела заполучить инъектор с противоядием и сбежать И ведь действительно заполучила и сбежала.

– А это на самом деле противоядие? Подтвердилось уже? – поинтересовался «добрый», которому некогда было следить за новостями.

– В том-то и дело, что подтвердилось. Так что, может, она правду говорит и на самом деле не знает ничего.

– Может, и так. Только не нравятся мне эти совпадения. Дочка ее с сектантами повязана…

– А с сектантами тоже фиг чего поймешь. На вид они просто психи недоделанные.

– Ладно, наше дело маленькое. Про эвакуацию ничего не слышно?

– Ага, жди! Нас эвакуируют, когда рак на горе свистнет. Приказ – стоять насмерть, и все дела.

Раненую инопланетянку, которую вывез из Пулкова полковник Рысаков, доставили в тот же госпиталь, где арестовали Марию Богатыреву И поместили в тот самый особый изолятор, куда Богатырева с дочерью так и не попали.

С другой инопланетянкой, которую отправили из аэропорта по воздуху, случилась неприятность Самолет сумел взлететь, но был обстрелян «тарелкой», севшей ему на хвост, уже в воздухе, за линией фронта. Сопровождающие лица успели спрыгнуть до того, как «ил» развалился в воздухе, и трофеи захватили с собой.

Командир группы сопровождения так искусно владел парашютом, что опустился всего в десяти метрах от инопланетянки. Но она оказалась мертва.

Раны были слишком серьезны, и, хотя ей сделали перевязку и остановили кровь, это ее не спасло.

Таким образом, инопланетянка, доставленная в госпиталь регионального центра медицины катастроф, была единственной живой пленницей, пригодной не только для изучения, но и для допроса.

И пока медики готовили оборудование для исследования ее организма и врачевания ее ран, военные дознаватели и сотрудники ФСБ обнаружили, что дело с получением информации сдвинулось с мертвой точки.

Всю дорогу инопланетянка твердила на ломаном русском языке, что ей не нужно никакого лечения, а требуется срочная деактивация – и теперь она вдруг заявила, что согласна ответить на все вопросы, если ее пообещают после этого деактивировать.

Дознаватели никак не могли понять, почему она так настаивает на деактивации, а инопланетянка слишком плохо знала язык, чтобы как следует это объяснить.

Поначалу все поняли так, что деактивация позволяет тяжелораненым остаться в живых и способствует регенерации тканей, – но инопланетянка была не так уж тяжело ранена. Ей прострелили обе руки, но кровь уже остановилась, и медики уверяли, что угрозы для жизни нет.

Однако инопланетянка без конца твердила: «Меня накажут. Я умру. Нам нельзя быть в плену», – и дознаватели решили, что она говорит о казни, которая ждет ее за попадание в плен, если до нее доберутся свои.

Это, конечно, была интересная информация, но далеко не самая важная. Так что разговор об этом решили отложить на потом, а пока стали задавать пленнице другие вопросы:

– Какова численность ваших войск? Сколько вас всего? Откуда вы прилетели и какова ваша конечная цель?

Но, едва начав отвечать на эти вопросы, пленница вдруг обмякла, и сознание покинуло, ее.

Медицинские приборы со всей очевидностью отражали картину той самой деактивации, к которой она так стремилась. С ней происходило в точности то же самое, что и с людьми, пораженными голубым градом.

– Они что, умеют усыплять сами себя? – удивленно спрашивали сотрудники спецслужб у медиков, но те только пожимали плечами.

Чекисты настойчиво требовали, чтобы медики нашли способ разбудить инопланетянку, потому что надо продолжать допрос, – и врачи вовремя вспомнили про инъекторы с противоядием.

Тот инъектор, который отобрали у доктора Богатыревой, увезли вместе с ней на Литейный. Но среди трофеев, доставленных вместе с пленницей, нашелся еще один, и его решили испробовать на спящей красавице с черным ромбом над переносицей.

Одной порции в четыре минимальных дозы оказалось мало, и только после шестнадцати доз инопланетянка открыла глаза. И почему-то пришла в ужас.

Она отчаянно восклицала что-то на родном языке, особенно часто повторяя слово, похожее на «мунгара», и тогда ее спросили:

– Что такое «мунгара»? В чем дело? Похоже, она силилась подобрать нужное слово, но так и не смогла это сделать.

– Маленький Хозяин… – произнесла она, трогая пальцами черный ромб у себя на лбу, но уже не смогла объяснить, что бы это значило, потому что снова провалилась в сон.

Однако на этот раз все было гораздо хуже. Угасающий пульс не стабилизировался на уровне трети от нормы, а продолжал стремиться к нулю.

– Давление ниже критического, – озабоченно воскликнул один из врачей.

– Фибрилляция, – констатировал другой.

Медики заметались у койки, пытаясь реанимировать инопланетянку человеческими лекарствами и внеземным противоядием одновременно, но все было тщетно.

Искусственное дыхание, массаж сердца и дефибрилляция электрошоком продолжались минут пятнадцать.

– Зрачки широкие, на свет не реагируют, – сказал наконец старший из реаниматоров. – Дыхания нет, сердцебиения нет, мозговая деятельность прекратилась. Все, ребята. Бесполезно. Констатируем смерть.

Сотрудники спецслужб так и не получили вразумительных ответов на свои вопросы, а медики никак не могли понять, чем вызвано такое стремительное угасание жизни. Они только заверяли, что пулевые ранения рук не могли быть причиной смерти.

– Скорее уж это чертово противоядие, – говорили они. – Может, мы дали слишком большую дозу.

Прямым следствием этого происшествия явился категорический запрет экспериментов с противоядием на людях. Даже несмотря на то, что десантники в Пулкове оживили с помощью трофейных инъекторов кучу пострадавших без единой осечки и сведения об этом уже просочились в прессу.

К счастью, десантники о запрете так и не узнали. Им было не до того.

В Пулкове разгорался новый бой, и противоядие в инъекторах могло помочь десантникам продержаться против инопланетян с их «гуманным» оружием как можно дольше.

Сначала пришельцы попытались обойтись малой кровью. Или, вернее, малым расходом боеприпасов. «Тарелки» одна за другой заходили на здания аэропорта и лупили белым градом по стеклам.

Стекла плавились и стекали с рам, и тогда пришельцы пускали в помещения струи голубого града.