Подставил я ее не слабо.

Она явно меня ненавидела. Хотя следы на моих плечах от ее ногтей могут многое рассказать. И это не будет иметь ничего общего с ненавистью.

Но Ваниль была юная, неопытная и свято верила в любовь. Уверен, что она до рассвета не спала из-за чувства вины. А еще она правильная. Настолько, что я не понимал, как она не послала меня и отдала самое дорогое, что у нее было. Ангел с блядским нутром?

Но кем бы ни была Ваниль, она пока еще на стороне добра и света, и не будет скрывать от Смоленцева свою измену. Она если не сразу же, то утром точно все расскажет. И Смоленцев ее бросит.

Чувствовал я себя виноватым? Немного. Только в той части, что недотроге придется пережить не самый приятный разговор со своим женихом. Что из-за моей несдержанности ей возможно придется краснеть, врать, оправдываться и выслушивать гадости от Смоленцева.

Я не считал свой поступок красивым, но и из ряда вон выходящим тоже. Произошло то, что должно было произойти. По обоюдному согласию. Никто никого не принуждал. И именно этот случай говорил о том, что у Смоленцева и Ванили не все так гладко, как кажется на первый взгляд. Поэтому лучше сейчас, чем через десять лет, когда будет ипотека и дети.

И вроде все понятно, но на душе было так тоскливо и гадко.

Я колесил до самого утра. А потом заехал в свою любимую кафешку на набережной и принялся ждать звонка от друга. От брошенного друга. Он обязательно бы захотел со мной встретиться. Набить мне мое наглое е*лишко – святое дело.

Глотая очередную чашку кофе, я гипнотизировал телефон. Стрелки на часах давно перевалили за восемь, потом девять, а телефон молчал. После десяти позвонил отец. Я сбросил. Но он был настойчив, и мне пришлось отключить звук и поехать на квартиру. Несмотря на литры кофе, организм брал свое. Я хотел спать. Добравшись до дома, я сразу же уснул, едва моя голова коснулась подушки.

Проснулся вечером. Когда за окном уже темнело. На телефоне десяток звонков, пропущенных от отца и не меньше от Смоленцева.

Я не перезвонил никому, пока не принял душ и снова не выпил кофе. И лишь только после, когда в голове немного прояснилось, я набрал Смоленцева:

- Ты охренел, Горячев? – сразу же с наезда начал Ванька, а у меня почему, как у последнего труса душа в пятки ушла. – Я вообще-то думал, что свадьба друга – святое! И что ты со мной пройдешь этот путь с самого начала и до конца! Ты еще с утра должен был приехать!

- Извини, терки с отцом, – получилось хрипло и неправдоподобно, но Смоленцев не заметил.

- Ясно! Мы уже в рестике! Давай приезжай! Я тебя жду! Если бы ты видел, какие мы с Янкой красавчики, обзавидовался бы!

Ванька завершил разговор первым, а я уставился в окно, по которому стекал осенний дождь, который то моросил, то заканчивался неожиданно. Смотрел и не верил.

Она ничего ему не сказала.

Она все-таки вышла за него замуж.

Она решила рискнуть, не зная того, что, если Смоленцев поймет, что она не девственница, он ее просто убьет.

И каким бы бесчувственным мерзавцем бы я ни был, а этого допустить не мог.

Поэтому накинул на себя первое, что попалось под руку, позвонил своим ребятам и попросил их подогнать свои подарки к ресторану. Слаба Богу, с этим давно определился. Ванька еще до моего отъезда мечтал освоить мотоцикл. И свадьба была отличным поводом исполнить его мечту. А с Ванилью оказалось еще проще. Ее слова о том, что она мечтает стать обладательницей гелика прочно засели в моей голове. Шикарно, конечно, но я не жмот. Тем более, это Ваниль. Недотрога, которая отдала мне свою девственность, а теперь рискуя своей шеей, выходит замуж за моего друга. Да и времени менять подарки просто не было.

В ресторан я приехал с опозданием. Вроде не из трусливых, но почему-то от волнения колени подрагивали. И не зря.

Ваниль была охеренна. И я готов был взять все свои слова обратно. В ней не было ничего необычного. Нежная и фантастически красивая. Ей очень шел образ невесты. Настолько, что я даже дар речи потерял и как истукан стоял и глазел на нее. Хорошо, что стоял далеко и говорить слова приветствия не пришлось. Не смог бы выдавить и слова.

Чем больше смотрел на нее, тем больше злился. Какого хера? Зачем? Неужели так любит его?

Сел за первый попавшийся столик. Оказалось, что находился среди подружек невесты. Но так и лучше. Вряд ли недотроге сейчас нужны были мои извинения или обещания. Да и вообще какие-то слова. А когда пригляделся получше, то понял, что улыбка на ее лице приклеенная. И в глазах пустота. Ее терзали сомнения. И она, как и я, не знала, что делать. Просто проживала минуту за минутой, не зная, что ее ждет.

Помочь ей я не мог. Если бы я увидел ее до того, как она поставила свою подпись в ЗАГСе, я непременно бы все рассказал Смоленцеву. И плевать, что потом бы все пошло кувырком. Зато никто никого не обманывал бы. А теперь было поздно. И единственное, что я мог сделать, так это попробовать дать время недотроге. Может она смогла бы что-то придумать или на что-то решиться?

Выцепить Смоленцева оказалось не так-то просто. Он не отходил от невесты ни на шаг. Еще эти конкурсы и танцы. Я думал с ума сойду, пока мы не оказались со Смоленцевым и бутылкой вискаря в одной из вип-комнат.

- Обычно, невесту крадут, – пошутил Смоленцев, довольно потирая руки, увидев, как светлая жидкость наполняет высокие рюмки. – Слава богу! У меня уже от этого шампанского голова на части раскалывается.

- Ты любишь ее?

- Кого? Яну?

Я просто кивнул.

- Конечно! А почему ты спрашиваешь?

- Просто, – я пожал плечами. – Хочу знать, правда ли любовь существует? Ну, такая, чтоб до гроба вместе? Чтоб коленки тряслись и чтоб на край света? Чтобы взять и жениться, а потом до самого конца вместе?

Я нес такую ахинею, что сам чуть ли не ржал в голос. Но надо было как-то отвлечь Смоленцева и немного увлечь его виски. Одно радовало, что после шампанского долго Смоленцеву не продержаться. А еще удивительно, что он повелся на мой бред, зная, как я отношусь к этому выдуманному чувству.

- Да хрен его знает, – Смоленцев выпил и закусил долькой лимона. – Она моя. И больше ничья. Только со мной. Только мне. Это особый кайф. Когда до тебя еще ни один хер не был. Когда смотрит в твои глаза и верит только тебе.

Как я и предполагал, что у Смоленцева к Ванили были совсем другие чувства. Свои, нисколько не похожие на любовь, которую воспевают поэты всех времен и народов. И, значит, недотроге светила бурная ночь, если я не помогу ей разобраться со Смоленцевым. И я реально за нее переживал настолько, что даже проигнорировал чувство вины за свой хер, который был там, где мой друг даже в страшном сне не предполагал.

- Даже несмотря на то, что она самая обычная?

- Ты про Яну? Она не обычная! Ты просто ее плохо знаешь. Она невероятная!

Смоленцев пил. Я пил с ним. И чем больше алкоголя было в моей крови, тем хреновее мне становилось. Я понимал, что все неправильно. Что единственное, что я должен просто встать и увести Ваниль подальше от всей этой грязи. Ведь это я заварил кашу, которую глотнули все. Но по непонятной мне причине я продолжал подливать Смоленцеву и заговаривать ему зубы. А когда понял, что Ванька на последнем дыхании, просто отвел его к недотроге.

Она сидела испуганная и несчастная. Как же хотелось подойти к ней и хотя бы поговорить, но я лишь подмигнул ей и ушел. Она снова свой выбор сделала.

Чтобы не думать о Ванили и Смоленцеве, я прихватил первую попавшуюся согласную на все девчонку и увел ее с собой. Правда высадил ее по пути, выслушав песнь о том, что я придурок и козлина. Было наплевать. Даже на то, что я пьяный и за рулем.

Заехав в ближайший магазин и взяв еще бутылку виски, я поехал домой. Пил, пока не заснул. Прямо в кресле.

Это была ужасная ночь. Ваниль не покидала мои сны ни на секунду. Она плакала, смеялась, прижималась ко мне и убегала. Она вымотала меня так, что я проснулся лишь тогда, когда за окном уже было глубокое утро.