- Тогда приезжай, будем целоваться, – облегченно выдохнул Ванька.

Я улыбнулась. Смоленцев ревновал. Неужели он думает, что я могла вот так просто взять и пойти к кому-то? После того, что нам двоим пришлось пережить. Развлечения – это последнее, о чем я думала в тот момент. Но все равно было приятно.

А потом дни потекли более равномерно. Нет, я все так же уставала и приезжала домой, едва держась на ногах. Но наступило какое-то спокойствие внутри. Или апатия. Но я хотя бы перестала плакать. И мы со Смирновой даже пару раз вырвались в кафе. Правда ненадолго и рядом с больницей.

В моей голове начали все чаще возникать вопросы о выходе на работу. Ванька уже чувствовал себя более-менее, но все равно нуждался в посторонней помощи. Обсудив с ним это вопрос, мы пришли к выводу, что немного подождем. Хотя бы до первой операции.

В конце августа Ваньку прооперировали. Прямо на мой день рождения. И, наверное, это был лучший подарок. Потому что наш уже родной доктор Павлов пообещал, что если эта операция пройдет на отлично, и анализы после нее будут отличными, то у моего мужа появятся огромные шансы встать на ноги. Но сначала нужно пережить саму операцию. И вроде я была готова к тому, что мне снова придется несладко, но я даже не представляла насколько.

Новый курс физиотерапии, гимнастика и массажи, и конечно, Ванькины капризы. Мы купили инвалидную коляску, на которую Смоленцев ни за что не хотел перебираться. И только после того, как я разревелась, он молча пересел в нее, правда не без моей помощи. С того дня все врачи и медсестры перестали посещать нашу палату. И нам приходилось ездить на процедуры самостоятельно.

А потом нас и вовсе отпустили домой.

И вроде, говорят, что дома и стены помогают. Но у нас вышло, наоборот. Нет, в квартире мне было легче присматривать за мужем. Я могла даже отвлекаться на свои дела, готовить обед, и даже иногда позалипать в телефоне, но совершенно не знала куда деться от Ванькиных голодных взглядов. И его рук, которые каждый раз, стоило мне приблизиться нагло пытались залезть в мои трусы. Вот так без поцелуев, ласк и прочих нежностей.

- Блять, Ян, я же хочу тебя.

- Хорошо. Вечером, – прошептала я, убирая его руки и сбегая на кухню.

Внутри все тряслось. Это его желание было таким неожиданным. Нет, мы целовались, и в больнице даже позволяли немного смелых ласк, но, оказавшись дома, я вдруг поняла, что не хочу секса с Ванькой. И дело не в том, что я не скучала или устала. Я просто не хотела заниматься этим со Смоленцевым.

Но выбора у меня особого не было. Ванька – мой муж, и мои сомнения мало кого тревожили.

До самого вечера я просто не находила себе места, и придумывала себе кучу занятий.

- Почему мне кажется, что ты меня избегаешь? – пробурчал Смоленцев, когда я выключила свет и забралась под одеяло.

- Потому что я на самом деле нервничаю, – ни сил, ни фантазии на ложь не было, поэтому я выпалила правду, краснея до корней волос, и радуясь, что в комнате темно и Смоленцев не видит моего смущения.

- Это всего лишь я, сладкая, – Ванька потянул меня на себя.

Я распласталась на его теле, краснея еще больше. Я понимала, что эта поза – единственная, что доступна нам на ближайшее время, но отчего-то было стыдно. Раньше мы пользовались ей не так часто, а сейчас, после долгого перерыва в сексе, мне было неловко. Словно я была не с мужем, а с чужим парнем, и не могла расслабиться, даже тогда, когда Ванька притянул меня к себе и принялся неторопливо целовать мои губы, забираясь руками под сорочку и крепко сжимая мои ягодицы. Он стаскивал с меня одежду, не замечая, что я ему нисколько не помогаю. Кажется, даже в нашу первую брачную ночь, да и после нее, я была намного активнее. Втянулась постепенно. Наверное, в состоянии аффекта и от неизгладимой вины за то, что натворила. А теперь все было по-другому. Клянусь, я очень хотела бы ответить Ваньке взаимностью и вернуть все назад, но меня словно парализовало. В тот момент я четко осознавала, что я не то, чтобы снежная королева, я настоящее бревно. И даже когда Ванька насадил меня на свой вздыбленный член, я ничего кроме жуткой боли не почувствовала. Наверное, слишком долгий перерыв. Но и тогда промолчала. Просто позволила мужу направлять мои движения и терпела, стараясь не замечать солоноватый привкус крови от прокушенной губы и своих ледяных рук.

Ванька ничего не понял. Или сделал вид, что не заметил моего состояния. Но как бы там ни было, повторения я не хотела.

- Все в порядке?

- Вполне.

Мы лежали на спине рядом с друг другом в полной темноте.

- Тебя смущает мое состояние? Ну, то, что я не могу вертеть тебя, как мне вздумается?

Все-таки заметил. И голос хриплый от волнения.

- Нет. Это вообще не играет никакой роли. Просто я отвыкла, – впервые в жизни я говорила Смоленцеву правду, но нисколько не жалея об этом. – Моя голова все это время была забита другим, и я жутко устала. Просто так неожиданно. Столько времени прошло…

- Я понял, – холодно буркнул Ванька и засопел. Если бы у него была возможность, он бы точно повернулся ко мне спиной. Но он этого сделать не мог, а я в отличии от него, могла. И без зазрения совести повернулась. Было жутко обидно, что мои желания ему были не интересны. А это было именно так.

Утром, когда мы проснулись, к этому разговору возвращаться не стали и обсуждать то, что произошло ночью – тоже. Просто сделали вид, что ничего не было. Но с этого дня наши отношения стали холодными и натянутыми.

Ванька больше не приставал ко мне. Он слишком много проводил времени в комнате с книгой или зависая в телефоне, а я больше отиралась на кухне. И каждый из нас с облегчением выдохнул, когда Ваньке назначили день операции и его снова забрали в больницу.

Я, конечно, понимала, что мы оба устали и что каждый из нас меньше всего на свете хотел обидеть другого, но и улыбаться сквозь зубы, тоже был не вариант. Понимание всего этого возрастало в сто тысяч раз, когда Ваньку подготовили и повезли в операционную. Не могла я из-за своей усталости и нервозности отпустить его за те двери, из-за которых приходили не всегда хорошие новости.

Уже почти в самый последний момент я взяла своего мужа за руку и прислонившись к щеке прошептала:

- Что бы ни случилось, я всегда буду с тобой! Просто там держи меня за руку и не отпускай! И помни, что я тебя люблю, Смоленцев.

Я нисколько не врала. Я его любила так, что случись с ним что-то, я от горя взвыла бы. Просто эта любовь была другой. Но на тот момент Смоленцеву об это знать не стоило.

- Я всегда знал, что не ошибся в тебе, сладкая. Ни за что не отпущу! – он в нежном жесте потрепал меня за макушку, улыбнулся и позволил врачам увезти себя.

А потом были долгие томительные часы ожидания. Но в этот раз было не так страшно. Тем более что со мной были родители, Ванькина мать, и даже Смирнова. Она решила приехать и поддержать меня в трудную минуту.

Операция прошла хорошо. Только восстановление было опять не из легких. Все вернулось на прежние круги и, если бы не свекровь, у которой наконец-то выпал по графику отпуск, я бы сошла с ума. В этот раз точно.

Почти три недели мы дежурили с ней поочередно. А потом, идущий на поправку Ванька, позволил нам вообще взять перерыв и посещать его только по необходимости. А на остальное время нанять сиделку.

Я спорить не стала. Слишком устала от больницы и этой бесконечной суеты. Тем более на носу была первая сессия на заочке и нужно было готовиться.

Ванька шел на поправку. Результаты после проведенной операции были ошеломительными. И чтобы не упустить полученной эффект, моему мужу нужна была срочно еще одна операция. Дорогостоящая. В Германии. И это было нашим проклятьем. Потому что денег на нее не было и брать их было неоткуда.

Ванька радовался хорошим анализам. Но совершенно не мог справиться с собой, когда заходил разговор о последующем лечении. Я не могла слушать его нытье, и сбегала от него при первой же возможности. Он отказался переезжать домой, оплатив себе оставшимися деньгами палату. В наших отношениях наступила тьма. Я не знала где взять денег, причем в такие короткие сроки и такую огромную сумму, которая бы покрыла расходы на его транспортировку, операцию и дальнейшую реабилитацию.