Да уж. В это ей было совсем не трудно поверить.

– А другие мальчики? – спросила она.

Туссен улыбнулся, и Шарлотта впервые заметила намек на тепло в его холодном взгляде.

– Рэм был таким же изысканным и сдержанным мальчиком, каким стал мужчиной. А Кит, – он наморщил лоб, – был так же силен в своих убеждениях, как и физически.

– Там был еще и четвертый, – сказала Шарлотта. – Тот, которого убили во Франции.

– Дуглас Стюарт, – кивнул Туссен, и на лице его отразилась невыразимая печаль.

– Кит сказал однажды, что Дуглас был их сердцевиной. Он цементировал их всех. Он, должно быть, был незаурядным человеком.

Туссен нахмурился, как будто вызывая в памяти образ, который соответствовал бы такому определению.

– Незаурядным? Ну-у, не знаю. Он был довольно умным мальчиком. Спортивным, как все они, но не самым лучшим в спорте. Гордым. Искренним. Правда, искренность едва ли является важным качеством для того, чтобы быть лидером.

Шарлотта никогда не слышала, чтобы Рэм или Кит говорили о Дугласе Стюарте иначе, чем с глубоким уважением.

– Не понимаю, – сказала она.

– Ну что ж, Рэм имел хорошие манеры и самообладание. Кит обладал силой и решительностью.

– А Дэнд?

– Дэнд был самым сообразительным. И имел обаяние. Но он имел и более темную сторону также, которую даже самые лучшие из них находили привлекательной. Дуглас же не имел... ничего. – Трудно сказать, что за странное настроение заставило Туссена разговориться, но оно так же внезапно прошло, как и появилось. – Ну довольно. Все это было и прошло и едва ли теперь имеет значение. Сейчас имеет значение то, что, судя по вашим словам, Дэнд готов помочь вам в осуществлении вашего плана. Каким образом?

При этих словах у Шарлотты вспыхнули щеки, и она была рада тому, что в душной комнатушке довольно темно.

– Брат Туссен, – сказала она – у вас и без того уже совесть неспокойна. Давайте не будем подвергать ее дальнейшему испытанию. Будьте уверены, что помощь Дэнда не причинит мне никакого вреда и лишь придаст правдоподобие тому, что я принадлежу к числу женщин, которых можно скомпрометировать, ничем не рискуя.

Туссен сердито нахмурился.

– Но, дитя мое...

– Я говорю о правдоподобии, брат Туссен, а не о достоверности.

Северная Шотландия,

Рождество 1788 года

– Не для того я спас тебя и не дал перерезать тебе горло, чтобы тебя пристрелила милиция. Не имеет значения, что говорит Джефф. Я своими глазами видел, как по большому северному тракту движутся походным маршем красные мундиры. – Человек с бычьей шеей и сальными волосами, приподнявшись на цыпочки, выглянул из-за густой живой изгороди, обрамлявшей дорогу. Ничего не увидев, он снова опустился на полную ступню и, оглянувшись, с двойственным чувством взглянул на мальчика. – Пора смываться отсюда, а я едва ли смогу далеко убежать, таща за собой парнишку. Было очень приятно быть твоим наставником и компаньоном, молодой джентльмен, но пришло время расстаться. – Он близоруко щурился и как будто улыбался. Только после месяца пребывания в обществе Тревора мальчик понял, что эта гримаса на его физиономии была самым сильным внешним проявлением привязанности, на которое был способен этот вор, контрабандист и, вполне возможно, убийца. – У тебя весьма ловкая рука для воровства и вскрытия замков, а это может пригодиться в будущем. Но не сейчас. Такие юные и деликатные парнишки, как ты... – Он не закончил фразу и покачал головой. – Жизнь грабителя с большой дороги тебе придется не по вкусу. Нет. Лучше отправляйся-ка ты в монастырь Сент-Брайд, чем ловить удачу здесь. Настоятель монастыря раз в две недели по средам проезжает этой дорогой из города. Скоро он должен появиться.

– Не хочу я идти в монастырь. Тревор кивнул:

– Ясное дело, не хочешь. Но тебе больше некуда идти, а отец настоятель не самый плохой из людей Божьих. К тому же в монастыре есть и другие мальчишки вроде тебя. Тоже сироты.

Мальчик не сказал ни слова.

– Знаешь, – задумчиво произнес Тревор, – ты мог бы сказать мне, кто ты такой, а я, возможно, отыскал бы людей, которые разыскивают тебя.

– Я уже говорил, – сказал, вздохнув, мальчик, – что я из династии Бурбонов, но поскольку твой приятель утопил всех, кто мог бы подтвердить мою личность, и оста вил меня без гроша и без документов, подтверждающих мои слова, мне придется еще долго оставаться в числе пропавших без вести.

– Ну ты и нахал, – фыркнул Тревор. – Именно это тебя и спасло. Ты смешил Черного Сэма своими россказнями о благородных джентльменах и дворцах, и он решил оставить тебя в живых. А что касается того, кто ты такой... ну что ж, если ты думаешь, что существует человек, которого ты сможешь найти, то ты, наверное, сделаешь это и без моей помощи.

– Ты хорошо ко мне относился, Тревор, – сказал парнишка. – Спасибо, что не убил меня.

Тревор снова пристально посмотрел на него и вздохнул.

– Таким мог бы быть мой собственный сын: умелые руки и упрямство, как у грешника, вымаливающего прощение. И конечно, умение поддержать компанию. Я не считаю себя умным человеком. Но кое-чему в этой жизни я научился. Хочу поделиться с тобой тем, чему научился. Можешь воспользоваться этим, а можешь плюнуть и растереть, но ты это выслушаешь. Не имеет никакого значения то, кем ты был до того, как тебя море выбросило на эти скалы, где я тебя нашел. Кем бы ты ни был во Франции, тот человек умер на этом берегу.

Мальчик кивнул. Даже если он испытывал враждебность по отношению к этим людям – в том числе и к Тревору, – которые лишили его блестящего будущего, он это тщательно скрывал.

– Не будь дураком, парень. Их и без тебя слишком много на свете. Шевели мозгами. Можно провести всю жизнь, оплакивая то, чего никогда не получишь, а можно взять свое. У тебя хорошо подвешен язык, и ты, если захочешь, умеешь добиться своего. Распорядись с умом тем, что имеешь и чего не отобрали у тебя ни море, ни контрабандисты. Не забывай о том, чему я тебя научил. Ты... – Услышав ржание лошади, Тревор остановился, не договорив фразу. Он присел за изгородью, крепко сжимая плечо мальчика. – Это повозка настоятеля. Давай. Выходи на дорогу и помаши рукой, чтобы он остановился.

– Но...

– Ради Бога, парень, – в отчаянии прервал его Тревор. – Я совершил одно доброе дело в жизни, когда подобрал тебя на берегу. А теперь дай мне совершить второе. Кто знает, может быть, в день Страшного суда этого будет достаточно, чтобы я смог проскользнуть в ворота.

По лицу мальчика расплылась широкая улыбка.

– По правде говоря, я сильно сомневаюсь в этом, – сказал он и, больше ни разу не оглянувшись, выбрался на грязную дорогу, посигналил приближающейся повозке.

Калхолланд-сквер, Мейфэр,

18 июля 1806 года

– Что за вздор! – воскликнул Дэнд, стоявший рядом с Шарлоттой, которая, уютно устроившись в кресле, вышивала фиалки на новенькой наволочке.

Ее дворецкий провел его в маленький, обнесенный стеной садик. Как она и предполагала, Дэнд возвратился утром с запиской для Туссена. Как она и ожидала, его совсем не обрадовало, когда она сказала об изменениях в плане. Она не ожидала лишь, что его реакция будет столь бурной и будет столь сильно отличаться от его обычного сдержанного поведения. По правде говоря, она с трудом узнавала в этом незнакомце самоуверенного и невозмутимого проказника, которого, как ей казалось, она знала. Обычное ироничное выражение его лица стало угрожающим, а поза воинственной.

– Это не вздор, – спокойным тоном ответила она. – И перестань вести себя по отношению ко мне словно чересчур заботливый старший братец.

– Смею тебя заверить, – сказал он низким бархатистым голосом, который заставлял ее нервничать, – что мои эмоции сейчас очень далеки от братских.

Она судорожно глотнула воздух, не желая поддаваться запугиванию.

– Было бы намного легче для всех нас, если бы ты напомнил себе, что у нас есть цель, которой мы должны добиться.