– Какое яркое описание событий, Шарлотта! Тебе, пожалуй, стоило бы написать какой-нибудь остросюжетный готический роман, по которым все с ума сходят.

Она пропустила его слова мимо ушей.

– Однако вот он ты, тут как тут, собственной персоной, спокойный и равнодушный, несмотря на все, в чем тебя подозревают. Как тебе это удается?

– Меня утешает то, что я знаю: я не делал ничего из всего, что ты здесь перечислила. У меня действительно есть совесть, Лотти. И хотя она не такая уж безупречно чистая, я не виновен в попытке убийства моих бывших товарищей. А кроме того, за меня мог бы поручиться отец Таркин.

– Да, но ты давно покинул монастырь Сент-Брайд. Люди меняются. Откуда мне знать, что ты невиновен? – Он настороженно взглянул на нее, а она продолжала: – Я никогда не видела человека, который утверждал бы, что он викарий Тоустер. Его может опознать только Хелен. Лично мне известно лишь, что ты по-прежнему намерен ничего не рассказывать своим бывшим товарищам. Или моей сестре. Возможно, для этого есть основания.

Он даже не потрудился ей ответить. Его распахнутая на груди рубашка чуть съехала набок, приоткрыв гладкие мышцы загорелого плеча. На несколько дюймов ниже должно было находиться позорное клеймо в виде розы. Сама она никогда не видела его, но обе ее сестры рассказывали о том, какую памятную метку оставил палач из темницы Ле-Монс на теле их мужей и Дэнда Росса.

Она наклонилась, почти прикасаясь губами к его уху. От него исходил запах чистоты: мыла и камфоры. Он даже не оглянулся. Он был слишком самонадеянным. Ни одному светскому мужчине никогда не позволялось быть с ней слишком самонадеянным. Однако Дэнду Россу, судя по всему, до этого не было дела. Ей вдруг захотелось поставить его на место.

– А кроме того, – прошептала она ему на ухо, – ты в течение нескольких месяцев после эпизода с Хелен и шпагой не появлялся в Лондоне. Может быть, ты поехал во Францию, чтобы оправиться после раны? Возможно, – сказала она, наклоняясь над его плечом, – у тебя здесь есть метка?

Ее рука скользнула по его плечу, но не успела она опомниться, как он схватил ее за запястье и, перекинув через плечо, бросил к себе на колени. Она с изумлением взглянула в его потемневшее и ставшее каким-то чужим лицо. Ее руку он держал на отлете стальной хваткой.

У нее по спине пробежал холодок страха. Она и не подозревала, что он такой сильный и может так быстро двигаться. И что он может испепелять ее взглядом.

Она немедленно принялась высвобождаться из его рук. Он с унизительной легкостью пресек ее попытки. Жар его тела проникал в нее в самых неподходящих местах, возрождая, казалось бы, давно утраченную способность краснеть. Правда, он этого даже не заметил.

– Ты и впрямь думаешь, что я убийца? – Судя по его голосу, ситуация перестала его забавлять. – А если это так, то неужели ты действительно хочешь играть в эту игру со мной?

Шарлотта поежилась в объятиях Дэнда, впервые почувствовав, что по-настоящему его боится. С ней еще никто и никогда так грубо не обращался. Никогда. Она отвернулась, чтобы он не заметил, как она потрясена.

– Дэнд?..

Он сразу же ослабил хватку.

– Пусть это научит тебя, моя девочка, не тянуть свои шаловливые ручки к кому попало.

Разве она тянула к нему шаловливые ручки? Она сказала себе, что дрожь и затрудненное дыхание объясняются только тем, что она испугалась и что он не будет ее уважать, если заподозрит, что какая-то насмешка или прикосновение могли так сильно на нее повлиять.

– Мои действия едва ли можно назвать бесчинством.

– Все зависит от того, как на это посмотреть. Бесчинством, знаешь ли, называется все то, что таит в себе угрозу.

Она не поняла. Пошевелившись, она почувствовала, какое твердое у него тело, как сильны его руки, все еще сжимавшие ее, и ощутила биение его сердца. Ей казалось, что в тех местах, где ее кожа соприкасается с ним, ее словно бы слегка покалывают тысячи крошечных иголочек. Однако страх прошел, и она почувствовала себя теперь... в безопасности? Да. Защищенной.

Давненько она не чувствовала, чтобы кто-то надежный стоял между ней и тем, что ей угрожало. Это было приятное чувство, хотя и иллюзорное. Она, конечно, не сомневалась, что Дэнд счел бы своим долгом вмешаться, если бы она оказалась в опасности, но он редко бывал в Лондоне, а следовательно, редко был в состоянии защитить ее. Пришлось бы ей самой защищать себя, как она это делала уже многие годы.

Но она могла насладиться несколькими мгновениями иллюзии. Что в этом плохого?

Откинув голову ему на плечо, она заглянула в его карие глаза – непостижимые, бездонные. Несмотря на грубую одежду, его тело было чистым, а здоровые волосы блестели. Его верхняя губа имела форму лука, а нижняя тоже была изогнутой, хотя и твердой. Такие губы могли принадлежать человеку чувственному. – На самом деле я не думаю, что ты убийца.

– Твои слова очень меня утешают. А теперь убирайся с моих колен, пока не измяла мне панталоны, – приказал он каким-то странным хриплым голосом и поставил ее на ноги.

Она отступила на шаг, чувствуя себя отвергнутой и ругая себя за то, что это чувствует. Ей хотелось что-нибудь сказать, чтобы скрыть свое смущение.

– Почему бы тебе не сказать Рэму и Киту, что ты их не предавал? – спросила она. – Отец Таокин не стал бы возражать.

– Потому что я проработал слишком долго и сделал слишком много... – Он вдруг замолчал, потом продолжил нарочито беззаботным тоном: – Если бы Кит и Рамзи узнали, что я остался, чтобы продолжить работу, – а именно так оно и было, – то они сломя голову примчались бы назад с пистолетами в руках и обнаженными шпагами, чтобы помочь мне, независимо от того, требовалась ли мне их помощь или не требовалась. Сочли бы это делом чести. Как всегда.

Шарлотту не обманули его слова.

– Ты их защищаешь.

– Нет, – сказал в ответ Дэнд. – Я защищаю то, чего я... чего мы так долго стремились достичь. У меня нет желания провести остаток своих дней, скитаясь по Франции, пусть даже это очаровательная страна.

Он поднялся с кресла и прошел мимо нее к окну, выходившему в небольшой парк. Заговорив, он снова удивил ее:

– Ты остригла волосы.

Она прикоснулась рукой к копне подстриженных рыжих кудряшек.

– Да. Ну и что?

– Они придают дерзкий вид. Непристойный.

– Непристойный? – Она рассмеялась, потому что было забавно слышать такие ханжеские высказывания от Дэнда Росса. – Не думаю, чтобы в прическе было что-то непристойное. Возможно, она несколько экстравагантна.

– Ты хочешь казаться экстравагантной? – спросил он, продолжая смотреть в окно. – Аббата это обеспокоило бы.

– У аббата не так уж много агентов, готовых исполнять его приказания, чтобы он мог быть слишком разборчивым. А я работаю хорошо. Ты не можешь этого отрицать.

– Ты мне это неоднократно говорила. Боюсь, что аббат тоже, – ответил он. – Должен ли я предполагать, что эти новые ухищрения каким-то образом позволят тебе принести еще большую пользу матушке церкви?

– И Англии тоже, – добавила она.

– Значит, благодаря своенравию тебе и удалось проложить свой путь от простой посредницы до твоего нынешнего статуса настоящей разведчицы?

– Это очень практично, не так ли? Чем более дерзкой является проделка, в которой я участвую, тем больше информации я получаю. А чем больше я знаю, тем проще мне получить дополнительную информацию. – Она вдруг нахмурилась. – Почему ты говоришь об этом неодобрительно?

– Разве я говорю неодобрительно? – спросил он и даже улыбнулся. Только улыбка получилась какая-то невеселая. – Я всего лишь беспокоюсь о твоем благополучии. Видишь ли, я поклялся твоей семье, так сказать, взял на себя пожизненное обязательство, не щадя своей жизни, защищать, если в этом возникнет необходимость, твою очаровательную шкурку.

Но поскольку я чрезвычайно люблю собственную жизнь, какой бы скверной она ни была, я подумал, что, возможно, будет достаточно просто погрозить тебе пальцем, пока ты действительно не попала в какую-нибудь беду. Спасение прекрасных дам, попавших в беду, требует слишком много времени.