Его плотное тело было усеяно многочисленными шрамами, особенно много их было на грубом негроидном лице, но они не отталкивали. Мужчину шрамы украшают, а не уродуют, так считала не только она, но и все девушки того времени. Сейчас, когда он спал, не видно было его удивительно умных, всё понимающих глаз.

Когда она смотрела в них, она не видела страшного унгана, вождя и царя Судана, в этих глазах плескалась насмешка, ирония, и странная, просто болезненная, горечь. Он смотрел на неё, даже не изучающе, как в первый раз, когда увидел, а словно говоря: «Что, пришлось выйти замуж? А ты не хотела! Ты не пожалеешь, если будешь любить меня».

И она страстно хотела его любить. Всё то, чему её учили, что пытались внушить, пока она ехала сюда с немецким офицером по бескрайним просторам с её родины, всё напрочь вылетело из головы. Пусть они все замолчат, она стала царицей, а остальные — только пыль под ногами её мужа, И она будет полностью соответствовать своему статусу, и пусть только попробуют её обмануть, или её драгоценного мужа.

Зря, что ли, её учили в султанском дворце разным наукам, а не только петь, музицировать и вышивать, что положено уметь благородной девушке. Она много знала, была умна, прилежна и настойчива. У неё появилось будущее. А если у девушки появляется будущее, как говорила почтенная Айра-ханум, то нельзя упускать его, ни в коем случае. Ведь жена сильна мужем, а он — сильным тылом, и она ещё сумеет показать себя.

Ведь она единственная жена, и ей ни с кем не придётся делить своего мужа, нашёптывая ему в ухо после сладких утех разные гадости про других жён, он будет целиком в её женской власти. И ложе он будет делить только с ней, а значит, не нужно придумывать различные ухищрения, чтобы, раз за разом, завлекать его в свою постель, отбивая право ночи у других, менее искусных в деле ночных утех, жён.

К тому же, у Иоанна, Ио, так она будет его ласково называть, не было матери, а значит, ещё один подводный камень будет отсутствовать на её пути по овладению сердцем мужа, и он постепенно будет плавиться в её нежных руках, как мягкая глина в руках искусного гончара.

Оооо, тогда она покажет всему миру, кто такая Анна Суданская. Трепещите враги, она отомстит за всё, и вместе с мужем захватит полмира, чтобы царствовать в нём. Жаль, что Турция так и останется вдалеке, но всех своих врагов она всё равно уничтожит. Её муж — Великий унган, и она отравит всех, до кого не сможет дотянуться с помощью кинжала или пули, а пока…

— Любимый, — она осторожно коснулась груди своего повелители.

— А? Что? — очнулся её муж, — Анна, что ты хотела?

— Мой повелитель, я уже привела себя в порядок, не хочешь ли ты продолжить со мной взрослые утехи, и снова взять меня, как жену?

— Ааа, но… Тебе не будет снова больно?

— Нет, мой повелитель, я предназначена тебе, мне не больно, всё заживёт, ведь у нас с тобой сегодня первая брачная ночь, и я хочу, чтобы ты запомнил её на всю жизнь. О, как ты силён… мой мужчина, ты хочешь меня?

Трудно отказать молодой жене в такой просьбе, и Мамба не был исключением и продолжил то, что, вроде как, полчаса назад закончил. Анна старалась, старался и Мамба, и ещё через полчаса они, устав, откинулись на мягкие подушки и плотную простыню, постеленную поверх большой и низкой кровати.

Мамба снова заснул, а молодая жена, погладив его, приклонила на его безволосую чёрную грудь свою голову и заплакала. Слёзы мягко скатывались по её нежным щекам, постепенно стекая на грудь спящего мужа, который не замечал их, и испарялись, оставляя на его коже еле заметные белесые следы.

Она оплакивала своё девичество и свою судьбу, страшась будущего, и, в то же время, стремясь туда попасть, не оставаясь на обочине жизни. Она так и заснула на его груди, не переставая плакать, пока крепкий сон не смежил её веки с длинными густыми ресницами.

Она и не слышала, как Мамба, только притворяющийся спящим, осторожно провёл рукой по её русым волосам, аккуратно расправляя их длинные тонкие локоны. А потом, осторожно смахнув с щёк чистые девичьи слёзы, ставшей женщиной девушки, поцеловал её в макушку своими большими губами, прошептав «спасибо».

На следующий день после свадьбы я занялся текущими делами, и в голову мне пришла совершенно неожиданная мысль, видно, голова стала лучше работать, как только напряжение было снято, да и после женитьбы у меня словно гора с плеч свалилась.

Я вызвал Аксиса Мехриса и предложил ему найти строителей для возведения еврейской синагоги. Для чего это мне было надо? А для того, что я понимал, если опираться только на коптов, Африку мне не удержать, а ведь здесь всё рядом, и центр ислама, и центр христианства. И евреев полно, бедных в основном, но сегодня еврей бедный, а завтра уже — богатый и известный.

Я не Александр III, который наворотил дел с евреями, неизвестно зачем, и не смог довести экспансию России в Китае и Корее до конца, а ведь какие шансы были! Последствия этой непродуманной политики и пожинал сейчас Николай II.

Да, Александр III не вёл войн, но с его молчаливого согласия был запущен демон революции, который привел к гибели его отца, Александра II, собиравшегося жениться на Екатерине Долгорукой. Потом всё резко затихло, и этой свадьбе не суждено было состояться. С чего бы вдруг, так резко? А Александр III решил сблизиться с Францией, которая, в конце концов, предала Россию, самым гнусным образом, но он этого уже не увидел.

Но дело не в этом. В Хартуме уже была мечеть, сейчас добавилась коптская церковь, и вот теперь решено было построить ещё и синагогу. Мне нужно было управлять всем этим сборищем племён и народов, иначе я не продержусь и пяти лет. Свобода конфессий и вероисповедания — это очень сильный ход.

А там уж, пусть представители этих конфессий начинают бороться между собой, за влияние на меня и на государство. А я буду арбитром, каждому по труду, каждому по способностям и по вкладу в общую победу. Всё по-честному, почти!

Вызванный Аксис Мехрис вначале неподдельно удивился моему желанию, но, подумав, только поприветствовал его. Через свои связи, он сообщил об этом всем евреям, проживающим на территории Абиссинии, Судана и Египта.

Многие из них не афишировали, что исповедовали иудаизм. Получив, через Аксиса Мехриса, такое необычное предложение, они отреагировали должным образом, и вскоре у меня появились их представители, готовые обсудить вопрос заселения моих территорий и постройки синагоги.

Междуречье Белого и Голубого Нила активно заселялось, многие на свой страх и риск направлялись по Нилу дальше, в сторону озера Виктория. Но здесь уже царствовала муха це-це, со всеми вытекающими неприятными последствиями.

Самые благоприятные для проживания территории располагались на юге Африки, но они были заняты бурами и англичанами, и ими распоряжаться я пока не мог. Оттого и приток населения был очень маленьким. Домашний скот был представлен, в основном, козами и свиньями, и я ждал паровые трактора из Америки, для распашки целины.

В конце 1900 года ко мне приезжал Владимир Шухов, создавший завод по переработке нефти в Баку, в том числе, и по моим советам. Он приехал специально ко мне, чтобы узнать больше о нефтепереработке. Пришлось ему рассказывать о способах использования мазута, бензина, керосина и разъяснять, чем авиационный керосин отличается от обычного, и как улучшить крекинг нефти и выход конечного продукта.

Слово авиационный, он естественно, не знал, но с интересом слушал и записывал в свою тетрадку все сказанное. Особенно, его заинтересовали мои слова о паровых двигателях на мазуте, который был намного выгоднее угля.

Это преимущество наиболее было заметно на корабельных двигателях. Его резонные замечания, что многие двигатели на мазуте плохо работают и быстро выходят из строя, были мною учтены. И я попытался объяснить ему, почему это происходит.

У отца был дизельный Форд Фокус, и все его разговоры о двигателе сводились к форсункам и топливной аппаратуре. То же я сказал и Шухову — дело в качестве и продуманности конструкции форсунок и всей топливной аппаратуре. Исписав всю тетрадку, Шухов уехал, оставив мне партию новых миномётов, с которыми он и прибыл ко мне.