Столпившиеся в ожидании разгрузки на его палубе солдаты, от неожиданного удара, резко попадали в воду. Многие бросились к подвешенным на балках шлюпкам. Началась паника. Если бы не продолжающаяся атака мамбовцев, большинство солдат бы спасли, а панику, задавили бы в зародыше, но….

Но никто не собирался давать им такого шанса. Две тысячи отборных мамбовцев, стреляя со всех сторон, начали выдавливать английский десант, как крем из алюминиевого тюбика, постепенно отбрасывая из города в порт, окружая их по частям и расстреливая из ручных пулемётов и винтовок.

Таких организованных действий и напора от негров не ждал никто. Ведь у англичан ещё не было такого оружия, а тянуть за собой станковый пулемёт, больше напоминавший орудие на лафете с большими колёсами, было проблематично, да и спешка разгрузки сыграла свою роль, не все пулемёты были выгружены на берег.

Отступление к пристаням десанта начало зарождать панику, а там продолжали сходить всё новые и новые бойцы, почти сразу вступая в бой, не успев толком разобраться, что происходит.

Англичане занимали оборону на берегу, бестолково топчась на месте и пытаясь спрятаться от пуль, летавших повсюду. Оказавшись хорошей мишенью, они попали под шквальный огонь из ручных пулемётов и начали массово погибать, продолжая метаться из стороны в сторону, под пулемётным огнём.

Картина только что погибшего военного транспорта и гибнущих сослуживцев деморализовала солдат, многие из которых больше уже не помышляли о битве, а думали только о том, как бы скорее спасти свои шкуры.

Последнюю каплю в это море безысходности добавили новые отряды воинов Ярого, которые буквально ворвались в город, а затем и в порт, прибежав из саванны. На их копьях, которые они предусмотрительно захватили с собой, торчали отрезанные накануне головы несчастных португальцев, погибших в предыдущей битве.

Это зрелище окончательно сломило дух тех, кто ещё держался в бою. Англичане, создавая давку, наступая друг друга, бросились обратно к пароходам. Люди сталкивались, боролись, падали в воду, барахтаясь в ней и путаясь в одежде. Многие утонули рядом с пристанью, не в силах плыть из-за навешанного на них снаряжения, оружия и тяжёлых ботинок, которые не было времени снять.

Шок, ужас и трепет творили сейчас историю на пристанях Луанды. Отчаянно работая «Полный назад» двигателями паровых машин, военный транспорт, не дожидаясь всех солдат, стал уходить из акватории порта. Вслед неслись пулемётные очереди и ружейный огонь. Пули, попадая в тонкие металлические листы, оставляли многочисленные пробоины в бортах и деревянных надстройках пароходов.

На пристань выкатили батарею из четырёх горных пушек, которые прятали в одном большом подвале дома мэра Луанды. Эта батарея прямой наводкой открыла огонь по уходящим из бухты пароходам. Одним из выстрелов была сбита труба на транспорте, а второй снаряд смог попасть в машинное отделение другого парохода. Оттуда вырвался густой столб белого пара и раздался истошный визг заживо сваренных людей.

— Открыть огонь на поражение, — приказал командир флагманского крейсера Нил Волверст, глядя на онемевшее лицо генерала Робертсона, бессильно наблюдавшего, как бездарно погибает на берегу и в бухте его пехотная дивизия.

— Но там же ещё остались наши солдаты! — проговорил старший помощник крейсера «Эдинбург».

— Мы помолимся за них в церкви, Рейнолд, — ответил ему Волверст, — там нет живых, они уже все мертвы, даже если пока дышат, — и он глазами показал на пики с насаженными на них мёртвыми головами, которые держали негры на берегу.

Канониры всех крейсеров также получили команду на открытие огня. Приникнув к прицелам и дальномерам, они досылали вручную, или с помощью механизмов, снаряды в орудийный ствол, захлопывали замок и производили выстрелы.

Первые снаряды частично ушли вверх, частично попали в недалёкий берег. Поняв, что сейчас их будут расстреливать из орудий, с пристаней сбежали все, кто там находился, и, спрятавшись за уцелевшими зданиями, наблюдали оттуда за крейсерами.

Но англичане на этом не успокоились. Получив однозначный приказ, экипажи крейсеров посылали в город снаряд за снарядом, стремясь разрушить его до основания, а когда там не осталось ни одного живого места, стали расстреливать его окрестности, разнося всё в пыль и уничтожая всё живое, до чего могли дотянуться корабельные орудия.

Расстреляв весь свой боезапас и уничтожив порт практически полностью, пароходы попытались выгрузить оставшихся на них солдат в другом месте, переправляя на берег с помощью шлюпок и наспех сделанных плотов. Но и здесь потерпели неудачу.

Как только большая часть солдат оказалась на берегу, их атаковали прятавшиеся неподалёку негритянские воины. С берега засвистели небольшие мины, обрушившись на беззащитные пароходы, и так уже немало пострадавшие. Фугасные мины, взрываясь рядом с пароходами, или попадая непосредственно в них, породили многочисленные пожары, охватившие все транспорты, намеревавшиеся выгрузить остатки пехотной дивизии.

Несмотря на отчаянно сопротивление обречённых на смерть и запоздалый огонь крейсеров, англичане были полностью уничтожены. До пароходов добралась лишь малая их часть, остальные погибли в бою, либо утонули. Всех выживших подобрали. И крейсера, вместе с транспортами, которых стало в два раза меньше, отправились в обратный путь, даже не пытаясь выловить трупы своих бесславно погибших солдат, спешно покидая негостеприимный берег.

Расстреляв весь боезапас и вспахав снарядами место неудачной повторной выгрузки, они так и не нанесли никакого существенного урона атаковавшим их войскам чернокожего царя, и ни с чем отправились восвояси.

Позднее это сражение было названо «Позор в Сан Паулу».

Ричард Вествуд поднял свою тяжёлую и гулкую, как чугун, голову. Мысли в ней шевелились вяло и сумбурно. Сознание периодически ускользало от него. В голове роился калейдоскоп разных мыслей, но ни одну из них нельзя было назвать здравой, скорее, они были мыслями сошедшего с ума человека. Но Ричард Вествуд, к сожалению, с ума не сошёл. И он это, к своему ужасу, понимал. Ощущение своего тела к нему вернулось примерно три дня назад, когда в голове стали появляться мысли. До этого момента там царил полный хаос.

Ему периодически приносили еду и питьё. Вот только оно, с недавнего времени, изменило свой вкус. Раньше от приносимой ему воды немел кончик языка, а сейчас он горел, как в огне. Ричард Вествуд не обращал на это внимание раньше, не стал обращать внимание и сейчас. Ему давно уже было всё равно. Он с трудом помнил, кто он, своё имя и фамилию. Всё, что происходило с ним раньше, было таким далёким и несерьёзным, что он даже не верил, что когда-то прожил такую насыщенную разными событиями жизнь.

То, что он испытывал сейчас, казалось ему окончанием жизни. Он, будто бы, попал в ад. В свой личный, строго индивидуальный ад, в котором, персонально назначенные по его душу, черти приготовили определённый набор мук, которые он последовательно проходил, раз за разом.

Тихо скрипнула хлипкая дверь, прикрывавшая вход в убогое глиняное жилище, в котором он обитал. Его руки были свободны, но он не хотел бежать. Бежать было некуда, да и зачем? Когда у тебя нет сил уже ни на что, свобода не нужна. Даже жить у него не было сил. Он не жил, он существовал!

Вествуд поднял голову и посмотрел в ту сторону, где стоял тот, кто тихо зашёл, посетив его личный ад.

— Аааа! — губы пленника изобразили слабую улыбку, — вот кто ко мне пожаловал! Господин главный чёрт!

В дверях стоял невозмутимый Палач, с дочерна загоревшим сухощавым лицом, покрытым коротко подстриженной бородой, состоящей из волос, похожих на жесткую проволоку. Азель всегда ругалась, когда он, забывшись, тёрся об неё своим лицом, надеясь на ответную ласку.

Мысль промелькнула и исчезла, оставив после себя лишь мимолётное сожаление. Он пришёл сюда не просто так посмотреть на полубезумного пленника. Иоанн Тёмный изъявил желание посетить уже никем не охраняемого пленника, которому последнюю неделю давали неизвестный Палачу отвар, приготовленный лично Мамбой.