– Нет. Я не собираюсь уподобляться таким, как ты. Мне до тошноты противно знать, что в нас течёт одна кровь. Она и есть грязь, которую нужно истреблять. Мы несём с собой только смерть, считая, что власть – это лучшее, чем мы можем обладать. Нет, я добровольно не собираюсь вступать к вам. Это всё идиотизм, и даже не секта. Это больное восприятие своего величия, что мне претит. Делай что хочешь, но ты не получишь меня, – цежу я.

– Ох, какая досада, – усмехается он. – Но я это предполагал. Ты же поддался страсти с моей шлюхой, которую я заставил тебя соблазнить. Теперь ты желаешь быть другим, только вот уже слишком поздно. Стэнли!

Поворачиваю голову и наблюдаю, как младший брат тащит за собой избитую до крови Молли. Наши глаза встречаются, и в её вижу такую боль и мольбы о прощении, и я совсем не зол на неё. Мне страшно за ту, кого я всю жизнь пытался уберечь. Мне страшно осознавать, что они могли с ней сделать. Мне жутко от мыслей, насколько в их мире стёрта грань родства. Насилие. Я знаю, что она увидела этот ужас вновь.

– Отпусти её, – рычу я, дёргаясь, отчего цепи звенят.

– Прекрасная жертва, ты так не считаешь? – Ехидно произносит Нейсон.

– Отпусти! Откуда в вас столько ненависти к своим детям? Откуда столько желания наблюдать за изнасилованием? Эта сука, которая сейчас стоит на коленях, заслуживает гореть в вашем праведном огне, а не Молли! Твой брат её насиловал, а вы все это поощряли! Сволочи! Отпусти! – Кричу я, пытаясь выбраться из оков, пока Стэнли с улыбкой толкает на пол сестру. Её рот заклеен скотчем, один глаз заплыл, а вся одежда разорвана. Ненавижу!

– Ошибочка, сынок. Это я её насиловал, понимаешь? Это заслуга не моего идиота брата, он лишь подготовил её для меня, а потом я насиловал ту, что нагуляла моя супруга! Это я сделал! Я! – Он смеётся как безумный, разрушая все мои понятия о нормальной жестокости, превращая это понятие в нечто жуткое и невероятно безобразное. И в глазах Молли я вижу подтверждение, это было недавно. Сегодня. Я не смог её уберечь! Чёрт!

– Ну так что, Эйс, ты уже изменил своё решение? Готов вступить в Орден? Не смотри на неё, поверь мне, скоро ты не будешь помнить ни о чём, даже о жалости и нежности. У тебя будет одно желание – власть. Начинайте, – он кивает кому-то, и несколько мужчин отделяются от толпы. Тот, кого я считал Нейсоном, а на самом деле Таддеус, достаёт из футляра шприц, как и ещё один мужчина делает то же самое.

– Я убью вас! Только посмейте! Ты считаешь, что сможешь затмить мой разум? Нет! У меня есть причины, чтобы не дать тебе того, чего ты так хочешь! Но зато ни одной, чтобы проявить сочувствие ко всем вам! Что вы стоите? Вы же были против этого! Трусы! Чёрт… вы трусы, – жмурюсь, когда иглы проникают в вены на моих руках. Меня удерживают несколько человек, а другие вливают в меня наркотик. Я применяю всю свою силу, чтобы не позволить им сделать это со мной. Но я был прав, один я ничего не изменю. Ничего… и это отчаяние, которое я проживаю сейчас, причиняет мне невыносимую муку.

Меня отпускают, и я вижу, как сестра плачет, умоляя меня не сопротивляться. А я буду! Буду бороться во что бы то ни стало! Буду… чёрт… что-то не так, это дерьмо, действительно, сильное. Слишком сильное и оно делает слабыми мои мышцы.

– Где твоя жертва, Эйс? Где Бланш Фокс? – Меня хватают за подбородок, а ядрёный залп убойного вещества смешивается с моей кровью, лишая меня возможности здраво мыслить. Я не желаю отвечать, но… хочу этого. Я так устал от войны с собственным сознанием. Я так устал ошибаться и быть ведомым. Я так устал жить…

– Не знаю… она ушла… она ушла, – шепчу, моргая и чувствуя, как моя голова становится тяжёлой, и в то же время я не отключаюсь. Я нахожусь в какой-то странной прострации, где вокруг меня оказывается слишком много лиц.

– Эйс, скажи им, прошу тебя, скажи им, – голос Молли присоединяется к множеству других в моей голове.

Запрещено чувствовать.

– Слышишь, о чём тебя молит эта бедная девочка, – отец… я должен верить ему. Он обещал мне помочь. Мне было восемь, когда он давал свои обещания.

– Не знаю, – мотаю головой, но меня держат крепко.

Запрещено испытывать сожаление за отобранные жизни. Запрещено любить.

– Она была в доме… я скажу за него. Они были вместе, она обещала…

Не делай этого, Молли, не предавай её…

Запрещено думать о других, только о благополучии страны. Запрещено видеть в населении людей, только врагов, требующих немедленной ликвидации. Запрещено во что-то верить, кроме власти. Запрещено мечтать о том, чтобы ощущать нежность. Недостоин никто её. Запрещено быть мужчиной. Запрещено испытывать боль сожаления.

– Где Бланш? Кто её заказчик? – Мой подбородок требовательно сжимают и ударяют в живот, отчего я подаюсь вперёд, закрывая глаза, пока в моём сознании всё мешается.

– Я…я…

– Если скажешь «не знаю», то я сейчас же сожгу Молли. Не теряя времени, я заставлю тебя наблюдать за этим. А кто виноват, Эйс? Бланш. Если бы не она, то ты никогда бы не стал противиться себе. Она заставила тебя подчиниться ей. Ты стал её рабом. Она обманывала тебя, как и всех нас. Во всём виновата эта женщина, и из-за неё пострадает Молли, твоя сестра. Она…

– Мальчики, неужели, вы начали без меня? Надеюсь, я не пропустила ничего интересного? – Звонкий и насмешливый голос обрывает речь, шипящую и отравляющую мой разум.

Поздно… я уже теряю себя.

Женскую фигуру бросают на пол, тёмные распущенные волосы взметаются вверх и Бланш выпрямляется на руках, поднимая голову. Её губа разбита, а на скуле уже заметен проступивший синяк.

– Нам пришлось её немного утихомирить. Эта сука завалила двоих из наших, – слабо пиная её по ноге, объясняет мужчина в чёрной маске с прорезями для глаз, носа и губ.

– Где её нашли? – Усмехаясь, отец присаживается на корточки перед Бланш.

– При попытке обратиться в американское посольство. Решила просить у них убежища и вернуться домой, якобы потеряв документы. Но нам позвонили, а её отвели в комнату ожидания ответа, где мы с ней и встретились. Все записи с камер видеонаблюдения стёрты, и на них нет ничего необычного, что могло бы вызвать подозрение у американского посла.

– Значит, сбежать хотела да, милая моя? Видишь, Эйс, никому из них нельзя доверять. Они предают, убивают и разрушают нас, а потом всё им сходит с рук. Она усыпила тебя, чтобы у неё было время скрыться и спрятаться, когда тебя оставила одного. Она даже не боролась за тебя. Жестокая. Бессердечная. Гадюка, – мужчина хватает ухмыляющуюся женщину за волосы, заставляя подняться.

Моё сознание уже давно поплыло, все события перемешались, и теперь я только пытаюсь сказать что-то, но лишь мычу. Внутри меня становится пусто, действительно пусто, словно у меня не было прошлого, а только эти минуты в тёмном подвале, где я вижу красивую женщину, вызывающую у меня отвращение. И та, что стоит на коленях на возвышении, тоже мне неприятна. Все отвернулись от меня. Они всегда играли мной в своих целях, а я был таким глупым, таким доверчивым, считал, что чувствовать это прекрасно. Нет, это настолько больно, что лучше вытерпеть многочасовую пытку у врагов, чем поддаться эмоциям. Злость, появляющаяся в моей груди, заставляет распахнуть глаза и выпрямиться.

– Она всё знала. Об Ордене всё знала и предупредила меня. Она думала, что я помогу ей. Бланш убеждала меня в том, что это всё жестоко и чудовищно по отношению к ним. Она сказала, что любит меня. Ложь. Всё здесь соткано изо лжи, и она тоже. Она манипулировала мной, находя слабые точки, втёрлась в доверие к Молли. А я же защищать пытался, понимаете? Я же, действительно, хотел защитить обеих. Кто меня защитит? Кто подумает обо мне и о моих чувствах? Им всем было плевать на меня, они карабкались по мне, чтобы достичь большего. Меня им было мало… так мало меня. А та, змея Джульетта? Она же тоже говорила, что любит меня, что я единственный для неё, а потом спала с тобой, папа. Она пошла к тебе, потому что ты был богаче меня. Ты был для неё дорогой к роскоши, а я нет. Они обманывали… они вели моим сознанием… они… ненавижу их, – мотая головой, рычу и хватаюсь за цепи. Когда я произнёс всё вслух, то понял, каким был идиотом. Я никому не нужен. Никому из них. Но вот я могу сделать то, что никто не забудет, никто не перепутает меня с другими, никто не позволит себе меня предать из-за страха смерти.