Финн лежал ничком посреди мощеного прохода, чувствуя щекой ледяной холод камней. Тяжелые оковы на широко раскинутых руках едва позволяли двигать кистями. Лодыжки обвивала толстая цепь, уходившая к ввернутому в пол кольцу. Из-за сдавленной груди трудно было дышать. Бессильно распростершись на полу, он ждал.

Обыватели наконец-то приближались. Сперва Финн всем телом ощутил колебания. Вначале едва заметные, они становились все сильнее и сильнее, отзываясь в каждом нерве и заставляя ныть зубы. Потом из темноты послышался шум — грохот повозок и глухой лязг обитых железом ободьев. С трудом повернув голову, Финн стряхнул с глаз грязные лохмы волос и взглянул на два параллельных желобка, проходивших под его туловищем. Он был прикован прямо на колее.

На лбу у него проступили капельки пота. Уцепившись рукой в перчатке за обындевевшие звенья цепи, он с трудом приподнялся, хватая ртом едко пахнувший смазкой воздух.

Кричать пока не имело смысла. Обыватели еще слишком далеко, чтобы услышать его за всем этим шумом. Надо точно определить момент, когда они окажутся внутри обширного зала. Потом будет уже поздно — повозки не успеют затормозить, и тогда ему конец. Финн изо всех сил старался не думать о другом варианте — его увидят и услышат, но не сочтут нужным остановиться.

Вспыхнули огоньки фонарей в руках идущих. Финн сосредоточенно считал: девять, одиннадцать, двенадцать. Для верности и чтобы отвлечься от поднимавшейся в горле тошноты пересчитал еще раз.

Уткнувшись лицом в рваный рукав, он лежал и вспоминал, как Кейро напоследок с ухмылкой похлопал его по плечу и, проверив замок, исчез во мраке.

— Кейро… — горько прошептал Финн.

Звук, прошелестев, затерялся в просторах залов и галерей, которые он не мог видеть. В воздухе висел туман, оставляя во рту металлический привкус. Повозки с лязгом и скрипом приближались. Из темноты уже возникали устало бредущие фигурки, закутанные так, что невозможно было разобрать — дети это или древние, скрюченные в три погибели старухи. Скорее, первое — стариков обычно сажали наверх, вместе с грузом. На передней повозке болталось истрепанное черно-белое полотнище с изображением птицы, держащей в клюве серебряную молнию.

— Стойте! — крикнул Финн. — Эй! Я здесь!

От страшного грохота сотрясался пол. Ощущая эту дрожь всем телом, Финн сжимал кулаки и стискивал стучавшие друг о друга зубы. Все вокруг наполнилось громыханьем массивных, стремительно движущихся повозок, запахом пота множества толкавших их людей, звяканьем поклажи. Прикованный затих, выжидая. Он почти не дышал. Только не поддаться смертному ужасу, не позволить страху взять над собой верх — ему, Финну Звездовидцу, это под силу. Внезапный приступ паники бросил его в холодный пот. Вскинувшись в своих цепях, Финн завопил:

— Вы что, оглохли?! Остановитесь, остановитесь же!

Движение даже не замедлилось. Грохот стал невыносимым. Финн кричал, бился и рвался из последних сил, чувствуя неотвратимо близившийся мучительный конец. Повозки надвигались, увеличиваясь в размерах, заслоняя собою весь мир, грозя вот-вот перемолоть его тело.

Вдруг Финн вспомнил — светильник! Крохотный, но все же. Кейро еще проверял, на месте ли он. Ухватившись за цепь, Финн повернулся набок и запустил руку под одежду. Напрягая мышцы, чувствуя, как сводит запястье, он пытался дотянуться до своего спасения. Наконец пальцы коснулись узкой холодной трубки.

Гул повозок сотрясал его от головы до ног. Финн поспешно выхватил светильник, но не удержал в руках и выронил. Тот откатился в сторону — недалеко, но рукой все же не достать. Выругавшись, он весь изогнулся и все-таки ухитрился нажать на него подбородком.

Сверкнул лучик света. Финн с облегчением вздохнул, но повозки двигались все так же неумолимо, хотя он был уверен, что его заметили. Не могли не заметить: в громыхающей тьме огромного зала светильник сиял яркой звездой. Финн чувствовал, что Инкарцерон сквозь хитросплетения своих залов, галерей и лестниц наблюдает за ним, что ему известно о грозящей юноше опасности, но он и не подумает вмешаться. В грохоте повозок ему слышался хриплый хохот Узилища.

— Я знаю, ты видишь меня! — в отчаянии заорал Финн.

Колеса в рост человека с пронзительным скрипом катились по желобкам, выбивая фонтаны искр. Вскрикнул высокий детский голос, и Финн с громким стоном сжался в комок, зная, что все кончено, что план провалился. Визг и скрежет тормозов ударил в уши, казалось, пронзил насквозь.

Колеса все надвигались, увеличиваясь в размерах. Они уже нависали над ним.

И остановились.

Финн не мог пошевелиться, весь обмякнув от пережитого ужаса. В круге света ему была видна лишь заклепка величиной в кулак у поблескивавшего смазкой железного обода.

Откуда-то сверху прозвучал голос:

— Как твое имя, Узник?

Финн кое-как поднял голову. В темноте вокруг виднелись смутные силуэты нескольких фигур, лица которых скрывали капюшоны.

— Финн. Меня зовут Финн, — едва прошептал он и сглотнув, продолжил чуть громче: — Я уж решил, вы не остановитесь…

Послышалось неясное бормотание, потом кто-то сказал:

— По-моему, он из Отребья.

— Нет! Прошу, помогите мне подняться! — Никто не ответил ему, не двинулся с места. Набрав побольше воздуха, Финн с трудом произнес: — Эти, из Отребья, напали на наше Крыло. Моего отца убили, а меня бросили здесь на произвол судьбы. — Сжимая ржавые звенья цепи, он пытался унять бешено стучавшее сердце. — Умоляю, сжальтесь надо мной.

Один из них подошел ближе. У самого лица Финна остановился грязный башмак с заплатой на носке.

— Что за шайка напала на вас?

— Они называли своего главаря Йорманрих Вождь, а себя — Дружиной.

Подошедший сплюнул. Плевок шлепнулся прямо у уха Финна.

— Этот полоумный душегуб!

Почему ничего не происходит? Финн отчаянно завозился в цепях.

— Пожалуйста! Ведь они могут вернуться!

— Мое мнение — переедем его, и дело с концом. Что нам до него?

— Мы Обыватели, а не Отребье.

К удивлению Финна, голос принадлежал женщине. Под дорожным плащом на ней было надето что-то шуршащее, шелковое. Она опустилась рядом с юношей на колени и рукой в перчатке натянула цепь. Его запястье кровоточило, на давно не мытой коже остались следы ржавчины.

— Маэстра, послушай… — с беспокойством начал было мужчина.

— Принеси инструменты, Сим. Немедленно.

Она наклонилась к Финну:

— Не беспокойся, я не оставлю тебя здесь.

Он взглянул на нее, выворачивая шею. На вид около двадцати лет, рыжие волосы, темные глаза. На секунду Финн ощутил исходивший от нее едва уловимый запах мыла и тонкой шерстяной материи, запах, который поразил его в самое сердце и всколыхнул память, вскрыл черный, наглухо запертый ящик в душе.

Комната. Потрескивающие в очаге яблоневые сучья. Кусок кремового пирога на фарфоровом блюдце.

Должно быть, женщина заметила смятение на его лице: заботливо посмотрев на него из-под капюшона, она добавила:

— С нами ты будешь в безопасности.

Финн смотрел на нее, не в силах вздохнуть.

Детская. Стены из камня. Роскошные алые занавеси.

Торопливо подошедший мужчина зажал цепь между лезвиями огромных кусачек.

— Глаза прикрой, — проворчал он.

Финн уткнулся лицом в рукав, остро ощущая присутствие всех, кто столпился вокруг. На мгновение ему показалось, что близится один из его припадков: закрыв глаза, он с ужасом почувствовал знакомое головокружение. Волной нахлынул жар, рот наполнился слюной. Стараясь не поддаваться, Финн вцепился в разрезаемые цепи. Воспоминания ускользали. Картинка комнаты, освещенной огнем камина, пирога с крошечными серебряными шариками на блюдце с золотой каймой, меркла, уступая место ледяной мгле Инкарцерона, шедшей от колес вони металла и смазки.