Она рассмеялась.

— Потому что я красива и обворожительна?

— Более чем веская причина, — подтвердил я.

— Нисколько я не красива, — возразила она, и ее лицо на миг посерьезнело. — Ты же видел мои ноги, когда я выходила из бассейна?

— Твои ноги? Ну, в них что-то…

Она поддернула подол и зажала полы халата коленями.

— Они уродливы! — Секунду-другую она смотрела на свои ступни в состоянии, как мне показалось, похожем на ужас, а потом продолжила: — Итаква похитил мою мать с твоей зеленой Земли, и здесь она находилась на попечении Детей Ветров, пока я не родилась. А потом, в отсутствие моего отца, обитатели Плато, узнавшие о том, что человеческая женщина родила ему ребенка, устроили набег, похитили меня и принесли сюда. Мою мать они взяли тоже, но она умерла от раны — во время схватки в нее попал гарпун. Но они увидели, что она была очень красива. Старейшины вырастили меня. Когда мне исполнилось десять лет, врач, десять лет учившийся для того, чтобы выполнить одну-единственную работу, вырезал из огромных перепончатых ласт — именно такими были прежде мои ступни — то, что у меня сейчас. Он должен был сделать их точь-в-точь такими, как у нормальных людей, но операция не совсем удалась ему. Очень долго я испытывала постоянную боль.

Выждав еще немного, я посмотрел на ее ступни. Они в целом походили на человеческие, но казались угловатыми, их покрывала блестящая рубцовая ткань, и на пальцах не было ногтей. В следующую секунду она вновь прикрыла ступни халатом.

— Когда мои ступни зажили и боль прекратилась — примерно через год после операции, — мне приснился страшный сон с бурными ветрами и тем самым врачом, который исполосовал меня ножами. Когда я проснулась, старейшины сказали, что произошел несчастный случай: врач свалился из окна своей комнаты, находившейся в верхней части наружной стены. Они решили, что это был случайный порыв ветра. Когда же я сказала им, что ветер, убивший этого человека, наслала я, наслала во сне, чтобы рассчитаться за то, о чем, пожалуй что, и не думала в бодрствующем состоянии, — они застыли в благоговейном ужасе. До них дошло, что они не смогут подавить во мне то, что унаследовано от Итаквы. Так вот я и стала тем, что я есть.

Но хватит. — Она подняла на меня взгляд и вздохнула. — Тебе пора идти. Мне вскоре предстоит встреча со старейшинами, и я должна поспать хоть несколько часов. Я всегда сильно устаю от ясновидения, а сегодня — особенно. Я слишком увлеклась кошмарными судом и расправой отца. Никогда еще он не был так близок к тому, чтобы поймать меня. Но я рада, Хэнк Силберхатт, что ты мой друг. И знаю, что если я позову тебя, ты придешь. А теперь иди.

— У меня множество вопросов, я хотел бы узнать от тебя так…

— В свое время ты получишь ответы на все вопросы. — Она поднялась, придерживая полы своей накидки, высвободила руку, подала мне, и так мы направились к плотно завешенному выходу. — Но пообещай мне, — сказала она на ходу, — что как бы тебе ни хотелось, ты не станешь заглядывать в мои мысли без приглашения. Ты узнаешь мои мысли, когда я захочу, чтобы ты их узнал.

— Обещаю.

— Подожди! — воскликнула она, когда я был готов шагнуть за порог. — Ты дал мне кое-что, о чем я тебя не просила. Так забери обратно! — Она подалась вперед, прикоснулась губами к моим губам и быстро отшатнулась. Видя, что в ее глазах вновь заплясали озорные огоньки, я протянул к ней руки, но она толкнула мне в лицо портьеру и скрылась за ней.

Вернувшись в отведенную мне комнату, я вдруг понял, что совсем обессилел. Первый опыт взаимодействия с сознанием Армандры измотал меня ничуть не меньше, чем ее — столкновение с нечеловеческой волей отца. Мои спутники еще не вернулись со своей экскурсии, так что я лег и уснул, и проснулся, только когда они пришли.

Они тоже устали, но были настолько переполнены впечатлениями, что я решил: в ближайшее время я должен и сам как следует изучить плато.

— Здесь, — сказал Уайти, — чудо на чуде сидит и чудом погоняет. Мы видели колодцы, снабжающие водой добрую половину плато, и пещеры, где вокруг гейзеров, на болотцах, растут травы и грибы. Мы видели пещерные озера, полные рыбы, и видели, как эскимосы добывают рыбу острогами.

— А на противоположной стороне плато, — подхватила Трейси, — мы видели краешек солнца Бореи. Как и луны, оно никогда не сдвигается с места, только показывает свой верхний край. На той стороне стоит сосновый бор, а вдали, до самого горизонта, тянется лес. В общем, выглядит, как этакая выровненная версия Канады.

Джимми проявил меньше энтузиазма.

— Мы видели также нефтяное озеро, откуда они в деревянных ведрах носят топливо, а также темный тоннель, над которым высечен предостерегающий знак — череп. Мы почувствовали исходящие из запретных нижних пещер эманации ужаса. Что находится в тоннелях самого нижнего уровня, никому не известно — их тайны никто и никогда не изучал. Оттуда просто смердит страхом!

Тут Трейси поежилась; я знал, что это не просто озноб от холода, который она могла тут ощущать.

— Забавно, — сказала она. — Это — ощущение там — чувствуют и Джимми, и Уайти, и Чарли Такомах. Любой из жителей Плато, оказавшись возле тоннеля, чувствует одно и то же. И никто не сделает даже шага по этому коридору. Ну а я не почувствовала там ничего. Не совсем так: что-то чувствовала, но это не был страх. Больше того, там я ощущала себя в большей безопасности. Не то чтобы в полной безопасности… как бы это объяснить. — Она вдруг схватила меня за руку. — Хэнк, когда мы?.. Ну… Тебе не кажется?..

— Трейси, — перебил ее Уайти, — давай не будем ходить вокруг да около. Полагаю, что мы все думаем об одном и том же, и я уж постараюсь увидеть, что нас может ожидать. Знаете, я ведь уже искал в будущем поворотные точки. И не нашел.

— Ты и сам, Уайти, говоришь обиняком, — заметил я. — Хочешь сказать, что мы крепко застряли здесь?

Он кивнул.

— Да, мне так кажется. Похоже, что мы останемся здесь навсегда. Если этот народ обитает на Борее уже не одну тысячу лет, но так и не нашел дороги домой, у нас вряд ли выпадут на это большие шансы.

У Трейси сделался несчастный вид, и я обнял ее за плечи.

— Да, шансов немного. — Потом я подумал об Армандре и понял, что перспектива остаться на Борее не кажется мне такой уж страшной. — И все же, — добавил я, — надежда, как известно, умирает последней.

Последовавший месяц тянулся страшно медленно. Я, кажется, постоянно ожидал вызова от Армандры, но видел ее лишь дважды, на совещаниях, туда меня приглашали только из вежливости. Впрочем, в обоих случаях я несколько раз ловил на себе ее взгляды — в те мгновения, когда ей, вероятно, казалось, что я смотрел в другую сторону. Ну а в другое время она неизменно присутствовала в моих снах.

Как-то мне приснилось, что мы вместе с нею гуляем по ветру между мирами. Мы передвигались среди примерзших к небосводу звезд, а Борея находилась где-то очень далеко. И все же, хотя, повторяю, я видел Армандру по большей части в сновидениях, меня не оставляло странное чувство, что она постоянно со мною и наяву. Я начал подозревать, что она «подглядывала» за моим сознанием. Если это была правда, то она должна была доподлинно знать о моих чувствах к ней.

Я сказал, что время тянулось медленно, однако не всегда. Я попал в руки мастеров боя, которые ежедневно по три часа в день учили меня, как пользоваться самым разным оружием. Довольно скоро я обнаружил, что недостаток мастерства, которым нельзя овладеть за столь короткий срок, я могу компенсировать благодаря своей силе и росту. А моя сила неизменно приводила наставников в изумление.

Во время одной из тренировок в пещеру, где мы упражнялись, заявился Нортан. Когда полководец вошел, я целился гарпуном в раскрашенную плетеную фигуру, представлявшую собой неплохое подобие волка. Его появление вывело меня из равновесия, и мой бросок пришелся в нескольких дюймах от цели.

Нортан ухмыльнулся и тоже взял гарпун.

— Никуда не годится. Будь это настоящий волк, сейчас он уже рвал бы тебя на куски. — Он повернулся и небрежно метнул гарпун, который всеми своими зазубринами вошел точно в центр мишени. Мы одновременно направились к мишени. — Вот как надо бросать! — снисходительно хохотнул Нортан.