И тут, к крайнему изумлению де Мариньи, прежде чем он смог ее остановить, Морин выскользнула из его объятий и протянула руки к сидящим на цепи тварям, будто это были какие-нибудь домашние псы в деревне викингов на Нуминосе.

— Морин, не смей! — закричал он все себя от ужаса.

Она отдернула руку от яростно щелкающей пасти и с удивленным видом повернулась к нему:

— Но почему? Они мне ничего не сделают.

— Не сделают? — крикнул он, схватив ее в охапку и оттащив от цепных чудовищ. — Девочка, они же тебя убьют! Думаешь, зачем их здесь посадили нас охранять? Это хищники.

— Ты не понял, — терпеливо объяснила Морин, — ни одно животное ничего со мной не сделает. Они чуют во мне что-то, чего я и сама не понимаю, и даже самые дикие звери ведут себя смирно, когда я с ними разговариваю. На Нуминосе большие орлы сидели у меня плечах, а дикие горные собаки ели мясо из моих рук.

Она снова повернулась к шипящим монстрам и пожала плечами:

— Эти существа, конечно, совсем другие, но ведь они живые, в конце концов. А раз живые, то они меня не тронут.

Ее логика озадачила де Мариньи.

— Да посмотри же ты на них! — крикнул он. — Они опасны!

— Анри, — ответила она, поцеловав его в лоб, — я доверила тебе всю свою жизнь, теперь и ты доверься мне. Да, с этими зверьми что-то не так — они продолжают злиться, хоть уже поняли, кто я такая. Но я тебе говорю: они все равно ничего со мной не сделают.

Нахмурившись, она отвернулась и на четвереньках подползла к чудовищам. Когда она решительно протянула к ним руку, твари попятились на цепи, с их челюстей капала слюна, а шипастые хвосты бешено молотили воздух.

— Боже мой! — прошептал де Мариньи, борясь с желанием схватить девушку и оттащить прочь. Не обращая не него никакого внимания, Морин подошла еще ближе к отвратительным созданиям. При ее приближении они выгнули шеи и отвели назад свои плоские змеиные головы — точь-в-точь как кобры перед броском.

И они бросились! Атаковали быстрым, едва доступным глазу движением. Морин не успела убрать руку, острые, как бритва, клыки располосовали ее плоть и впрыснули желтую жидкость — яд. Не в силах поверить этому, Морин широко распахнула глаза, ее рот открылся в беззвучном крике, как у де Мариньи за секунду до этого, и она упала ему на руки. Ни одно живое существо никогда не сделает ей ничего плохого, говорила она…

— Морок! — выдохнула она, пока де Мариньи, открыв рот от безмерного удивления, рассматривал ее руку. Потом они оба с изумлением уставились на ее абсолютно целую руку. — Они не настоящие!

Не сговариваясь, они посмотрели на чудовищ и поняли, что Морин права — они пропали, растворились в разреженном воздухе, вместе с ними исчезли и цепи, приковывавшие к ледяным стенам адских тварей. Все это действительно было ненастоящим и существовало только в их сознании, это были иллюзии, созданные злым искусством ледяных жрецов.

И тут де Мариньи все понял — он вспомнил рассказы Силберхатта о Тхим’хдре, о том, что ледяные жрецы преуспели в создании иллюзий и в массовом гипнозе. Что ж, они с Морин хорошо усвоили урок, и полученные знания, без сомнения, пригодятся им в ближайшем будущем.

Кстати, о ближайшем будущем: у них было много дел, и начинать надо было прямо сейчас!

— Пойдем, Морин. — Он помог девушке подняться на ноги. — Сперва найдем Силберхатта, а потом все вместе отыщем Часы Времени.

И пока они скорым шагом шли вниз по неизвестному ледяному тоннелю навстречу неведомым бедам и победам, перед внутренним взором де Мариньи стояли перевернутые песочные часы, песок в которых быстро, очень быстро утекал в нижнюю колбу…

Скоро они вышли из тоннеля, который служил их тюрьмой, и попали в ту самую обширную ледяную галерею, где некоторое время назад Вождь потерял их след. Но они уже знали, в какую сторону им надо, — неподалеку слышались звуки битвы, и они были надежнее любых указателей. Лязг железа, грохот раскалывающегося льда и перекрывающие все, усиленные эхом крики ярости и досады — голос Силберхатта! Де Мариньи и Морин обошли галерею по периметру и сразу нашли отверстие тоннеля, откуда шел звук.

Позабыв о всякой осторожности и о том, что вместе с летающим плащом у него отобрали и оружие, де Мариньи ринулся по обширному естественному тоннелю со светящимися синим ледяными стенами к логову ледяных жрецов, по пятам за ним бежала Морин. Он миновал последний поворот, и его глазам предстала странная и жуткая картина. Он быстро взглянул на застывших вокруг ямы ледяных жрецов, затем на происходящее перед ним нелепое зрелище. Морин стояла рядом, и по ее тяжелому дыханию де Мариньи понял, что она тоже потрясена увиденным.

Ледяной жрец — высокий, обнаженный, худой, похожий на палочника, — стоял к ним спиной, протянув руки в сторону Силберхатта. Его кожа была белая, как воск, голова напоминала ядовитый гриб, руки, пальцы плели сложные гипнотические узоры. Но вовсе не ужасный ледяной жрец заставил де Мариньи и Морин застыть от удивления — совсем нет. Эта сомнительная честь выпала Силберхатту. Потому что Вождь, судя по всему, сошел с ума!

Он припал к земле, между одиноким ледяным жрецом и ямой в центре пещеры, вокруг которой стояли замороженные фигуры, с круглыми от ужаса, бегающими туда-сюда глазами, с поднятым в боевой стойке огромным топором. Каждые несколько секунд он остервенело крушил этим топором стену, рыча от ярости. Но ошеломленным зрителям слышалась в этих криках не столько ярость, сколько страх…

Силберхатт яростно метался, уклонялся, парировал, делал ложные замахи, финты, подкаты, глаз не успевал за движением его топора в воздухе, так быстро он им размахивал, словно сражаясь с полудюжиной быстрых и свирепых противников, которых видел только он сам. Одиноко стоящий ледяной жрец все это время не выпускал техасца из поля зрения, его руки с длинными пальцами шевелились, делая в воздухе колдовские пассы. Всему этому могло быть только одно объяснение, и де Мариньи знал, что оно верное — он уже хорошо понял, насколько ледяные жрецы сильны в области иллюзий. Вождь стал жертвой этого черного искусства, как и они сами незадолго до того. Он не видел, как его друзья вошли в пещеру, он вообще ничего не видел, кроме иллюзий, насланных на него этим жрецом и усиленных телепатической мощью его закованных в лед братьев. Вождь угодил в серьезную беду.

…После того как на Силберхатта бросилось первое чудовище, остальные жрецы спустили на него своих «псов» и тут же вызвали подкрепление, с которым сейчас и сражался Вождь. Он зарубил и покрошил бесчисленное количество этих тварей, но на их месте вновь и вновь откуда-то появлялись другие, казалось, что за спинами блокировавших выход троих жрецов находится неисчерпаемый источник чудовищ.

Ясно было одно: он проиграл эту битву и рано или поздно падет под натиском яростной своры. Он постоянно спотыкался о тела убитых тварей и несколько раз лишь чудом спасся от их челюстей. Раз двенадцать или больше он чуть не угодил под удары ядовитых шипов на их хвостах, он уже ощущал не только ментальную, но и физическую усталость, этот бой стал самым суровым испытанием его сил.

И тут произошло то, чего Вождь так опасался: тварь атаковала спереди, он шагнул назад, запнулся ногой за разрубленную тушу и упал на спину прямо между двумя замороженными жрецами. Его голова и плечи нависли над краем ямы, на дне которой медленно пульсировала светящаяся лава. Твари налетели со всех сторон и…

— Хэнк, они ненастоящие! — гулко раскатился в его ушах крик де Мариньи, странно отдающийся эхом. — Того, что ты видишь, нету… нету… нету! Это иллюзии… иллюзии… иллюзии! Они тебе не сделают ничего… ничего… ничего… ничего!

И в этот самый миг нависшие над Вождем змеиные морды, злобно шипящие и истекающие слюной, начали таять и растворяться в тумане, потому что техасец понял, что хотел ему сказать де Мариньи.

«Иллюзии!» — кричал ему друг. Ментальная ловушка ледяных жрецов. Видения, насланные, чтобы истощить его силы, довести до беспомощности и в конце концов убить. Де Мариньи предупредил его как раз вовремя — еще чуть-чуть, и, отбиваясь от несуществующих монстров, Вождь упал бы вниз головой в лаву на дне ямы! Он вскочил на ноги, телепатическим усилием разогнал остатки иллюзии — тающие в тумане покрытые хитином кошмарные тела и истекающие слюной неосязаемые челюсти — и пристально уставился в отвратительные красные глаза ледяного жреца, который и напустил на него эти мерзкие видения.