— Я знаю о нем! — воскликнул де Мариньи. — Оно разумное. Оно убегало от Гончих Тиндалоса…

Кроу продолжал что-то говорить, но слов уже не было слышно. Неожиданно он начал уменьшаться, его завертело волчком, понесло вихрем мигающего голубого света. Но перед тем как ему исчезнуть, голос прозвучал снова:

— Если вы уже знаете так много, вам, может быть, удастся открыть и все остальное… Это хорошо! Теперь я уже не так тревожусь об…

— О чем? — отчаянно выкрикнул де Мариньи ему вслед, но услышал только эхо. Титус Кроу исчез, вернулся с Великой мыслью Ктханида в Элизию.

Исчез и голубой флуоресцирующий вихрь, и Часы изнутри снова освещал медленно мигающий багровый свет…

Красная туманность Медузы, получившая свое название в память о существе, которое являлось носителем неописуемого зла, была тем не менее немыслимо красива.

Находившейся практически за пределами досягаемости земных телескопов, в которых она воспринималась лишь крохотным охристым пятнышком или слабым писком радиоволн, туманности название Медуза подходило очень хорошо, потому что она не только имела очертания головы Горгоны, но и была окружена множеством змеящихся нитей, которые вполне сходили за ее волосы. Более того, она обладала особым свойством: образно говоря, могла превращать предметы в камень.

Медуза представляла собой раковую опухоль, пожиравшую самое себя, ее «волосы» не просто росли наружу, их вытягивало целое кольцо больших черных дыр, окружавших туманность и выкачивавших из нее бессчетные миллиарды тонн материи, чтобы перекинуть ее в никуда. Одна из теорий утверждала, что это вещество, проваливаясь в черную дыру, с приближением к скорости света становится неподвижным, точно так же, как застывает в таких условиях само время. И, таким образом, можно увидеть, как великая космическая Медуза обращает свои жертвы в камень. Но, конечно, это была всего лишь теория, а де Мариньи, с тех пор как более-менее освоил Часы Времени, перестал доверять подобным теориям.

Но несмотря ни на что, Медуза была одним из тех мест, в которые лучше не соваться, и потому Часы Времени сейчас описывали вокруг нее дугу и, то и дело превышая скорость света (и опровергая тем самым еще одну теорию), направлялись к ее дальней стороне. Слова «за красной туманностью Медузы» Искатель воспринял как указание на то, что ему предстояло пересечь очень протяженную и практически незнакомую область, но, как-никак, он (Часы) был вооружен чрезвычайно чувствительными сканерами, с помощью которых должен был без труда обнаружить светящегося и сравнительно медленного в движении Ссссс.

Когда настало время выбора, с чего начать, этого самого выбора практически не было. Тхим’хдра, первозданная страна, существовавшая на самой заре земных цивилизаций? Страна из снов жителей Земли? Но разумному газовому облаку угрожали Гончие Тиндалоса, оно взывало о помощи к Старшим Богам и, возможно, — насколько понимал де Мариньи, более чем возможно, — полученное им указание было просто-напросто откликом Ктханида на этот призыв. Не менее важно было и то, что этот путь предпочла Морин; ее, несомненно, толкнула к этому выбору любовь ко всем (или почти всем) живым созданиям, даже самым странным и причудливым. Впрочем, с нее было достаточно и того, что Гончие Тиндалоса терзали газообразное существо. За три года, на протяжении которых Морин любила Искателя и странствовала вместе с ним, ей пришлось очень хорошо изучить этих тварей. И даже Морин, узнав, возненавидела их.

За эти три года она успела неплохо освоиться с управлением Часами и теперь вместе с де Мариньи наслаждалась движением в почти сказочном летательном аппарате, который описывал замысловатую кривую в космическом пространстве. И когда Красная Медуза уже осталась за спиной, именно Морин первая заметила разворачивающуюся впереди драму и воскликнула: «Смотри!»

Де Мариньи увидел происходившее мгновением позже и увеличил изображение с помощью сканера Часов. Перед ним оказалось большое зеленое облако, похожее на комету с ярким плотным ядром и далеко растянувшимся прозрачным, как паутинка, хвостом. Ссссс в длину достигал, пожалуй, пятидесяти тысяч миль, и, похоже, сейчас еще и чрезмерно растянулся. Де Мариньи сбавил скорость Часов, пустив их по полукругу, вышел на курс, параллельный траектории полета ядра, и оттуда посмотрел в хвост кометы.

Картина, оказавшаяся в поле зрения кормовых сканеров Часов Времени, не оставляла простора для превратного толкования увиденного.

Это были, вне всякого сомнения, те самые Гончие, и сколько! Такой своры де Мариньи не то что не видел, но не встречал даже в худших ночных кошмарах, где эти твари частенько бывали во множестве!

— Клянусь всеми богами Элизии! — прошептал он на ухо Морин. — Ты только посмотри на них!

— Я уже посмотрела, — ответила она, шмыгнув носом, — и рассмотрела. Эти собаки совсем не похожи на других существ. Они способны только на два дела: разрушать и жрать.

Де Мариньи кивнул.

— Что поделать, это мифические твари. Ищейки БКК, которые рыщут по просторам всех времен!

Увидев Гончих Тиндалоса, нельзя было не догадаться, что это такое, но даже тому, кто повстречался с ними сотню раз, трудно было бы найти подходящие слова для их описания. Они были совершенно чужеродны! Эти вампиры, рассылаемые с темпоральных башен призрачного Тиндалоса и проникавшие в самые дальние закоулки четырехмерного пространства в погоне за неосторожными путниками, представляли собой чуть ли не самую ужасную напасть пространства/времени. Эти воплощения нечистоты не обладали какой-либо определенной, живой формой, однако чаще всего имели некоторое сходство с летучими мышами. Полощущиеся в пространстве клочья зла, жадные пиявки, всасывающие самое жизнь. И в принципе не способные насытиться.

Де Мариньи решил, что столкнулся здесь с какой-то странной аномалией. Ведь истинной средой обитания Гончих было время.

— Очень странная стая, — сказал он Морин. — Они же бегут в пространстве! Я слышал, что они, при определенных условиях, способны пересекать временной барьер и оказываться в трехмерном пространстве, но своими глазами вижу такое впервые. Возможно, это как-то связано с черными дырами, окружающими Красную Медузу. Например, они как-то сплавляют здесь воедино время и пространство.

Но Морин почти не слышала его. Приникнув к сканерам, она бормотала:

— Он жив! Он… сознает все происходящее! И, Анри, ему больно! Это не такая боль, какую могли бы испытывать мы с тобой, но все равно ему тяжко. Псы, словно едкая кислота, разъедают самое его существо, высасывают из него жизненные силы, замедляют его движение и все быстрее и быстрее жрут. Они, как болезнь, вгрызаются в него, впрыскивают яд, убивают его. Возможно, на это уйдет тысяча лет, но что такое для них эти годы? Время работает на них. А для него все это время страдания будут непрерывно усиливаться, пока Гончие не доберутся до ядра. Тогда-то они и расчленят его окончательно, в последний раз всплеснутся питающие его силы, а потом останутся лишь черные обломки, которые до скончания века будут кружить по своей орбите вокруг Красной Медузы.

Де Мариньи не глядя нащупал и стиснул ее ладонь.

— Даже и не знаю, что тут можно сделать, — сказал он. — Впрочем, об этом мы подумаем немного погодя. А сейчас… Морин, ты можешь нормально поговорить с этим… с ним?

— Ты когда-нибудь видел существо, с которым я не могла бы поговорить?

— Разве что вон те псы…

— Только потому, что они не живые, — объяснила Морин. — Потому что они антижизнь. А вот Ссссс живой и красивый. И его цвет, и даже его размер — все это… красиво. Конечно, я могу поговорить с ним. Анри, настрой свои рецепторы, и ты сам его услышишь.

Рецепторы… Еще одно заведомое упрощение. Как и сканеры, эти приборы не были чисто механическими — эти названия лишь приблизительно характеризовали устройства, которые совершенно не укладывались в рамки привычного, земного знания. Слить сознание пассажира с Часами означало десятикратно расширить область его восприятия, а использование сенсоров возводило этот уровень в квадрат. С помощью сканеров Часов человеческий глаз мог превратиться в телескоп или, напротив, в микроскоп. Слух обострялся настолько, что человеческое ухо легко улавливало скрежет от трения одной снежинки о другую. Подстроившись к органам чувств Часов Времени, человек получал возможность «обонять» запах далеких лун, разложения умирающих звезд или ощущать «вкус» атмосферы и воды на планете, находящейся за миллион миль от него. Шестое, психологическое чувство тоже усиливалось — одаренный телепат, такой, например, как Хэнк Силберхатт, смог бы транслировать свои мысли напрямую звездам, что же касается такой женщины, как Морин, ее эмпатическая связь со всеми живыми существами была, скорее всего, результатом единственной в своем роде мутации…