Марусич-сан был облачен в парадный мундир черного цвета: широкие штаны и просторную рубаху-балахон с длинными широкими рукавами, одетую навыпуск, дабы не стесняла движений. Спереди у балахона имелся глубокий вырез – от горла до центра живота. Края выреза были расшиты золотом, а соединяли его застежки продолговатой формы, и это весьма напоминало одежду героев фильма «Гусарская баллада».

Приятели заняли места в партере, усевшись прямо на тапочки перед входом в свою юрту. Разглядывая бравого «гусара», Серега брякнул Тараканову:

– Эх, усов ему не хватает! Как у Буденного, с закрученными вверх концами.

Вовка, давясь от смеха, кивнул. Он не мог отвести взор от «кинозвезды». На ногах лихого «тибетского казака» были черные матерчатые туфли с мягкой подошвой, а правой рукой он сжимал длинную и узкую, чуть изогнутую саблю с алой шелковой кистью, привязанной к эфесу плетеным шнурком.

Движения сэнсея были исполнены грации прима-балеруна Главного императорского театра его величества. Кошачья поступь учителя была так же бесшумна и легка, как походка снежного барса. А взгляд – целеустремлен и смирен, как у седобородого настоятеля монастыря Шаолинь на пятьсот первом году его медитации близ вершины священной горы Кайлас. Светлые волосы мастера были собраны в аккуратный хвостик, который перемещался в такт его движениям с одного плеча на другое, вызывая во всеобщем сознании ассоциации со змеей, затаившейся перед прыжком. Змея будто покачивала туловищем, гипнотизируя обреченную жертву.

Марусич медленно приседал на одной ноге, отклонялся в сторону, затем, опираясь на другую ногу, разворачивался всем корпусом и замирал, давая возможность зрителям лучше рассмотреть свой орлиный профиль. Застыв, как скала, суровый воин выставлял саблю перед собой, точно Д`Артаньян перед поединком с гвардейцами кардинала, и выписывал острием клинка замысловатые волнообразные линии, как бы разрезая пелену, покрывающую разум несовершенномудрых. Черный цвет его одеяния подчеркивал строгость вершившегося правосудия.

У Вовки и Сереги не вызывало сомнений, что они присутствуют на открытии очередного театрального сезона. Марусич настолько трогательно и старательно играл роль мудрого и отрешенного мастера восточных единоборств, да еще с этой «шашкой» в руке, что друзья, то и дело прыская от смеха, испытывали истинное наслаждение. Воистину, каждый из нас предпочитает игрушки, в которые не наигрался в детстве!

А какие декорации окружали гениального актера! Солнышко, клонившееся все ближе к горизонту, окрасило холмистые предгорья, склоны каменных великанов и облака, зависшие высоко над ними, в сказочные нежно-розовые тона. Даже крыши и глинобитные стены киргизских домиков приобрели розово-желтую окраску. Вовкина юрта и две соседние с ней отбрасывали длинные конические тени, как раз на площадку. Рядом с этими тенями изящно кружился черный силуэт маэстро с саблей, поблескивающей в лучах закатного солнца, и тоже ронял на песок причудливо извивающуюся тень. Зрелище было величественным и забавным одновременно.

И вот настал самый торжественный момент. Совершив затейливое движение телом, «монах» вытянулся по стойке смирно и взял саблю на караул. Ни один мускул не дрогнул на каменном лице воина Востока. Не удержавшись, Тараканов с Серегой разразились аплодисментами, которые подхватили и остальные зрители.

Марусич улыбнулся и с достоинством кивнул. Улыбка была хитроватой, будто мастер отлично осознавал, что он играл роль на сцене и не относился к ней всерьез. Затем он расслабленной походкой подошел к гонгу, снял с гвоздика колотушку и ударил ею по щиту с драконом.

Публика равномерно распределилась по главной площади лицом к Марусичу и Иссык-Кулю, а спиной – к линии юрт и горам. Вовка с Серегой расположились с левой стороны. Среди участников занятия были и девчонки, работавшие на кухне (в том числе и «фея»).

После приветствия и небольшого вступления мастер стал показывать базовые движения Тайцзи. Во время демонстрации он задавал ритм дыхания и постоянно обращал внимание публики на то, чтобы нужно максимально расслабить тело. Марусич подробно комментировал выполняемые движения, обильно нагружая их визуальными образами, которые следовало живо представлять в своем воображении. Это было не по душе Сереге с Вовкой: они предпочитали получать свой, индивидуальный и неповторимый опыт, нежели подгонять его под чьи-то шаблоны. И хотя друзья двигались легко и плавно, скользя по невидимым волнам, энергия была для них слишком мягкой. Все занятие они недоумевали: «Гимнастика какая-то. Не хватает чего-то главного, стержня, силы»…

Через полчаса после начала занятия «торчки» не выдержали и, переглянувшись, тихонько покинули место тренировки. Закат вовсю полыхал над мысом в западной оконечности озера. Тараканов с Серегой уселись на коврик за своей юртой, устремив взгляд в сторону берега, и стали любоваться дивной картиной.

На северо-западе висела огромная синяя туча, левый край которой резко обрывался сверху, а внизу, ближе к горизонту, полого закруглялся, образуя половинку чаши. Дневное светило опускалось прямиком в центр этой чаши и окрашивало края тучи в ярко-желтые, оранжевые и янтарные цвета. На западе чистое небо, без единого облачка, полыхало разноцветными полукольцами, переходящими друг в друга. Вблизи слепящего солнца небо было почти белого цвета с легкой примесью желтизны. Чуть дальше раскинулся изумительно яркий лимонный мостик. Следующая дуга, менее широкая, имела светлый оранжево-розовый оттенок, как нежный румянец на боку поспевающего персика. Еще дальше было что-то неописуемое, а потом небо становилось светло-голубым, голубым и – в высоте – насыщенно синим. Краски менялись каждую минуту. Вовка только успевал щелкать фотоаппаратом.

Жгучий запах полыни, летящий на воздушных волнах ветра, приятно щекотал ноздри. Фантастическая игра закатных красок разливалась внутри Тараканова горячим опьяняющим глинтвейном. Вихри искрящейся, будто газированной энергии крутились внутри, обдавая нечаянным детским счастьем: «Я живу!». Вовка вдруг подумал, что даже при всем своем богатом воображении не смог бы придумать такого праздника, каким был сегодняшний день.

Друзья оглянулись назад, в сторону Тянь-Шаня – к розовым тонам гор и облаков теперь добавились сиреневые и сизые нотки. А когда зрители повернулись обратно, солнце нырнуло нижним краем в вытянувшуюся тучку. Оно быстро погружалось в нее, и теперь разноцветные мостики – бело-желтый, лимонный, персиковый – увеличились в размерах и превратились в вытянутые кольца.

Облака на северном берегу озера потемнели, розовые краски сменились сиренево-синими, а кое-где – фиолетовыми. Когда друзья вновь обернулись назад, пятитысячники уже погрузились в тень, а рваные облака над их вершинами буквально пылали изнутри неистовым золотым костром с пунцовыми протуберанцами. Нижний слой облаков постепенно темнел, наливаясь грозными свинцовыми тонами вместо легкого фиолетового оттенка.

Мистерия приближалась к концу. Солнышко уже скрылось в горизонтальной полоске тучи, и все меньше светлых красок оставалось на небе. На Иссык-Куль опускались сумерки. Перевозбужденные и очарованные природной феерией, Вовка с Серегой теперь притихли. Резко похолодало, поднялся ветерок. К тому времени Марусич завершил свою тренировку, и народ на площади просто сидел, упиваясь величественной панорамой заката на горном озере.

На «Бродвее» появилась компания из Бишкека во главе с маленькой, но удаленькой Гульзарой. Бишкекцы прибыли полчаса назад и уже искупались, как раз успев к ужину. Серега с Вовкой поздоровались и обнялись с ними, обменялись новостями. От одного короткого объятия с Вовкой Гульзару пронзила мощная энергетическая волна.

– Гермошлем привезла с собой? – подначил ее Серега. – Здесь без него никуда.

– У меня встроенный автопилот. И вообще я готовилась – два дня йогу делала и ни разу не упала!

– Ну-ну, посмотрим, – хмыкнул Тараканов. – Первая киргизская женщина-космонавт, да еще в открытом космосе без скафандра и без башни. Уникальный эксперимент! Журнал «Космополитен» поместит на обложку фотографию твоего отпечатка на иссык-кульском песке с надписью: «Здесь была Гульзара».