– Ла Иллаха Ил Алла, Хай! Хай! Хай!

Что тут началось! Предвкушение и залп, перезарядка орудия и новый залп… Резкий, хлесткий «Хай» стал острым перчиком, превратившим и без того изысканное блюдо в шедевр экстатического «кулинарного» искусства. Народ неистовствовал. Ураганный вихрь энергии подхватил оба круга вместе с шатром и зашвырнул в такое далеко, описать которое совершенно нереально…

Потом был еще один очень мощный и трансовый зикр. А завершилась феерия зикром с очень тонкой, глубокой энергией – «Бисмилла». Медленное красивое пение, плавные движения, когда танцующие сначала, прогибаясь в груди, тянутся сердечной чакрой вправо вверх, затем – влево вверх, а потом их руки ладонями вверх тихонечко скользят от сердца вправо, влево и опять к сердцу… Вся бешеная энергия, раскрученная в предыдущих танцах, мягко и нежно упаковалась в тончайшие вибрации, едва заметно колышущиеся в бездонной глубине каждого из тел танцующих. В любой момент любой из них мног вновь разбудить ураганную силу, подобно тому, как громкий звук в горах может вызвать снежную лавину.

И вот объятия. Какая же разная у всех энергетика! От кого-то идет рокот океанской волны, кто-то излучает энергию раскрывшегося цветка, а у кого-то сердце пылает, как доменная печь. Больше всего Вовку восхищала эта удивительная метаморфоза растворения и слияния, когда двое становятся одним, текучим и непостижимым существом.

Конечно, попадались и «Буратино». Они, как правило, были напряжены, быстро дышали и старались поскорей высвободиться из объятий. Таких Вовка старался мягко, незаметно расслабить, выровнять и замедлить их дыхание своим. «Деревянным» партнерам он вливал щедрую порцию обжигающей лавы прямо из сердца: когда-нибудь, глядишь, и их прошибет! Вообще и на зикрах, и на объятиях Вовка проводил через себя и раскручивал фантастическую энергетику от сегодняшней йоги. Многие состояния всплывали сами собой. Например, на задержках – «огненное каменное дерево», ногами незыблемо вросшее в землю. Либо достаточно было вспомнить, что есть такие состояния, и тут же – через свое намерение – Тараканов погружался в них.

Юрик обнимался, содрогаясь и полыхая всем телом. Он, как Александр Матросов, грудью бросался на пулеметы, бьющие из открытых сердец.

На улице еще сильнее похолодало, и Вовка с Серегой надели свитера. Обмениваясь с Болеславом яркими впечатлениями от танцев, они вышли из юрты. Великолепный ночной пейзаж освещала яркая половинка растущей Луны. На громадном черном небе крупными бриллиантами сияли звезды. Они были отлично видны, несмотря на яркий лунный свет. Но особое восхищение вызывал Млечный Путь, перекинувшийся через все небо широким сияющим мостом, сотканным из бесчисленных россыпей звездочек.

Потрясающая воображение, гигантская, величественная, загадочная, манящая к себе звездная дорога. Три крошечных человечка, преисполненные трепета и восхищения, долго смотрели на нее молча, затаив дыхание…

Ночь выдалась настолько холодная, что Вовка с Серегой забрались в спальные мешки прямо в свитерах и шерстяных носках. Проснулись они рано. И хотя солнце только выглянуло из-за горизонта, лежать в спальниках уже стало жарко. Выбравшись из юрты, Тараканов не сдержался от громкого возгласа: «Ух, ты!»: на бирюзовом небе не было ни одного облачка, и горные хребты, кое-где подсвеченные косыми лучами солнца, предстали во всем великолепии. В прозрачном, точно горный хрусталь, воздухе звенела тишина, даже неугомонные цикады еще спали. Природа замерла, вокруг не было ни единого дуновения ветра.

Посетив тростниковую хижину и наскоро умывшись несколькими пригоршнями холодной воды, друзья отправились на дикий пляж. Ранние «пташки» начали вылезать из своих юрт.

Солнышко ласково пригревало, погода была идеальной для йоги. Когда друзья вышли на берег Иссык-Куля, их поджидал еще один сюрприз – полный штиль. Поверхность озера была почти зеркальной, она едва заметно покачивалась. Вода взбодрила ребят и унесла остатки сонливости, зарядив радостью и жаждой жизни.

На утренней йоге народу было поменьше, но потоки накрывали еще более мощные и стремительные. Начали с десятиминутной пранаямы «Акпалабхати», чтобы разогреть тело. Дышалось очень легко, будто нечто внутри тела двигало меха в кузнечной печи. Тело превратилось в невесомый клубящийся огонь, размывающий границы между внутренним и внешним.

Большую часть упражнений Вовка с Серегой делали с открытыми глазами – очень уж красивый пейзаж их окружал. Они снова расположились лицом к солнцу, чтобы яркий солнечный свет не слепил участников. И теперь снежные горы оказались справа от них, Иссык-Куль – слева, а впереди и сзади – залив озера с выступающим мысом и каменистые предгорья вдали. Все вокруг дышало первозданной чистотой и свежестью. Созерцание дивной природы, да еще во время йоговских комплексов, накачивало тело легкой, но поистине несокрушимой силой.

Энергия была совершенно иная, нежели вчера. Легкость, впитавшая плотность гранита. Беспредельность, растворенная в бездонном голубом небе. Звенящая тишина, пронизывающая все вокруг. Безмятежность космического ребенка, самозабвенно играющего с миром. Скорость света, создающего миражи изумительной красоты. Плавная остановка мира, сводящая с ума и приоткрывающая тайну творения. Парение орла над своими владениями, готового камнем упасть к земле в погоне за диковинными, необъяснимыми дарами.

Тараканов и Серега держались устойчиво, хотя на задержках по-прежнему частенько вылетали, теряя самоидентификацию. Серега пару раз спикировал в песок. Во время задержек после вдоха ведущие поворачивались лицом к горам или озеру и сливались с утренней красотой, которую они созерцали. В конце занятия на всех участников утренней практики нахлынуло беспричинное счастье, тихое и глубокое, как сам Иссык-Куль.

Два часа пролетели незаметно. Солнце поднялось довольно высоко и стало припекать. Над горными пиками зависло белое кружево облаков. И снова купание в ласковой воде Иссык-Куля благословило йогов целебной прохладой водной стихии.

На завтрак давали геркулесовую кашу с изюмом и курагой, фрукты и чай со сладостями. После приема пищи Марусич провел утреннюю «политинформацию» для желающих. Таковых было немного, человек десять. Вовка с Серегой из любопытства остались, чтобы послушать гуру.

Политинформация проводилась «замполитом» каждое утро и называлась: «Астрологический прогноз на сегодня согласно китайской Книге Перемен». Марусич тихонько включил какую-то особенно мяукающую музыку, и из колонок едва слышно зазвучал жалобно завывающий женский голосочек, видимо, плачущий о тяжелой доле сборщиц риса в долине реки Хуанхэ. Восседая на подушечке, ведущий сей утренней рубрики всем своим видом воплощал невозмутимость и мудрость Конфуция, а также величие всех императоров династии Чжоу. Медленным гипнотизирующим голосом он начал вещать, щедро насыщая свою речь разящими наповал терминами: «Ба-гуа», «триграммы», «Мэн-Чуни» и «Чжун-Дуни»… Аудитория, сидевшая перед лектором полукругом и состоявшая в основном из бабуль и степенных дам, слушала маэстро с трепетом и благоговением, будто от сегодняшнего прогноза зависели судьбы мира.

Для Вовки с Серегой было очевидно, что предлагаемая игрушка, пусть и весьма изощренная – всего лишь картина мира, модель мироздания, одна из тысячи возможных. «И-Цзин» – попытка охватить с помощью линейного ума все многообразие загадочного мира. «Умом Матрицу не понять…» А гороскопы на семинарах волшебников народ сам себе очень даже лихо сочиняет. Чего стоит одно гадание по бюстгальтерам, по храпу мужа, на яйцах, на носках, на конфетах и окурках!

Чувствовалось, что Марусич оседлал любимого конька и политинформация продлится не меньше часа. Предполагалось, что потом слушатели начнут задавать умные вопросы. После упоминания о древней черепахе, на панцире которой были нарисованы загадочные знаки с зашифрованной в них тайной мироздания, послужившие основой для создания «И-Цзин», Вовка с Серегой свинтили, не дожидаясь, пока их сморит богатырский сон.