Но над всем постоянно поднималось и давило воспоминание о человеке, которого он убил и похоронил, прикрыв при этом прежде всего лицо, чтобы тот не мог на него смотреть. «На самом ли деле Ок мертв?» — спрашивал он себя. Разве он, Аб, во время сна не видел его живым и здоровым? Видение его преследовало. Все его мыслительные способности были до крайности напряжены.

Когда он так боролся, чтобы выяснить себе все происшедшее, его воображение было затронуто другими предметами, имевшими связь с тайной смерти, глубоко смущавшей его и весь его род. Должно быть, существовало нечто, быть может, какое-нибудь существо, заставлявшее реки подниматься и падать и лесные деревья приносить плоды, или делавшее их бесплодными. Кто и что могло бы это быть? Что необходимо было сделать ему и его друзьям, чтобы войти в сношения с этим неизвестным существом, двигателем жизни?

Уже давно, задолго до этого дня и часа, у Аба зародились мысли о том, что ему и людям его племени казалось сверхъестественным; он и прежде не мог удержаться, чтобы не думать о тени и эхо. Ему припомнились разговоры с Оком по поводу эхо и свои усилия отделаться от того, кто назойливо заставляет возвращаться назад через долину их крики; это прятавшееся создание насмешливо повторяло каждый громко выкрикнутый звук, и они не знали, к кому обратиться за помощью. Раз они вооружились с головы до ног и в припадке отчаянной храбрости решили найти обладателя этого голоса и вступить с ним в битву. Они перешли долину и стали на опушке леса, откуда, казалось, исходил голос, но их поиски ни разу не увенчались успехом.

Преследовавшая в солнечные дни, тень поражала их воображение другим путем; этот плоский, темный, ползущий по земле и кривившийся предмет настойчиво следовал за ними. Что это такое, этот черный, бестелесный предмет, отвечающий движением на всякое движение человека, неотступно держащийся у ног человека своими ногами, пока тот не вступает в тень от другого, большего предмета.

Но и эхо и тень были ничто в сравнении с тем, что посещает человека ночью. Что это были за существа? Почему они посещают человека только во сне, когда он беспомощен, и исчезают вместе с рассветом, когда спавший приходит в себя и хватается за топор?

Солнце поднялось высоко и теперь тихо спускалось к западу, где был далекий океан; тени удлинились, но свет еще царил на тропинках, и, еще не уставший, человек торопился вперед. Теперь он находился вблизи обитаемой им местности и сделался спокойнее и беззаботнее. Но воображение деятельно продолжало свою работу, и он не мог освободиться от воспоминаний. Ему все еще чудился его убитый друг, лицо которого он так торопился спрятать. В нем снова загорелось бешеное желание узнать, проникнуть в тайну. «Где теперь Ок?» — обращался он с вопросом к себе и ко всей природе. «Где Ок?» — взывал он к знакомым деревьям, окаймлявшим тропинку; но даже пещерному человеку, стоявшему в таком близком общении с ней, природа не могла дать ответа.

Так пещерный человек, вступив на неясный, неизвестный путь, боролся с разрешением вечного вопроса: «Если человек умрет, будет ли он снова жить?» Эти усилия человеческого разума после сотен тысячелетий содействовали его развитию. Преграда, более непроходимая, чем та огненная стена, через которую перескочил недавно Аб, еще поднимается между нами и теми, кто уже покинул землю. Мы стремимся что-нибудь узнать от тех, что умерли раньше нас, но все наши отчаянные усилия бесплодны. Ненарушимое молчание, непроницаемая темнота охраняют тайну смерти. В течение долгих лет, с того дня, как бежал этот человек, любовь и надежда, в соединении с верой, воздвигли в душе прекрасный храм обещания и утешения; но строгие исследователи природы еще ничего не узнали достоверного из того, что таится за этой глухой стеной. Наши отчаянные мольбы, обращенные к мертвым, остаются без ответа. Так Аб шел ощупью и боролся одиноко в лесу в пору юности и неведения своего и всей нашей расы.

Наконец Аб появился на тропинке, бежавшей вдоль берега реки. Все теперь ему было знакомо. Здесь, около купы деревьев в плоской долине, они вырыли яму, когда были еще мальчиками и только что приступали к серьезному изучению жизни среди леса. Вскоре показался и вход в пещеру его семьи. Он был снова дома, — но за эти три дня отсутствия в нем совершилась сильная перемена. Пещеру покинул юноша, а вернулся мужчина, — серьезное, страдавшее и думавшее существо.

С быстротой зайца спасалась Быстрая Ножка от рассвирепевших врагов и поспешно углубилась в лес. Теперь у нее была новая причина бояться и, не оглядываясь назад, не замедляя своего бега, хотя уже задыхавшаяся и измученная, она быстро неслась вперед, оправдывая свое имя, и остановилась лишь у входа в пещеру ее подруги, Лунного Лика, жившей на расстоянии часа от ее собственного жилища.

Показавшись на поляне, бежавшая девушка, по счастливой случайности, немедленно увидела свою подругу; та в это время после обеда наслаждалась ничегонеделанием, лениво вытянувшись, лежала на ложе из вьющихся растений и сонливо посматривала на солнце, когда Быстрая Ножка выскочила из леса. Лунный Лик узнала своего друга, испустила радостный, дрожащий крик и опрометью, совершенно не остерегаясь, спустилась на землю ее встретить. Быстрая Ножка не произносила ни слова; она стояла почти без дыханья, и Лунный Лик скорее донесла, чем довела ее до обычного места своих отдохновений; то был выложенный мхом раздвоенный корень дерева. Обе опустились на него, одна, истощенная пережитым страхом и усталостью, другая, вся поглощенная мучившим ее любопытством. Она была не в силах спокойно дожидаться, когда к подруге вернутся дыхание и способность говорить, и с криком нетерпения, требуя ответа, толкала и щипала Быструю Ножку. Это было не только великое, но даже величайшее событие в жизни Лунного Лика: перед ней был ее друг и диктатор, измученный и исполненный ужаса подобно слабому, загнанному лесному зверю. Это было чудо. Наконец Быстрая Ножка смогла говорить.

— Они бьются у подножия холма, — сказала она, и Лунный Лик сразу отгадала все происшествие, потому что она была не слепа, это создание с широким ртом.

— Почему же ты убежала? — спросила она.

— Я была очень испугана. Один из них теперь уже, наверное, мертв. Я рада, что сама осталась жива, — с трудом проговорила Быстрая Ножка. Девушка закрыла руками свое лицо, когда вспомнила искаженное страстью и смертельной ненавистью лицо Аба и бешеный взгляд Ока, когда он с такой силой схватил ее, что его пальцы оставили синие пятна на ее руках, гибкой талии и шее.

Теперь, чувствуя возвращение своих сил, Быстрая Ножка с трепетом стала передавать историю всего происшедшего, понемногу приходя в себя от спокойного, без следа испуга взора и успокоительных слов своей лишенной воображения, веселой и верной подруги. Она осталась гостить на ночь и следующее утро и домой отправилась в сопровождении Лунного Лика. Иногда к ней на этом пути возвращалось ее обычное настроение духа и даже отчасти ее беззаботное легкомыслие, но когда они достигли пещеры, отдохнули, поели, и когда она услышала свой рассказ из уст Лунного Лика, передававшей его Хильтопу и его двум сильным сыновьям, слушавшим с интересом, но без возбуждения, к ней вернулись дикая тревога, ужас и неизвестность, которые она впервые почувствовала, когда бежала от того, что ей казалось таким ужасным. Она выползла из пещеры, где остальные наслаждались прекрасным летним вечером, и дала знак одному из братьев следовать за ней. Взрослый юноша сделал это без всякого вопроса со своей стороны, потому что Быстрая Ножка почти с раннего детства была самым влиятельным лицом в семье, и даже сильный отец, вопреки нравам той эпохи, восхищался своей дочерью и уступал во всем, не стараясь доискаться причины этого. Высокий, хорошо вооруженный и готовый ко всему юноша присоединился к ней безропотно, и оба, подобно теням, исчезли в глубине леса.

Быстрая Ножка вела хозяйство в пещере своего отца Хильтопа, самого знаменитого охотника в этой области, еще молодого, несмотря на прожитые им годы, и отца двух мальчиков, представлявших прекрасные образчики лучших представителей человеческой расы того времени. Они были прекрасные мальчики, и это слабое создание, о котором они заботились в пору ее детства, легко господствовало над ними, хотя в ту эпоху семейная привязанность была слабо развита, а рыцарство и совсем еще не существовало. Жена Хильтопа умерла два года тому назад, и ее место, повинуясь бессознательной силе, было занято Быстрой Ножкой. Некому было, кроме нее, нести обязанности хозяйки в этой защищенной скалами, пещере, на открытом всяким ветрам холме. За последнее время Хильтоп частенько об этом задумывался и посматривал на веселую, смуглую и хорошо откормленную подругу своей дочери, и сегодня он ее слушал не с тем вниманием, которого заслуживал рассказ. Случайная смерть, хотя это было убийство одного пещерного человека другим, не составляла события значительной важности. Он остался совершенно равнодушен к рассказу, но, слушая и разглядывая говорившую молодую девушку, постепенно поддавался мысли, появившейся, быть может, под влиянием инстинкта любви и заботы о домашнем очаге, что девушка ему могла быть прекрасной подругой и представляла лучшую партию во всей ближайшей окрестности. Мысль этого славного охотника, пользовавшегося всеобщим уважением в области лесистых холмов, всегда шла прямо к цели и, созрев, немедленно приводилась в исполнение. Несмотря на пятьдесят пять лет, его кровь еще не охладела и не замерзла в сильно выступавших жилах. Он немедленно приступил к исполнению задуманного плана. Чтобы никто не помешал, он приказал остававшемуся дома старшему сыну, Каменной Руке, сидевшему рядом на камне и слушавшему с раскрытым ртом рассказ Лунного Лика, присмотреть за братом и Быстрой Ножкой. «Могут встретиться хищные звери, и двое мужчин лучше одного», — сказал лукавый отец.