Однако это заявление вызвало яростные споры. Немцы были уверены, что союзники не подготовят операцию такого масштаба ранее весны. Они также категорически отвергали саму идею высадки в Африке, указывая, что если и будет высажен десант на Средиземном море, то произойдет это в Провансе на юге Франции.
Супермарина делала все возможное, чтобы доказать, что Прованс никак не может быть целью первой высадки союзников на Средиземноморье. Упрямство немцев заставило итальянцев заподозрить, что они не собираются больше отвлекать силы с Европейского театра. Если бы была принята итальянская точка зрения, сделать это пришлось бы, а так алжирский вариант отвергался с порога.
В любом случае опасность оставалась, и подобная высадка означала для итальянцев полную катастрофу. Эффективное противодействие можно было организовать, только сосредоточив все имеющиеся морские силы, но для этого требовалось длительное напряжение всех сил. В противном случае получились бы полумеры, а весь военный опыт не раз доказывал — это ведет к тяжелым потерям и не приносит результата. Самым острым вопросом была застарелая топливная болячка. На сей раз, как упоминалось выше, дефицит был преодолен путем откачки нефти с линкоров.
Но действительное положение дел было таково, что достаточного в обычных условиях запаса топлива сейчас оказалось мало. Господство союзников в воздухе не только делало абсолютно нереальным достижение внезапности, но и грозило превратить выход флота без достаточного воздушного прикрытия в разгром. Итало-германские ВВС находились в таком состоянии, что не могли обеспечить флот достаточным количеством истребителей. Даже эффективная дальняя разведка была им не по силам. Короче говоря, приказ итальянскому флоту вступить в бой у алжирских берегов с более сильным флотом союзников при их подавляющем превосходстве в воздухе означал самоубийство. Чтобы сорвать высадку противника, Германия должна была отправить на Средиземное море большое количество нефти и сильные авиационные подкрепления. Не прибыло ничего.
Ранее упоминавшийся германский офицер связи при Супермарине адмирал Вейхольд полностью разделял точку зрения итальянцев на сложившееся положение и тоже был убежден, что союзники готовят высадку во Французской Северной Африке. Поэтому он по своей собственной инициативе попытался поднять вопрос и «отчаянно пытался обратить внимание соответствующих инстанций» на то, что «в противном случае мы скоро окажемся на пути к катастрофе», — писал он в своем послевоенном меморандуме. Он также пытался добиться посылки новых германских подкреплений на Средиземное море, из Берлина пришел ответ, что «не следует ожидать существенного увеличения германских сухопутных, морских и воздушных сил на Средиземном море с учетом ситуации на других театрах. Также невозможно удовлетворить потребности итальянских флота и авиации из-за общего положения с сырьем». Вейхольд делает заключение: «Отказ германского Верховного Командования от дальнейшего оказания помощи нанес смертельный удар Средиземноморским кампаниям. Германские вооруженные силы! должны принять на себя часть ответственности за ведение поймы на Средиземном море. Последствия роковых решений следует отнести на счет тех германских командиров, которые их принимали».
Союзники готовили атаку с двух сторон, чтобы захватить Сицилийский пролив, и ничего не было предпринято, чтобы помешать им. К этому времени все операции итальянских вооруженных сил зависели от поставок из Германии. Как раз в этот решающий момент, когда следовало сделать последний оборот рукояти, Берлин показал полнейшую незаинтересованность в исходе событий. В восточном Средиземноморье немцы ничего не предприняли для ослабления петли, накинутой на горло Ливии, а в западное не прибыло ни единого самолета, чтобы помочь итальянскому флоту отразить высадку союзников.
23 октября британская 8-я армия начала свое массированное наступление. Фон Штумме был убит в первый же день. 26 октября Роммель вернулся в Африку с приказом Гитлера «не отдавать ни единого метра земли». Однако вскоре после прибытия Роммель оценил ситуацию как «исключительно тяжелую» и принялся настойчиво добиваться разрешения на отход. Но Гитлер был непоколебим — его девизом стало «победа или смерть». 1 ноября Роммель писал: «Это конец для нас. Битва проиграна. Вражеские орды буквально захлестнули нас. Мы накануне африканского Дюнкерка. Много наших солдат героически пали рядом с итальянцами. Части „Фольгоре“ равны нашим лучшим войскам. Я завидую мертвым, которые уже обрели свою судьбу» («Фольгоре» — итальянская парашютно-десантная дивизия, созданная и обученная для высадки на Мальте. Когда ситуация в Ливии стала серьезной, она была отправлена туда о качестве обычной пехотной дивизии. Во время последнего наступления англичан «Фольгоре» отчаянно сражалась и была уничтожена почти до последнего человека, но не отступила ни на шаг. Англичане отдавали специальные воинские почести уцелевшим солдатам этой дивизии). Через 2 дня, когда большая и лучшая часть войск была уничтожена, Роммель начал отступление, несмотря на приказы Гитлера. Через 2 недели 8-я армия захватила Бенгази.
В очередной раз Роммелю пришлось объясняться перед Римом и Берлином. Его рапорт полностью приводится в дневнике Кавальеро. Роммель приписывает успех вражеского наступления исключительно «колоссальному воздушному превосходству» и тому, что англичане имели множество «тяжелых и средних танков и артиллерии».
Тем временем Супермарина продолжала получать из Гибралтара сведения о подготовке союзниками десанта. Учитывая совокупность известных фактов, Супермарина в конце октября сделала вывод, что операция союзников начнется очень скоро, и высадка будет произведена во Французской Северной Африке.
Тем не менее, верховное командование, как Италии, так и Германии, встретили предупреждение Супермарины с полнейшим равнодушием. Возможно, их внимание было отвлечено событиями у Эль Аламейна. В такой обстановке противодействовать высадке союзников могли лишь несколько подводных лодок и самолетов.
Ночью 6 ноября Супермарина получила известие, что в Средиземное море вошел большой конвой союзников, который соединился с эскадрой из Гибралтара. Утром того же дня второй большой конвой прошел через пролив, а ночью прибыл третий. Теперь силы союзников превратились в настоящий флот, имея 5 линкоров, монитор, 5 авианосцев, десятки крейсеров, более сотни эскортных кораблей, 70 транспортов и более ста мелких кораблей и десантных судов.
Даже если бы итальянский флот имел достаточно топлива и нужное воздушное прикрытие, чтобы вступить в бой, он сумел бы только замедлить движение этой армады. Естественно, при таком превосходстве союзников на море и в воздухе итальянцы даже не попытались противодействовать высадке.
На рассвете 8 ноября силы союзников начали высадку в Оране и Алжире. Предыдущим вечером, когда первый конвой уже находился в алжирских водах, генерал Кессельринг, который являлся командующим всеми германскими войсками в южной Европе, еще придерживался мнения, что это отвлекающий маневр. Он утверждал, что ночью союзники либо повернут к берегам Прованса, либо попытаются форсировать Сицилийский пролив и высадиться в Триполи.
Французские корабли и береговые батареи встретили высадку огнем и нанесли повреждения ряду англо-американских кораблей. Но сопротивление было быстро подавлено. То же самое произошло в Марокко. Если бы генерал Жиро и адмирал Дарлан не помогали союзникам, французское сопротивление могло быть более эффективным и поставило бы союзников в критическое положение.
Двойной маневр союзников с запада и с востока своей главной целью имел захват Сицилийского пролива и как логичное следствие — оккупацию Сицилии. Эти атаки были совершенно необходимой прелюдией высадки в Нормандии. Для такой операции требовалось огромное количество судов снабжения и транспортов, поэтому союзники не могли решиться на нее, не обезопасив свои коммуникации в Средиземном море. Но, установив контроль над Средиземным морем, союзники высвобождали дополнительные 3000000 тонн судов, которые до этого были заняты на длинном маршруте из Англии в Египет и на Ближний и Средний Восток вокруг всей Африки. С другой стороны, союзники на своей шкуре узнали, насколько трудно прорвать итальянскую блокаду Сицилийского пролива. Поэтому, чтобы открыть проход через Средиземное море, требовалось установить контроль над этим проливом.
