У меня в руках книжка стихов. Юлия Друнина. «В солдатской шинели». Издательство «Советский писатель». 1948 год. Это первая книга автора.

Книжечка маленькая, да и тираж всего 5000 экземпляров. А запомнилась, и крепко. Причина проста: как и в некоторых других первых книжках той поры, запечатлено время, встает судьба поколения.

Мой экземпляр — с дарственной авторской надписью. В ней шутливо говорится о солдатах «военно-лирических рот», а подпись гласит: «от сержантши запаса». Этой самоиронией автор пытается как бы смягчить высокую трагическую ноту книги.

Если бы теперешним взором проникнуть в тогдашний Литературный институт, мы были бы поражены открывшейся нам картиной. Среди примерно ста студентов, учившихся на всех пяти курсах, было несколько одноруких, несколько одноногих, один без обеих рук, другой без обеих ног. Был студент, потерявший в бою зрение. А уж просто раненых, контуженных, обмороженных — бессчетно. И еще были девушки, которых никто не призывал, которые сами пробились на фронт и прошли сквозь войну, — битые, стреляные. В числе их была и Друнина, — как все ее тогда называли — Юлька.

И ведь все это было в порядке вещей, воспринималось как обычное дело, это никого не удивляло, не умиляло. Ни о каких скидках, снисхождении — и мысли не было. Наоборот, в литературных делах и оценках все были по отношению к себе и друг к другу предельно требовательны и суровы. Не случайно Литературный институт тех времен дал немало всем известных ныне художников.

Тогда никто не говорил: «героическое поколение». Это стали говорить потом. Это уже потом поразились. Друнина написала через несколько лет после войны:

«Стеснялась!» Действительно, почему? Другая нацеленность была, другие задачи. Не вспоминать о войне требовалось, а идти вперед. «Не ласкайте нас званьем: „Участник войны!“» — просил Михаил Луконин.

Лишь через много лет она напишет:

Вот как это трансформировалось, отложилось. Пример чрезвычайно характерный.

Вообще осмысление с годами, с десятилетьями, того, что произошло, свойственно Друниной. И если в войну она записала о себе:

то через много лет она, как бы и со стороны, скажет о девушках своего поколения:

У каждого настоящего поэта обязательно есть стихи, представляющие его наиболее полно, наилучшим образом, — как бы его визитная карточка. Они, как правило, и наиболее известны. У Друниной тоже есть такие стихотворения, и даже не одно. «Качается рожь несжатая», «Зинка». И конечно, — «Я только раз видала рукопашный». О последнем из них мне хочется привести свидетельство автора:

Добавлю еще, что помимо этой жестокой цены, нелегкого жизненного опыта очень важно — не менее важно! — наличие художественного чутья, счастливого прозрения, позволяющих бесстрашно отсечь и отбросить все лишнее. К сожалению, не всегда это удается.

Ну, и конечно, каждый истинный художник приходит в искусство со своей «темой», да что там темой — со своей жизнью, и только этим он и интересен, при условии, если его жизнь до боли интересна другим. Если она, выделяясь своей индивидуальностью, все-таки совпадает с великим множеством их жизней.

Поэтому стихи о войне разных поэтов не мешают друг другу, не повторяют друг друга, а может быть, лишь дополняют. А тут еще особая судьба — «шагаем и мы — девчата, похожие на парней». Сандружинницы, санинструкторы, медицинские сестры. Вчерашние школьницы, выносящие раненых под огнем с поля боя. Всеобщее чувство и благодарности к ним и вины перед ними.

Вот о них, о их жизни и смерти на войне, о их судьбе после войны, а, проще говоря, о себе — лирические стихи Юлии Друниной.

Конечно, она пишет не только о войне. У нее есть стихи о любви, о природе. Она бывала и на Курилах, и в Братске, и в тундре, и в тайге, и на Урале, и в Полесье. У нее немало стихов о дорогом ее сердцу восточном Крыме. Разнообразные строки, навеянные заграничными поездками и впечатлениями. Но все эти, в том числе самые мирные, спокойные, стихи, словно озарены тем огнем — огнем скупого костра, сплющенной гильзы-коптилки, снарядного разрыва, прифронтового пожара. Никуда не деться от грозного отсвета.

У Александра Твардовского сказано:

Далее он говорит о возможности «их сочетать». Но Друнина не только листает «обратно календарь», она словно постоянно находится и здесь, и там, в своей ранней молодости.