Когда вокруг засвистело, Петруше вдруг сделалось весело и страшно. Весело оттого, что мальчик хорошо знал подполковника Телегина и догадывался: «духам» не жить. А страшно, потому что, заваливаясь на землю вместе с оглушённым Франкенштейном, Петруша видел главное: взрывотехник до сих пор не обезврежен.

Между тем, Телегина уже отсекают плотной стеной огня…

— Взрывай тыкву, Рустэ-э-эм! — ревел ободранный Мертвец, поливая грохочущим пулемётным пламенем туда, где из лестничного люка выныривала голова Телегина.

Смуглая рука взрывотехника сунулась под чёрный плащ, в карман разгрузки… И вынырнула, сжимая страшный пульт с кнопкой.

«Ку-у-уда? А ну стой, гад!..» — прошептал Петруша, выползая из-под упавшего Мовсара.

Рустам растерялся. Непроизвольно взмахнув рукой, выпустил пульт из рук. Страшная коробочка подлетела кверху. Цепочка несколько раз перекрутилась вокруг запястья.

«Пора», — подумал подполковник Телегин и вскинул над головой руку с тремя растопыренными пальцами. Старый знак сербского сопротивления, знакомый Телегину ещё по Боснии, на этот раз был адресован дюжине спецназовских снайперов, сидевших на крышах соседних домов. Через прицелы снайперских винтовок парни следили за происходящим на крыше, с нетерпением ожидая момента, когда Телегин нейтрализует человека с пультом.

Сигнал Телегина на внутреннем спецназовском языке обозначал следующее: «Мусор можно выносить».

И в десять секунд снайперы расщёлкали остальных членов банды Умара Оцтоева. Не ушёл от расплаты главарь — чёрный Упырь. Ловкого Самурая достали уже в кабине вертолёта, через окошко. Только прикрытый от выстрелов телом волшебника Рябиновского, Рустам ещё пытался, заливаясь горючими слезами, нащупать свой пульт. Напрасно. Телегин прыгнул и, надавив каблуком на запястье, выхватил гадкую пластиковую коробочку, безжалостно сжав её в своих железных пальцах.

— Успокойтесь, Вам ничто не угрожает, — сказал Телегин, участливо склоняясь к Леонарду Рябиновскому. Стащив маску колдуньи, подполковник дружелюбно улыбнулся мальчику в сильно перепачканном бежевом плаще.

Петруше показалось, что в ответном взгляде юноши благодарности не было.

Контракт с подполковником Виктором Телегиным Федеральная служба безопасности России расторгла уже на следующий день.

Генерал Савенков не поверил глазам, прочитав заключение медицинского эксперта. Тот однозначно утверждал, что Виктор Петрович Телегин — психопат с явно выраженными маниакальными наклонностями. Телегина подвергли психиатрической экспертизе уже через несколько часов после штурма — якобы кто-то из освобождённых заложников пожаловался на то, что подполковник с особым нездоровым удовольствием расстреливал раненых террористов.

История с изощрённым расстреливанием, разумеется, попала во все вольнолюбивые газеты. Впоследствии, правда, выяснилось, что Телегин вообще никого в тот день не убивал: Ведьму и Людоеда только «отключил» ненадолго, жирного Франкенштейна оглушил, низенького Орка контузило очередью в бронежилет, а рыжий Оборотень отделался ранением в колено. Однако результаты экспертизы, оправдывавшей Телегина, подоспели слишком поздно: газетный скандал вокруг «маньяка-подполковника с Лубянки» уже отгремел, а сам Телегин лишился контракта и очутился на улице.

Досадно, что Савенков узнал об отставке Виктора Петровича слишком поздно, когда поправить дело было нелегко. И всё же Севастьян Куприянович без промедления начал дозваниваться своим друзьям в Кремле и на Старой площади и, безусловно, добился бы справедливости, если бы сам уволенный Телегин, зашедший поздно вечером на рюмочку коньячку, не попросил генерала оставить это дело.

— Не надо, товарищ генерал, — сказал Виктор Петрович, наливая по второй. — Честно сказать, я рад, что так получилось. И сам хотел уходить, да контракт не пускал. А теперь уж точно назад не вернусь.

— С ума сошёл, родной! — Савенков дружески похлопал Телегина по твёрдому плечу. — Ведь ты специалист экстракласса. Такие, как ты, на диком Западе оцениваются в десятки, а то и сотни миллионов! Твоя башка стоит дороже, чем бомбардировщик «Стеллс»! Нельзя тебе, Виктор, службу бросать. У тебя же боевой талант!

Телегин вяло махнул рукой, уныло прикусил лимонную дольку.

— Наша страна не может разбрасываться профессионалами, — морщился Савенков, расхаживая по роскошному ковру вокруг письменного стола. — Таких профессионалов у нас человек десять на всю Москву осталось. А ты не просто профи. Ты к тому же честный человек. Это вообще раритет в наше время. Чего сидишь такой хмурый? Курить хочется?

— Я больше не курю, — усмехнулся Телегин.

— Да ну! — поразился Савенков. — Тебя, стало быть, тоже отвернуло? Это серьёзный шаг, брат Виктор Петрович. Вот видишь: честный профессионал, да ещё некурящий, — это просто сокровище. Если ты уходишь, я тоже — в отставку. И по возрасту давно пора…

— Нет, товарищ генерал, нечестно! — устало улыбнулся Телегин. — Если Вы уйдёте, то на всём этаже ни одного нормального не останется. Не давите на психику. Мне нужно уходить, правда. Дело одно есть.

— Куда денешься? — Савенков в изнеможении повалился на стул. — Ты же ничего не умеешь делать! Только стрелять да кинжалом жонглировать…

— В деревню подамся, — вдруг сказал Телегин, пряча глаза. — Фермером хочу стать.

Севастьян Куприянович от неожиданности едва не икнул. Потом подпер кулаком наморщенную щёку и молча посмотрел на Телегина — да так красноречиво и напористо, что от этого молчания подполковник Телегин даже немного покраснел.

— Э, Виктор Петрович, шалишь… — протянул наконец генерал. — Врёшь про фермера, так? Вижу, что врёшь!

— Вру, — признался Телегин. — А про деревню не вру. Женщине одной помочь надо. Долг за мной числится. Отдавать пора.

— Правда, что ли? — почти испугался Савенков. — Впрочем, вижу, что правда.

Он грустно посмотрел в серьёзные глаза Телегина. Вздохнул. Понял: Телегин решение менять не будет. Не тот человек. А потому надо смириться, надо!

— Пообещай, Виктор, — попросил генерал, — если что-то экстремальное случится, можно будет тебя на палубу свистнуть? Приедешь?

— Постараюсь приехать, Севастьян Куприяныч. Но обещать не буду.

— Ну ладно. Тогда Ангела-хранителя тебе в дорогу. С Богом.

— По последней? — Телегин поднял глаза. — Вроде на посошок.

— Угу, — кивнул генерал. — Смотри, не спился бы ты. В деревне это запросто.

Ранним утром, хрустя подошвами по хрупкому первому ледочку, кадеты Царицын и Тихогромов провожали отставного подполковника Телегина на вокзал. Пыхтя, волокли здоровенные рюкзаки, в которых что-то глухо перекатывалось и гремело.

— Пулемётные диски! — пошутил Виктор Петрович.

— Разрешите предположить, товарищ подполковник, что это сгущёнка! — улыбнулся Тихогромыч. — У меня на сгущёнку чутьё. И на тушёнку тоже…

— Угадал, кадет Тихогромов, — буркнул Телегин. — Это сухпайки, на базе купил. Подарки везу в деревню.

Мальчишки постеснялись расспрашивать, кому предназначались подарки: если подполковник не рассказывает, значит, кадетам такая информация не полезна. Но их просто распирало от любопытства: ни с того ни с сего Телегин уволился со службы и решил перебраться за двести верст от Москвы, в Калужскую область… И погостить не приглашает, даже адреса не сказал!

— Сдаётся мне, Громыч, у него в Калужской области задание очередное, — шепнул Иван в дружеское разверстое ухо. — Он просто не может нам рассказать, потому что операция засекречена. Может быть, нужно внедриться в какое-нибудь сообщество сатанистов, или что-то в этом роде. А иначе как объяснить?

Петруша уважительно поглядел на Царицына: вот ведь какой Иванушка умный! А он, тупица, никогда бы не дотумкал!