— Нор-р-р-рмальный хозяин! Вон, гляди — высокий, красивый, рыжий! — высунул язык наружу Комиссаров и принюхался. — Главное — вот он, здеся! А не в Збаражах всяких и Москвах! Местный, тутэйший!

На блюде остался последний бутерброд с колбасой, да и чай мы уже весь выпили. Я кивнул егерю — и тот прямо так, пастью, сцапал угощение и не жуя проглотил. Котофей-Тимофей только фыркнул.

— Так я это… Не предьявля-а-а-у! То, что страшный — это замурчательно. Чем страшнее наш собственный хозяин, тем меньше вероятности пришествия хозяина чужого! — Табачников принялся убирать со стола, поглядывая на меня. — Но что наш хозяин будет делать со своим доменом? Заселишь кабальными рабочими? Поставишь лесопилку? Устроишь пансионат для благородных девиц пониженной социальной ответственности?

— Дача тут будет, — честно признался я. — Мне всё нравится: лес, берег озера, особняк… Хорошо! Особняк, правда, надо снаружи подновить, конечно. Тут у вас внутри уютно, хоть и обветшало все, молодцы, порядочек поддерживаете, но с крышей надо что-то делать…

— Крыша — это полбеды! — вскочил с места Комиссаров. — Крышу можно починить! А вот внутрях-то! Внутрях-то кто разбираться будет?

— В каком смысле — внутрях? — удивился я. — А мы что — не внутрях?

Три комнатки, которые Тимофей Табачников содержал в порядке, находились на первом этаже и, видимо, ранее тоже предназначались для прислуги. Здесь было сухо, тепло и не текло. Остальное здание, конечно, представляло собой настоящие развалины.

— Есть у нас тут такое мерзкое место… — хвост песьеглавца при этом замер, показывая большую степень напряжения хозяина. — Цокольный этаж! Гав! Гав-но там происходит!

Словно в ответ на слова собакена, дом слегка вздрогнул и послышался скрежещущий звук. А потом мне послышалось, как будто кто-то подвывает.

— Вот! — тряхнул башкой Комиссаров. — Гав-но!

— Мяуртвецы, — пояснил флегматично Табачников. — Там на цокольном этаже вход в склеп. Мне на них хвостом махнуть, а этот блохастый — нервничает…

— Какие мертвецы? — напрягся я. — Мне на даче мертвецы без надобности…

— Ну, так это… Вроде из твоих есть кто-то, из Пепеляевых, и Острожские, и даже Радзивилл один, который Черный… Дом-то лет сто назад построили, а фундамент-то у него у-у-у-у… Наследие старины глубокой! А как хозяина не стало туточки, так покойнички и забеспокоились…

— Так, — я взялся за тросточку. — Пошли. Фонарь бери, подсветишь. Покойников мне только тут не хватало, на дачке! Это уже не пансионат благородных девиц, это дом престарелых получается!

— Куда пош-ш-ш-шли? — удивился Тимофей-Котофей.

— В цокольный этаж! — я был настроен решительно. — У меня уроки в семнадцать ноль-ноль. Успеем?

— Что — ус-с-с-пеем? — у кошака даже шерсть на загривке дыбом встала, а уши прижались. — Не! Это мне тут на них махнуть хвостом. А к мяуртвецам я не хочу. У них руки холодные! И вообще — там слишком много!

— Ваф-ваф! — пролаял Комиссаров и внезапно выругался по-итальянски: — Ваффанкуло! Скажи ты уже хозяину как есть: там катакомбы настоящие! Склепы! Много усыпальниц эдак шестнадцатого-семнадцатого века, вот! С агрессивными и беспокойными мертвецами.

— Ага, — подтвердил Табачников. — Из дверей выглядывают… Но почти не выходят! По мне так — пускай выглядывают. Главное к ним не спускаться. Туда в склепы хода нет без специалистов…

— А! — я сел на место. — Без специалистов, говорите? Вы, судари мои, не поверите, если я вам скажу, что я — тот, кто нам всем нужен в этой ситуации!

— Хозяин — некромант? — удивился Комиссаров. — Нулевка же! Не может быть, чтоб некромант!

— Хуже. Собственный его высочества Феодора Иоанновича отдельный поисковый батальон! — помахал рукой я. — Склепы и катакомбы — это наш профиль. Но вы правы: в одиночку я туда не полезу. Есть у меня к кому обратиться…

Я полез в карман за телефоном, снова удивился тому, как хорошо тут ловит сеть и связь, и нашел в списке контактов нужное имя. Гудков долго слушать не пришлось, он ответил через пару секунд.

— Олежа! — обрадовался я. — Мельник, друг мой, слушай… У меня тут недвижимость в собственности появилась. На берегу живописного озера. Но в нагрузку к красивым пейзажам и особняку досталось некое недоразумение по нашей с тобой специальности… Ага! Верно мыслишь. Тут местные жители говорят — склепы шестнадцатого-семнадцатого века и мертвый некромант внутри, чуть ли не сам Николай Радзивилл Черный… Пра-а-вильно смекаешь, представь, как можно навариться? Ну да, тебе на новые фуры, а мне — на ремонт крыши. Да нет, какой, к бесам, психиатр? Крыша на домишке моем съехала, ремонт нужно делать. И вот, если мы средства для этого буквально под ногами найдем — то почему бы и нет!

В общем, с Мельником мы договорились. По моим прикидкам, нормальной боевой четверки нулевок должно было хватить за глаза. Единственная проблема заключалась в том, что парни — в рейсе и приедут дней через десять. Так что я все-таки взял тросточку в одну руку, фонарь — в другую и сказал:

— Вы как хотите, но мне нужно спуститься вниз.

Вытье и скрежет из подвала меня порядком бесили.

— Я подержу фонарь, хозяин! — с готовностью рванул вперед Комиссаров. — Хотя мне и до усрачки страшно!

Нет, ну… Ну собака же! Но — человечный человек! Очень странно все это было, но от помощи я не отказался: вместе все-таки веселее. Песьеглавец светил фонарем, я — размахивал тросточкой, мы выдвинулись из обжитых комнат и теперь топали по скрипучему коридору с дырявым потолком. Тимофей тоже шел следом за нами, но — шагах в трех. Он не был трусом, он был предусмотрительным: с собой котяра прихватил пачку соли и уличную метлу из дворницкой. Рукоятка у метлы была, надо думать, осиновая.

Лестница располагалась в разгромленном помещении с обломками старого серванта и пары буфетов. Обои тут свисали неопрятными лохмотьями, паркет был взорван, ход на цокольный этаж выглядел точь-в-точь как в фильме ужасов: этакий мрачный зев в обрамлении корявых гвоздей и сгнивших наличников. Ничтоже сумняшеся, я двинул вперед и по скрипучим ступенькам зашагал вниз. Драконье зрение позволяло видеть так же ясно, как днем, благо — света от фонаря, который дрожал и дергался в лапе Комиссарова, для этого было вполне достаточно.

Ступив на каменный пол полуподвала, я осмотрелся. Помещение оказалось обширным, со множеством ниш и закутков, так что без тщательного обыска было не обойтись. Я приготовился проявить терпение, но…

— Эге-гей, йоптвойюмать!!! — заорал кто-то мне под руку самым истерическим голосом, и я с перепугу врезал тростью, ориентируясь на смутное движение в тени.

— Ащ-ащ! — откликнулась тень. — Уй-юй-юй, как неприятно он дерется! И что это за такая страшная штука у него в руках?

Я медленно выдохнул: память Гоши подсказывала — если мертвяк говорит, значит — в целом передо мной существо не до конца зловредное. Можно вести переговоры.

— Будете на людей кидаться — отобью руки и размозжу всю голову набалдашником, — предупредил я. — За каким бесом вы сюда высунулись, проекция давно почившего сознания на полусгнившую бренную оболочку?

— Чего обзываешься? — из тени вылез представительный бледный мужчина в просторном белом саване. — Знаю, что проекция, но это же не повод вот так вот меня сразу в реальность тыкать?

— По матери ругаться — вот это точно не повод, — отрезал я, включая учительский тон. — Ведете себя неприлично! Какой пример подаете нынешнему поколению живущих? Что это вообще за безобразие? А ну — марш в склеп! И двери за собой закрывайте!

— Ого! — благообразный мужчина почесал свои благообразные усы и, кажется, смутился. — Серьезный такой! И что — правда размозжишь?

— Размозжу! А потом — в угол поставлю! — пригрозил я. — На соль! Котофей, соль-то взял?

— Не надо на соль! Я пошел, пошел! — и, шелестя саваном, мертвец двинул в дальний конец цокольного этажа.

Я следовал за ним.

Дверь обнаружилась там же — железная, крепкая. Засов валялся на полу. С укором я глянул сначала на Комиссарова, потом — на Табачникова. Это точно сделал кто-то снаружи! И не так давно.