Учитель — не человек, он — функция. Он не ест, не пьет, не ходит в туалет, не злится, не болеет и не устает… Я усмехнулся своим мыслям, уселся за учительский стол, достал из ящика стола контейнер с макаронами и котлетами и принялся перекусывать, салютуя ложкой входящим в кабинет семиклашкам.

— Приятного аппетита, Георгий Серафимович! — пожелали мне удивленные девочки-припевочки.

— Шпашыба! — откликнулся я ртом, полным еды. — Журнал шуда не кладите, жаляпаю!

* * *

Глава 13

Эффект обратного действия

Это было даже забавно: чтобы подтвердить статус аристократа — нужно обязательно ехать в Гомель. Гомель — город губернский и насквозь земский! Но Дворянское собрание располагалось именно тут. И всем ясновельможным панам и напыщенным баринам приходилось покидать уютные песочницы своих юридик и ехать в махровую земщину, где — подумать только! — им необходимо в одних и тех же очередях с простолюдинами заряжать электрокары на общих станциях, столоваться в ресторанах, где нет отдельного зала для привилегированных сословий!

Конечно, в земщине в общем и целом значимость зависела от наличия денег — капитала материального или связей, авторитета и репутации — капитала социального. И дворяне даже без сословных привилегий и магических способностей в этом плане могли дать фору огромному большинству мещан, но… Даже сама возможность равенства претила некоторым чересчур аристократичным натурам.

Так что если уж такому отпрыску древнего и могучего рода и требовалось по делам заехать в губернский центр, обычно это происходило в закрытом кортеже из бронированных электрокаров. Никаких летающих машин на кристаллических магонакопителях: в земщине будьте добры по бренной земле передвигаться!

Меня такие вещи вообще не напрягали. Я и аристократ-то без году неделя, да и вообще — в Гомель поехал на электричке. Чтобы «Урсу» не гонять. Ладно, если честно — в здешнем Гомеле движение на дорогах было даже более дуроватым, чем в привычном мне областном центре родной Синеокой Республики. А тонкости местных ПДД я до сих пор не уяснил, и то, что прокатывало в провинциальном небольшом Вышемире и в разудалой вольнице Мозыре, в Гомеле могло подвести меня под монастырь. Ну, или, как минимум, стоить разбитой машины. Ни денег, ни времени на починку, ни тем более желания остаться без единственного средства передвижения, которое гарантировало мне регулярные встречи с Вишневецкой, я не имел. Поэтому — доехал из Вышемира в Гомель в пролетарских условиях пригородного поезда.

Ну, бабули с клунками, студенты с музыкой, деды с велосипедами и вместо цыган — снажьи бабы в странных одеяниях и с кучей детей. Интересно, как тут вообще обстояло дело с кочевым народом? Может, и не вышли они вовсе из Индии в свое время? Я слыхал, что чёрные уруки в Государстве Российском жили таборами и кочевали вдоль трактов — местного аналога федеральных трасс — останавливаясь на окраинах аномалий и в сервитутах. Но уруки — это, скорее, кто-то вроде команчей или там — новозеландских маори пополам с конан-варварами, чем представители народа рома.

В общем, у меня хватало, о чем поразмыслить в дороге, разглядывая осенние пейзажи за окном.

Потолкавшись в тамбуре, я спрыгнул на перрон, отошёл чуть в сторону, вдыхая с детства приятные мне железнодорожные запахи, потянулся… Эх, хорошо! Ни одна зараза не определит в рыжебородом типе в «оливе», берцах и с рюкзаком за плечами цельного рыцаря и владетеля собственной юридики! Так, один из многих демобилизованных в связи с окончанием полномасштабных боевых действий на Балканах. Война, кстати, действительно почти закончилась сама собой вместе с быстро издыхающей Балканской Федерацией — и это было хорошо.

— Добрый день, сударь. Старший сержант Кочевряженко, железнодорожное управление милиции города Гомеля… Ваши документики, пожалуйста!

— Однако! — сказал я и полез во внутренний карман кителя.

В земщине в ходу были самые обычные бумажные паспорта, для выезда в сервитут, опричнину или любую юридику полагалось оформлять себе либо ай-ди браслет, либо идентификационную пластиковую карточку. Паспорт у меня имелся, я протянул его стражу порядка, и тот внимательно его пролистал, а потом достал планшет и медленно стал вбивать туда данные.

— Что-то не так, това… — я вовремя дёрнул себя за язык, едва не обозвав его «товарищем». — Господин милиционер?

— А-а-ага! — он удивлённо пялился то в планшет, то на меня. — Тут какая-то ошибка? Вы дворянин? Но почему тогда… Хм! Нет, все правильно, комиссован из действующей армии по контузии, бла-бла-бла… Но…

— Дорогой вы мой человек, — сказал я. — Аристократом я стал совсем недавно, буквально — пару дней назад, и — если быть честным — для меня это скорее большой геморрой и головная боль, чем радость жизни. Скажите, у вас ко мне есть какие-то претензии или подозрения? Мне просто сильно-сильно нужно попасть в дерьмовое Дворянское собрание, оформить бумаги и бежать обратно на поезд — он у меня через три часа. Мне в Вышемир надо, я бабе Томе обещал теплицу убрать.

— Дворянское собрание? Теплицу? — сержант Кочевряженко смотрел на меня как на идиота, а потом его лицо заметно расслабилось: — Не успеете за три часа точно. Можете пойти сразу взять билет на вечерний гродненский пассажирский. В этом Дворянском такие крючкотворы сидят, у-у-у-у… Они вас замордуют!

— Да? — у меня тут же испортилось настроение. — Что — все так плохо?

— Я брата из юридики прописывал сюда, в Гомель, а это через них делать надо… У-у-у, там беда бедой. Но есть один плюс, — он вручил мне паспорт. — Буфет у них хороший. Кофе варят настоящий, африканский, и колечки заварные с творожным кремом у них — отличные. Когда этот террариум вас достанет — обязательно вспомните мои слова. Всего хорошего, господин Пепеляев-Горинович. Надеюсь, когда вам подпишут все бумаги, вы останетесь нормальным человеком.

И ушел. Вот и думай — зачем мне нужна была эта встреча?

Постояв немного, я вышел через арку на Вокзальную площадь и по Замковому проспекту зашагал к Дворянскому собранию, очень надеясь, что милиционер ошибся, и все не так страшно. Или, например, что для меня, как для аристократа, все будет несколько быстрее. Собрание-то, в конце концов, дворянское!

* * *

— На кой черт тебе Вышемир? — на чистейшем русском спросил Кшиштоф Радзивилл.

Эта встреча в буфете была для меня действительно серьёзной неожиданностью. Я устал, как скотина, бегая по кабинетам, заполняя бланки и подавая заявления. Мне казалось — в таком мире, как Твердь, при здешних-то технологических и магических возможностях, никаких проблем быть не должно! Но! Дворянское собрание не зря размещалось в земщине. В родословную книгу, которая хранилась в Александровский Слободе при дворе Государя, меня внесли чуть ли не мгновенно — и дистанционно. Тут хватило свидетельства Вишневецкого и подтверждения от Риковича. И в своей личной юридике я мог делать все, что угодно и с какой угодно скоростью. Но тут…

— Домовая книга на особняк у вас есть?

— А где план-схема от землеустроительной службы?

— Нужна справка о составе семьи с места предыдущей регистрации.

— Заполните форму номер шесть на каждого из проживающих в юридике на момент вашего вступления в права собственности… Конечно, вы могли прислать поверенного в делах… Ах, у вас нет поверенного? Что ж, тогда вам в кабинет номер восемьдесят два, на третий этаж, там вам дадут список из семи сотен четыреста девяноста двух необходимых справочек…

Пока я проходил все эти круги ада и терся в кабинетах, мне в голову пришла догадка: они просто отыгрывались на мне! Эти клерки ненавидели аристократов, им доставляло истинное удовольствие мучить тех, кто обладал правами и привилегиями, недоступными простым смертным. А поскольку всякие магнаты и князья сами такими делами не занимались, отдавая их на откуп тем самым поверенным, то гроздья гнева чиновничьего обрушивались на только-только получивших личное дворянство магов, прошедших инициацию второго порядка, и на таких, как я — мелкопоместных аристократов из свободных родов.