Как я и предполагал, молодой сыщик приедет буквально следом, потому как Витьку долго третировать было нельзя, он маленький. Павел Евгеньевич мог, наверное, выслать группу на задержание, но народу, похоже, нет не только в патрульно-постовой службе. Чуть ли не худшие времена в милиции. Пик разгула преступности, а людей не хватает. Вот и примчался сам.

Следом приехал «рафик» с криминалистами, жильцы дома, где жил Ромаха, высыпали на улицу, женщины заохали, узнав, кто убит. Потом появилась мать парня… Как же страшно она кричала! Ее увели, но жуткий надсадный вопль еще долго звенел у меня в ушах.

Нас опросили. Почти всех — меня, Дюса и Жогина. Севера, а точнее Северова Григория Андреевича, руководителя общественного союза чернобыльцев, здесь якобы не было, поэтому он не мог ничего сказать. Просто, мол, проезжал мимо… Поэтому мы отдувались втроем. А мысли у меня, несмотря на напряженные беседы с милицией, так и мелькали. Причем нехорошие.

Зал Судакова сожгли, да еще сделали так, чтобы подставить меня. Ромаху, который упорно внушал малолетним поджигателям мысль, что они «помогают» мне, устранили. Очень так в тему, чтобы не сообщил ничего лишнего. Вот только, как говорил один известный актер, убивший в пьяном ДТП человека, принимать на себя «вину за Октябрьскую революцию» я не собирался. Поэтому мысленно поаплодировал собственной паранойе, благодаря которой за меня фактически говорил адвокат, вовремя отрезая провокационные вопросы Арзамасцева и переводя разговор в выгодное для меня русло.

— Улик против вас нет, все это ерунда, — успокоил меня Эренштейн, игнорируя насупленные брови Арзамасцева. — Показания маленького ребенка, которому поездили по ушам… Будут давить, мы еще и встречное заявление напишем, что вас преследуют. Пожалуемся на произвол, прессу подключим.

Милиция таким обычно подтирается, но если есть грамотный адвокат и деньги на его работу… Нет ничего невозможного. В итоге из подозреваемого я быстро перешел в разряд свидетеля, и то, чувствую, Абрам Натанович берег силы, иначе бы меня вовсе сделали потерпевшим. А так — алиби, куча других свидетелей, нестыковки по времени. По беседам нас, конечно, всех еще задергают, пока следствие идет, но такое мы переживем. Я так точно.

— Вот моя визитка, — протянул мне Абрам Натанович картонный прямоугольник. — Если меня нет в офисе, можно оставить сообщение секретарю. Или самому скинуть сообщение на пейджер. Знаете, как пользоваться?

Я кивнул. Такие аппараты я еще застал, у меня даже самого такой был. Звонишь оператору, называешь номер абонента и диктуешь короткое сообщение. Или, наоборот, от кого-то получаешь. Для начала девяностых и даже ближе к их концу — натуральная фантастика, но гораздо доступнее, чем сотовая связь. Мобильники еще только появлялись, полный комплект связи стоил 5 тысяч долларов, еще и разрешение нужно было получать от Госсвязьнадзора. Так что гробоподобных сотовых в нашем городе не было даже у Севера и явно не бедствующего Эренштейна. Я уж молчу про спутниковые телефоны, по которым звонишь и прямо-таки видишь, как твои деньги машут на прощание крылышками.

— Домой? — повернулся Жогин, когда мы уселись в его «бэху».

— Нет, — я покачал головой. — В зал. Дела никто не отменял.

Лицо Серого вытянулось, под глазами набрякли мешки. Но он понимающе усмехнулся, завел двигатель и вывел машину из двора. Говорить не хотелось, пусть и было что обсудить. Поэтому Жогин просто включил кассетную магнитолу, и из динамиков послышался хрипатый голос Юрия Шевчука. Он пел про революцию, которая научила нас верить в несправедливость добра.

На душе было гадко. И дело не в очередном трупе — память прошлой жизни притупляла стресс в молодом теле. Просто реальность как будто упорно сопротивлялась тем изменениям, что я вносил. И чем дальше, тем отчаянней и жестче.

— Похоже, не дадут нам сегодня отдохнуть, парни, — проговорил Жогин, вглядевшись в боковое зеркало и нахмурясь.

— А что там? — закрутил головой Дюс.

— Ты про этот «Чероки»? — уточнил я, тоже заметив, что джип едет за нами уже несколько кварталов.

В душе неприятно кольнуло. Вот на таком же «Чероки» приехал киллер, убивший меня в той жизни. И Дюс… Я обернулся на друга и внезапно увидел его постаревшую версию, которая смотрела на мою казнь.

«Ты! Все ты!» — словно бы говорил Дюс.

Я затряс головой, отгоняя видение. Друг снова помолодел и смотрел на меня с явным беспокойством.

— Вадимыч, ты как? — он даже протянул руку, схватил меня за плечо и легонько потряс. — Все нормально?

— Не выспался, — улыбнулся я. — А еще все это задолбало.

— И меня, — согласился Дюс, тоже улыбаясь, но как-то неуверенно.

«Чероки» неожиданно поддал газу, и Жогин не успел среагировать, когда джип наехал тяжелым кенгурушником на багажник. Оказывается, это очень неприятная штука! Нас подбросило, Дюс зашипел, треснувшись головой в потолок, «бэху» повело, но на этот раз Жогин смог ее выровнять.

— Авария? — Дюс завертелся. — А почему мы опять едем?

— Потому что кто-то хочет нам сделать больно, — ответил я, заметив, как «Чероки», моргая дальником, пошел на обгон.

— Ничего, парни, прорвемся, — стиснул зубы Жогин, протянул руку к бардачку, который пижоны зовут «перчаточным ящиком», и вытащил оттуда тяжелый вороненый ствол. Тульский-Токарев, он же просто ТТ. Убойная штука.

— Дай мне, — потребовал я. — Ты за рулем.

Пошли все на хер! Если первую жизнь я легко просрал, то вторую продам как можно дороже!

Лешка был самым обычным парнем. У него даже имя было чуть ли не самым распространенным в Новокаменске. В одном только его классе учились пятеро Лех вместе с ним. Рос он в обычной семье: мама — повар в столовой, папа — токарь на АРПе. Оказалось, что он даже знаком с Вадимом. Когда Лешка рассказал, что работает в игровом клубе администратором, отец сначала на него наорал. Сказал, что это полная херня, совершенно не для нормального парня, планирующего стать мужиком. Вот он, Жека Петров, оттарабанил в Советской Армии, причем послужил в Венгрии, в городе Сегед. За границей был! Потом устроился токарем на завод и стал хорошо зарабатывать. А что эти ваши игрушки? Дурачок у родителей денег стряс, ввалил в ерунду, которая скоро закроется, и дурачку придется отдавать долг. Только уже не родителям, а Жогину и бандосам.

Но потом Лешка принес домой полный пакет еды из нового супермаркета. Еще через пару дней подарил сестренке дорогущую Барби, чем вызвал у нее настоящий восторг. Маме купил дорогую импортную шоколадку и букет цветов, а отцу — хорошую фляжку. И тогда суровый токарь Жека Петров перестал называть сына Лехой-оболтусом. Теперь Лешка был просто сыном и время от времени даже Алексеем. Потом Алексеем Евгеньевичем, и это на языке папы было признание, что он им гордится!

И все это благодаря Вадиму. Молодой парень, старше самого Лешки максимум лет на пять, а уже с собственным бизнесом. Причем каким! Не автосервис, не продуктовый ларек и даже не видеосалон, как у его партнера Сергея Жогина. Игровой зал! Еще и с возможностью подработать для таких, как Лешка.

Вот только… Сегодня сожгли еще не открывшийся зал Судакова, конкурента Вадима. И в «Кибертроникс» начали шептаться, будто это сделал хозяин. Если бы игроки — ладно. Но админы с охранниками! Люди, которые работали на Вадима, кого он принял в команду!.. Особенно распылялся «ночник» Виталик, пришедший сегодня пораньше. И Костик, следивший за порядком.

— Слышали, как Камень Серому про адвоката говорил? — доверительным шепотом пересказывал он подслушанные слова. — Жопой, мол, чую… А зачем адвокат? Что-то не так пошло.

— Понятно, что Камню могут предъявить, — не стерпел Лешка. — Он же не дурак, понимает это. Вот и нанял юриста на всякий случай. И что, сразу виноват разве?

— А ты у нас самый умный? — повернулся к нему Виталик. — Посадят Камня, а зал закроют к херам. Зря он Судакова поджег…

— Замолчи! — вспылил Лешка, но их тут же разнял огромный дядь Саша Лещенко, друг Вадима и начальник охраны.