Син-тар поднял к глазам свой изогнутый клинок — тоже совершенно чистый — и с силой вбросил его в ножны.

— А Готар решил не закрывать. Убивать людей из-за каменоломни? Бросать вызов арантару? Проклятый идиот!

Мне показалось, что еще миг, и Торн разрыдается. Нет. Видно было, как он сжимает зубы и возвращает на лицо свое обычное чуть насмешливое выражение.

— Третья нить, — после недолгого молчания напомнила я. — Сейчас мы увидим Торна, сиятельного тара Ямата, во всем его великолепии.

Син-тар даже не фыркнул в ответ. Плохой знак. И если бы я знала, насколько.

Третья вероятность не пахла ничем.

Мне всегда нравилось думать, что я готова ко всему. Истинная оберегающая, посланница судьбы, умелая и бесстрастная.

«Все в жизни когда-нибудь бывает в первый раз, — как наяву прозвучал в голове голос оберегающей Тоаны, моей наставницы. — Даже в такой долгой жизни, как наша».

Больно. Жжение во всем теле, будто вместо третьей нити вероятного будущего у меня в руке оказался высоковольтный провод. Я задохнулась, пытаясь выдрать пальцы из хватки Торна. Сгореть в пламени боли самой, но заслонить подопечного — бесславный, но достойный конец.

«Руэна! — ударило в барабанные перепонки. — Руэна! Ты что…» Мир вокруг моргнул, я ощутила гладкий камень под щекой — и отключилась.

Девятый день месяца падающих листьев. Из ненаписанного дневника син-тара Торна Ямата

Нет ничего страшнее перехода от домашнего уюта к промозглому холоду и чувству беззащитности перед слепой стихией. Для этого не нужно бедствий, вроде урагана или цунами. Ты просто можешь быть не готов. Помню ещё в детстве я сидел у стола, и сосредоточенно тренировался в каллиграфии в мягком свете свечей. И вдруг порыв ветра резко распахнул окно. Жалобно зазвенели мелкие стекла, гордость отца и труд дюжины мастеров-стеклодувов. Ледяной вихрь ворвался под свод десятком прячущихся в неверном свете каму пробежал по стенам и швырнул пригоршню сухих листьев на подоконник. Они кружились в жутком танце, с сухим шелестом, словно что-то злобно и неразборчиво шептали. «Воин должен жить так, словно уже умер» — так нас учил Ву, имея в виду, что воин не должен бояться, ведь тому, кто может умереть в любую секунду, бояться просто нечего. И именно эта мысль парализовала меня окончательно. Содрогаясь от холода, я всё смотрел на золотистый хоровод и не мог собрать свою храбрость, чтобы встать, сбросить листву на пол и закрыть окно.

Возвращение в реальный мир было болезненным. Едва темнота перед глазами рассеялись, нас с оберегающей отбросило друг от друга. Я успел кое-как сгруппироваться, а Руэна была, видимо, без сознания и ей крепко досталось. Она отлетела на несколько кэн, по дороге сломав стул, и выбила ножку стола, под которым и остановилась.

— Руэна, ты что? — крикнул я, поднялся на ноги и подбежал к оберегающей.

Она не ответила и даже не пошевелилась. Я вытащил её из-под стола за ноги, напрочь позабыв о приличиях. Руэна была бледна до синевы. Она дышала, словно сопротивляясь этому — резкими короткими вдохами, которые заставляли вздрагивать тело.

«Да ей же каму овладели!» — понял я. Как говорил старый отцовский лекарь Мэзэо: если каму попал в человека, человек заболевает. Каму теряется внутри и растворяется в крови. И человек становится отражением духа, переставая быть собой, но и не становясь каму. Духа нужно выпустить наружу. Отвори такому человеку кровь — и каму уйдет. Дух будет благодарен, а человек поправится.

«Меч не годится», — решил я и схватил короткий узкий нож с камина.

Я положил Руэну на кровать и сделал короткий надрез на запястье. В то же мгновение оберегающая открыла глаза.

— Ты, я смотрю, времени даром не теряешь, — несмотря на свой бледный и побитый вид, Руэна не растеряла присутствия духа. — Стоило девушке на минутку прикрыть глаза, как ты ее затащил в постель.

— Да не дай каму такую в постель затащить, — мгновенно отреагировал я. Наверное, скоро научусь достойно отвечать на её выпады.

Руэна поморщилась и зажала запястье здоровой рукой.

— Ох уж эта средневековая медицина!

Она убрала пальцы, зажимавшие рану. На запястье остался тонкий шрам, который на глазах исчез. Я не подал вида, насколько меня поразила эта демонстрация сил, но не удержался от вопроса:

— Что с тобой произошло?

— Я… — оберегающая замолчала. Она молчала так долго, что я решил уже не ждать ответа, но она закончила:

— Я не знаю. Спасибо за кровопускание.

— Ты же вроде была недовольна…

— Повреждение моего тела включило сигнальную систему, а она задействовала резервы организма и вывела меня из комы.

Я не понял ни единого слова, но покивал на всякий случай. Ударилась оберегающая головой, да ко всему еще и каму в нее проник, мало ли что теперь болтать будет. Главное, чтобы не переживала, пока в себя не придет. Руэна вздохнула и села у окна. Я расположился рядом и задумчиво прошептал:

Солнцем горит

В жилах кипящая кровь:

Ждёт изменений

— Это стихи? — спросила Руэна, удивленно поднимая голову.

Я смущенно отвернулся.

— Иногда вот…

— А ты определенно начинаешь мне нравиться, син-тар Торн, — сказала оберегающая.

— Звучит как угроза, — буркнул я.

— Что предлагаешь дальше делать? Будем свиток жечь? — проигнорировала мои слова Руэна.

— Если тебе лучше, приводи себя в порядок, и будем собираться в дорогу.

Рынок оглушил многоголосой перебранкой нескольких сотен людей. Рыбаки вернулись с вечернего лова и крестьяне побогаче спешили урвать себе свежатины. Мы с Руэной проталкивались сквозь плотную толпу, пока рыбные ряды не закончились.

— А почему мы здесь ничего не купили? — удивилась оберегающая.

— Ты хочешь взять в путь рыбы? — изумился я. — Ты вообще когда-нибудь за крепостную стену выбиралась?

И тут Руэна вновь поразила меня: она смутилась и промолчала.

— До ближайших селений рудокопов три дня, — пояснил я. — Рыба испортится к обеду первого. Мы возьмём копчёной и вяленой.

Оберегающая задумчиво молчала. Я про себя решил ничему не удивляться, но тут она поразила меня третий раз:

— Копчёности. Боги, как я хочу копчёной рыбки! — сказала Руэна, ухватила меня за рукав и потянула вперёд.

— Да подожди же ты, — я осторожно освободил одежду из её рук, — тебе стоит прикупить одежды. Не годится ходить все время в одном халате, а потом и до еды доберёмся.

Руэна вздохнула и пошла за мной. Это всё было очень странно. Я, конечно, не очень представлял себе, что и как чувствуют оберегающие. Но женщина, которая так спокойно и даже уныло отнеслась к покупке нарядов! Впрочем, она сразу оживилась, когда вокруг нас запестрели одежды всех цветов радуги. С восхищением ребенка Руэна перебирала отрезы ткани, брала и снова складывала на прилавок расшитые цветами халаты. А потом словно по щелчку пальцев возникла старая знакомая оберегающая.

— И долго мы будем эти кукольные одёжки смотреть? — спросила она, разглядывая нежно-бирюзовую накидку.

Возмутиться мне не дали.

— Идём, нам туда, — уверенным тоном сказала Руэна и пошла сквозь ряды, не обращая внимания на зазывающих продавцов.

Поворот, снова поворот. Мы оказались в отдаленной части рынка, куда я, признаться, даже и не заходил никогда. Толпы здесь не было, прилавки стали пониже, навесы порой и вовсе отсутствовали, а товары явно были попроще и намного дешевле.

— Зачем ты меня сюда привела? — удивился я. — У меня есть средства!

— Тебе придётся поверить мне, я же оберегающая, — отрезала Руэна. — О, нам сюда!

Она просветлела лицом и подошла к одной из лавок, явно знавших лучшие дни. Хозяин тоже когда-то был и посвежее, и спина его была попрямее, но к нам он выбрался довольно проворно.