Бой барабанов нарастал, и когда он слился в непрерывную дробь, мы наконец пересекли толпу горожан и уперлись в лестницу. Эскорт остался у подножья, а мы с Руэной пошли по ступеням наверх. На восьмиугольнике смотровой площадки в каждом углу стояли в оранжевых накидках жрецы с факелами. В центре с видом торжественным и гордым застыл наместник в красном халате с желтыми узорами в виде стрел.

Я прошел по кругу, обходя смотровую площадку по краю. На противоположной стороне обнаружилось несколько ступеней вниз, и там на небольшом балконе стояли Нимара с Хидэки и Готар. В руках у них тоже горели факелы. Едва мы с Руэной остановились, как сзади материализовался жрец и вручил нам такие же. Отсюда была видна вся городская площадь. По ее краю стояли люди, плотно прижимаясь к кольцевому рву, опоясывающему огромное деревянное сооружение — стрелу, направленную в небо. Её собрали только сегодня утром. От самой земли к навершию стрелы трижды огибая «древко» по спирали шел бревенчатый помост. У подножья восемь воинов держали на копьях саркофаг с телом умершего тара.

Солнце почти спряталось за крышами Торико.

Грохот барабанов слился в непрерывный гул и вдруг разом стих. Люди на площади замерли, а воины начали свое восхождение по помосту. С первым их шагом удары барабанов возобновились, и волны звука катились в такт шагам скорбной процессии. Воины поставили саркофаг на вершине и сложили копья пирамидой над ним. На небе заалела последняя закатная полоса, и барабаны стихли. Жрецы двинулись к центру смотровой площадки, где замер, широко раскинув руки наместник. Они окружили его кольцом пламени, и в этот момент небо окончательно потемнело. Наместник поднял руки вверх и к его воздетым ладоням разом прикоснулись факелами все восемь жрецов. Вокруг рук вспыхнула красно-желтая сфера огня.

Огонь пылал, не обжигая наместника и сохраняя форму шара, и Фуманзоку медленно двинулся вперед. Он вышел на край смотровой площадки и оттолкнул от себя огненный шар. Тот поплыл над головами прямо к саркофагу тара. Медленно, неотвратимо. А затем шар коснулся копий над саркофагом и разом растекся по вершине стрелы, а затем с невозможной скоростью охватил сооружение сверху донизу и разлился по площади, остановившись лишь у рва. Пламя загудело, разбрасывая искры. Но они летели строго вверх, не угрожая деревянным домам в округе. Летели и сгорали где-то в бесконечной вышине. Огонь все усиливался, поглощая без остатка стрелу и останки тара на вершине. А затем словно пожрав само себя, ярко вспыхнуло и сжалось в точку.

Толпа ахнула. Огненная стрела, похожая на комету, устремилась в небо, оставляя за собой лишь темное пятно на камнях. Выше, еще выше, к самым звездам — горячим кострам милостивых каму. А люди тут и там, словно дождавшись этого мгновения, начали зажигать фонари. Вот мигнул один, второй, десятый, сотый, тысячный и фонари начали подниматься в небо. Люди провожали душу тара на изнанку, так он не потеряет путь к Вечному Источнику. Фонари летели вверх, в черное небо, а я все следил за огненной стрелой. Я знал, что будет дальше.

Стрела рассыпалась тысячами крошечных искр где-то наверху. Люди смотрели туда, запрокинув головы, и дождь из тонких хлопьев пепла падал на их лица. Руэна глядела вместе со всеми, в темных глазах отражались огоньки фонарей. Пепел падал ей на лицо, но она будто не замечала. Наконец оберегающая подняла руку, коснулась невесомых черных хлопьев на щеках. Провела пальцем две вертикальных полосы под глазами — точно таких же, как у меня. Я знал, что то же самое делают сейчас люди там, на площади.

Руэна повернулась ко мне, и только тогда я понял, что невольно задержал дыхание. Даже в неверном свете факелов и небесных фонарей было видно, что глаза оберегающей полны слез. Я слегка коснулся ее руки и кивнул, а затем пошел прочь со смотровой площадки. За моей спиной рыдала Нимара и слышались приглушенные голоса Готара и Хидэки.

Мы достойно проводили старого тара.

Просто попрощайся с ним — и уходи.

Вот увидишь, он не будет возражать. Ну да, поворчит насчет припасов, купленных на двоих. Разыщет этого своего слугу, как там его, который уехал к брату на свадьбу. Поедут вдвоем. И компания, и помощь, и еда не пропадет. Через несколько дней Торну будет казаться, что оберегающая ему просто приснилась. Или привиделась в пьяном угаре, это даже вернее.

Ради этого мальчишки, который ни свет ни заря уже барабанит в дверь и раздает приказы — уходи, Руэна. Слышишь, уходи. Ты бы не стала вооружать подопечного мечом, у которого рукоять может отвалиться от лезвия в момент решающего удара. Ты сама сейчас именно такой меч. Подарочек от Судьбоплетов, особенности мира или слишком много копченой рыбы за ужином — в причинах будешь разбираться потом.

Без тебя ему будет лучше.

Уходи.

Я думала так, одеваясь и скручивая в тугой узел волосы. Я думала так, молча идя за Торном по спящему замку. Шагая по утреннему городу через рынок, где первые торговцы еще только открывали свои лотки, позевывая и глядя нам вслед без особого любопытства. Вот сейчас. За вот тем поворотом. Я придержу его за руку и скажу…

— Торн, подожди. Есть разговор.

Он резко обернулся ко мне.

— Некогда ждать, — в глазах подопечного полыхнула такая решимость, что я едва не отшатнулась. — И я не за разговоры тебе плачу, оберегающая.

Все мрачные мысли о досрочном завершении миссии мигом вылетели у меня из головы.

— Так, стоп. Ты мне платишь? И чем же, позволь узнать?

Торн изобразил на лице возмущение.

— Как чем? Своим вниманием и терпением, конечно же! Кто еще будет держать при себе оберегающую, которая при любом неудобном случае падает в обморок и жрет копченую рыбу, как не в себя? Да будь у меня чуть меньше терпения, ты бы уже сегодня отправилась назад в… где вы там обычно живете?

И Торн запрокинул голову, будто надеялся увидеть проплывающий в небесах остров, полный оберегающих. Я сглотнула рвущиеся наружу слова. При таком раскладе мое отступление сейчас стало решительно невозможным.

— Держать при себе и терпеть, значит, — я прищурилась. — Мне показалось, вчера вечером ты не то чтобы сильно терпел. Я хотела тебя поддержать на церемонии и надеялась, что мне это удалось.

Лицо Торна сделалось непроницаемым.

— Разговоры в любом случае отложим на потом, — не дожидаясь ответа, он отвернулся и широким шагом двинулся дальше. Мне ничего не оставалось, как пойти следом, давясь невысказанными колкостями.

Эмоции, Руэна. Это первое, что расшатывает меч в рукояти. Как люди живут с таким вихрем в голове? Всю дорогу до постоялого двора я разрывалась между двумя желаниями: дать Торну хорошего пинка или молча исчезнуть из мира, не прощаясь. Я не сделала ни того ни другого, чем горжусь по сей день.

Похоже, я становилась тем, что теперь показывали мне в зеркале — девчонкой девятнадцати лет, вырвавшейся из строгой обители под крыло к ехидному син-тару. Еще немного, и я поверю, что никакая я не оберегающая, а послушница из монастыря Цветущих вод в Сента. Перестану разговаривать, стану усердно поститься и вскорости вспомню всю свою жизнь начиная с того дня, как родилась в глухой деревушке к западу от Хеддо, столицы и резиденции благословенного арантара.

— Руэна?

— Что? — я помотала головой, отгоняя ложные воспоминания.

— Ты можешь переодеться вон в том закутке. Встречаемся на улице.

Улыбчивая хозяйка постоялого двора отдернула передо мной занавесь. Грубая серая одежда оказалась не очень удобной, но я не без сожаления сложила шелковый халат в дорожный узел. Что толку быть оберегающей, если во всех этих бесконечных мирах нельзя даже покрасоваться как следует?

«Прежняя Руэна за такие мысли выдала бы сама себе пару хороших оплеух, — подумала я, выходя обратно в прохладное тарлангское утро. — хотя прежней Руэне они и не пришли бы в голову».