— Владыка? — воин ограничился наклоном головы, зная, что за большее Кхайнэриар эль Шиар-ад’Дин вполне может и махнуть когтистой лапой по морде.

Кот мысленно возвел глаза к небу. Но субординация и дисциплина необходимы, это заставляет бойцов быть собранными, чувствовать свою ответственность и не скатываться до просто вооруженной банды.

— Мальчик — даэйр, — пояснил он. — Достал из подвала эйра Тофура. Предположительно Смертоносец. Или, как минимум, некромант.

Кирелайн на это удивленно вскинул бровь, но переспрашивать не стал — он всегда ценил время своего начальства.

Только вот откуда все они взяли это обозначение — Владыка?

— Что на Неросе и в Канси?

— Ретранслятор у меня. Остальное потом.

И Кхайнэ ушел со двора телепортом. Собственную крепость он знал назубок, поэтому перемещаться по ней мог себе позволить как угодно. А уж найти родителей и дарри, наведясь по ментальному следу — дело одного мгновения. На этот давно отработанный рефлекс не требуется даже мысленного усилия, достаточно просто короткого желания.

С мальчика успели снять кандалы, и теперь отец и мать осторожно смывали с него кровь и грязь в небольшой купальне при выбранных покоях. Ирлери тихо ворчала, но действовала быстро и умело, пока ее муж молча поддерживал безвольное тело. Но заострившиеся и негромко лязгавшие перья на его крыльях выражали гнев куда красноречивее слов. Обычно, если перья заостряются до бритвенной кромки — значит, ирлерр готов кого-то убить, причем особо жестоким образом.

Ребенка уложили на мягкую кушетку, и Кхайнэ присел рядом, впервые внимательно разглядывая его. Он мог бы быть поразительно красив, не сожри его заточение. Тело больше походило на обтянутый кожей скелет — ради быстрой регенерации организм уже давно высасывал сам себя, не получая на это сил. Глаза ввалились, тонкая, белая до синевы кожа исполосована свежими и уже поджившими рубцами, когти на пальцах вырваны. Кхайнэ осторожно опустил ладонь мальчишке на лоб, и тот даже сквозь сон дернулся, как от удара.

Разум и душа сына неба были изувечены с самого рождения. Чем глубже Кхайнэ проникал в закоулки памяти, чем больше узнавал о жизни ребенка, не имевшего даже нормального имени, так, кличку, выросшую из слова-оскорбления, тем меньше приличных слов вертелось у него на языке. Тем больше хотелось забить каждому в глотку те незлые и, вроде бы, даже правильные внушения, которые ставили жирный крест на развитии инстинктов даэйра. Сутенера он лично придушил бы за то, что тот одной фразой перечеркнул Рею возможность и желание летать. Но для самого мальчика этот урод оставался пока единственным человеком, отнесшимся к нему более-менее нормально.

Насчет эйра Тофура надо в самом деле нашептать духам Смерти, пусть обглодают душу до ядра, а потом швырнули в Ось, чтобы до самой Кузни Душ дошло. На переплавку.

А ведь крылья у мальчика были. Просто, как и все дети смешанных союзов, он родился слишком слабым, и зародыши не развились. Так и прячутся под кожей и верхним слоем мышц. А сейчас у него и на обыкновенный оборот энергии не хватит, не то, что на рост. И большинство «полукровок» — такие же несчастные, забитые существа, как и этот малыш, слишком рано становящийся взрослым.

Холодное серебристое зернышко дара Смерти горит в душе черного дарри. Но какие всходы оно даст? Каким станет будущий Смертоносец, придя в свое время к Колоннам? Безумным чудовищем? Хладнокровным палачом без привязанностей, предпочтений и сочувствия? Или равнодушным Жнецом, без раздумий собирающим души тех, кому пришел срок отправляться на Колесо?

Или существом, вовсе чуждым миру живых?

От этой мысли Кхайнэ невольно вздрогнул. Однажды ему довелось видеть подобное будущее Смертоносца. То существо было прекрасно в своем холодном совершенстве, дружелюбно, даже умиротворено, счастливо.

И абсолютно, бесповоротно чужеродно. Хотя, оно по-своему любило жизнь. Очень любило.

А пока это всего лишь ребенок. Запуганный, напрочь лишившийся не то, что доверия, простой способности понимать и переносить прикосновения. И чтобы бедолага не сошел с ума от страха. приходилось мягко придерживать его сознание, отсекая убийственные эмоции, держать сонным и внушать, что опасности нет. И будет лучше, если он проснется даже не следующим утром, а где-нибудь дня через два-три. За это время можно будет успеть немного подлечить душу и полностью — тело.

— Талиана скоро подойдет, — негромко сказала мать, отвлекая от мыслей. — Может лучше перенести его в постель?

— Погоди, — покачал головой Кот и встряхнул руки, словно смывая лишнюю грязь.

Снова опустив одну ладонь мальчику на лоб — чтобы подспудно, сквозь сон привыкал к обычным прикосновениям — второй кхаэль медленно провел над телом. Сбегавший с пальцев поток силы ускорял регенерацию, подпитывал ауру, словно изъеденную термитами и просто согревал. Кокон выглядел отвратительно — верхние слои изгрызены, внутренние перемешаны и странно деформированы. Заделывать особо крупные дыры приходилось прямо сейчас, мелкими можно заняться позже. На внутренние повреждения у него и вовсе не хватит навыка, это работа для Талианы. Страх… Нельзя постоянно его сдерживать, нельзя постоянно отрезать и прятать от сознания. Потом это может обернуться еще большими проблемами, чем сейчас, окончательным надломом психики и взрывом. Нужно постепенно вывести его, как выводят яд из раны. О том, как сложатся его отношения с мужчинами, женщинами, сможет ли он иметь детей — думать пока не время.

Жаль, детскую чистоту восприятия мира уже не вернешь. За рукой, с кокона ауры тянулся невидимый обычным зрением шлейф грязи, липкой черной мерзости, опутавшей душу плотными тенетами. И Кхайнэ аккуратно, кропотливо счищал это, не решаясь даже давать Рею видеть сны до тех пор, пока аура не засияет, как положено.

Впрочем, засияет — это очень громко сказано. Хотя бы тускло засветится.

Угу. Тьмой.

Нет ничего страшнее подобной резкой смены «цвета». Черты характера, определяющие принадлежность к тому или иному Началу, резко меняются, порой до крайности. Рей будет ненавидеть всех, кто хоть чем-нибудь напомнит ему о прошлом, будет презирать людей, недостойных называться разумным видом, будет уничтожать всех, кто вызовет презрение или ненависть. Может быть, не физически, морально, но суть от этого не изменится.

Нет, Кот не собирался запрещать ему это. Мальчик имеет полное право на месть ублюдкам, сам потом успокоится и поймет, что такой способ ничего не решит. Важно просто сгладить эти желания, чтобы месть не обернулась геноцидом целого вида. Для и так не слишком устойчивого мира это было бы перебором.

А в то, что ненависть способна толкнуть Рея на такой шаг, Кот очень даже верил — слишком ясно виделся ему подобный исход, паутина вероятностей так и звенела перед внутренним взором. Мальчик способен как превратиться в чудовище, так и выбрать противоположный путь — защиту слабых и пострадавших, которая, впрочем, никак не отменяет жестких и даже жестоких методов. И ему, Кхайнэ, придется много и очень тщательно поработать с Реем, чтобы не допустить самых крайних, нежелательных вариантов. Иначе юного Смертоносца проще будет убить сразу, чтоб не наделал бед.

Не сдержавшись, кхаэль глухо, утробно зарычал в пустоту. Привели Стихии сокровище…

Может быть, удастся вернуть ему свет души? Потемневшие Светлые, как правило, в несколько раз страшнее истинных Темных… Этот мальчик был ему нужен. Он должен вырасти именно таким, каким виделся в одном из вариантов будущего. А иначе вся давно просчитываемая затея, один-единственный призрачный шанс на успех и выживание всего Колеса развеется дымом, так и не возникнув.

Никто из окружающих — ни близкие, ни подчиненные, ни даже напарник — понятия не имели, в чем именно состоит истинная задача Хранителя Равновесия. Пусть и дальше не знают, им же будет спокойней. А то начнут лезть с советами и переживаниями туда, куда их не просят.

У самого в душе вскипел едкий котел ненависти ко всем, кто полагает себя вправе измываться над разумными, распоряжаться их жизнями, судьбами независимо от их собственной на то воли — было, кого ненавидеть, и было за что. Впору уже начинать ненавидеть себя за то же самое, потому что — придется. И играть, и распоряжаться, ну, разве что, пыток не применять. Вот только самоедство и самокопание ничем делу не помогут, так что, посожалеть о сделанном можно будет потом, где-нибудь в отставке. Если она случится.