– Вы были на ней женаты?

– Я был женат тогда, когда встретил Катю. Однако ее мужем так и не стал. Она всегда мне отказывала. Почти с самого начала я был ей верным слугой. Так сказать, облегчал ей жизнь. Другое дело – Тодд. Из него она хочет высосать все до последней капли.

– Хотите сказать, как вампир? – удивилась Тэмми, которая после всех своих приключений могла поверить в любую нелепость.

– Она не из тех, которые пьют кровь, а из тех, что похищают душу.

– Может, его душой она все-таки не успела овладеть? – с надеждой в голосе спросила Тэмми. – Ведь он еще сможет отсюда уехать, если захочет?

– Полагаю, сможет, – в голосе Зеффера сквозило глубокое сомнение, – но послушай, Тэмми. Я должен тебя спросить. Почему ты так заботишься об этом человеке? Что он для тебя сделал?

Тэмми ненадолго задумалась.

– Думаю, если ставить вопрос таким образом, то он мне ничего не сделал… – ответила она наконец. – Ничего реального, ничего ощутимого. Он звезда, а я всего лишь одна из его поклонниц. Но клянусь, Зеффер, если бы его не было на свете, последние несколько лет мне незачем было бы жить.

– У тебя своя собственная жизнь. Семья, муж. Ты же благоразумная женщина…

– Всегда ненавидела быть благоразумной. Да и женой мне особенно не хотелось быть. Конечно, я люблю Арни, и думаю, до сих пор люблю. Но это не великая страсть или что-то в этом роде. А скорее наиболее удобная форма существования. Так легче справиться с бременем трудных испытаний.

– А что ты хотела бы получить для себя?

– Для себя? А вы не будете смеяться? Я хотела стать такой женщиной, чье появление в комнате не осталось бы незамеченным. Чтобы каждый, кто меня видел, мог что-нибудь обо мне сказать. Вот чего я хочу.

– Значит, ты хотела бы прославиться?

– Думаю, отчасти это можно назвать славой.

– Тебе следовало бы расспросить Катю, что такое слава. Она всегда говорила, что люди переоценивают ее преимущества.

– Почему мы отошли от разговора о Тодде?

– Потому что помочь ему невозможно.

– Дайте мне только попасть в дом и немного поговорить с ним. А заодно, если удастся, немного перекусить.

– Неужели тебе не достаточно того, что ты здесь видела? – удивился Зеффер. – Неужели тебя это не насторожило?

– Мне кажется, я уже ничего не боюсь, – ответила Тэмми, ничуть не кривя душой. Да, за последние несколько часов ей довелось повидать немало ужасов – но ведь она всегда мечтала, чтобы о ее жизни слагались легенды.

Они стояли в двадцати ярдах от ступенек, ведущих из сада в дом.

– Пожалуйста, – умоляла она Зеффера, – я хочу попасть в дом и предупредить его. Если же у меня не получится – клянусь, я уеду и больше никогда не вернусь.

Зеффер почувствовал, что ее Тэмми исполнена абсолютной решимости, поэтому больше не делал попыток ее отговорить, а просто предупредил:

– Только имей в виду: если ты встанешь на пути у Кати, я не смогу прийти к тебе на помощь. Может, тебе покажется это глупым. Но у меня есть нечто вроде личной зависимости, которая налагает определенные запреты.

– Значит, я буду очень осторожной, чтобы не попасться ей на пути, – пообещала Тэмми.

– Ты не поверишь, но мне даже не дозволено входить в дом.

– И даже забираться на мягкую мебель?

– Намекаешь на то, что она относится ко мне как к собаке? Тем не менее, ты права. Но это моя жизнь. Я сделал свой выбор. Так же как ты сделала свой. – Он вздохнул. – Бывало время, когда я серьезно подумывал наложить на себя руки – лишь бы от нее освободиться. Но вряд ли это сработало бы. Допустим, перерезал бы я себе горло – а в результате вернулся бы к тому, от чего хотел убежать. Стал бы ее мертвым псом вместо живого.

Теперь взгляд Тэмми был устремлен не на Зеффера, а на заросли, среди которых мелькали светящиеся человеческие фигуры. Если бы на ее голову не свалились переживания последних нескольких часов, скорее всего, существа эти вызвали бы у женщины сильное изумление. А поскольку Тэмми уже видала и не такое, то восприняла оргию призраков как очередную тайну каньона.

– Они тоже мертвы? – осведомилась она у Зеффера, ничуть не утратив внутреннего спокойствия.

– Мертвы. Хочешь взглянуть на них поближе? – Биллем испытывал Тэмми взглядом, проверяя ее решимость. – Ничего страшного тебе не грозит. Если сама не захочешь вмешаться, никто тебя не заставит. В каждом человеке живет страсть к подглядыванию. Иначе не могло бы возникнуть кино. – Зеффер обернулся к бесновавшимся между деревьями фигурам. – В Золотой век она все время устраивала оргии, а я не находил ничего лучшего, как прохаживаться мимо совокуплявшихся в различных позах людей и наблюдать за ними со стороны.

– А сейчас?

– Сейчас все по-другому. Теперь можно увидеть только подобные оргии.

– А эти призраки страшные?

– О нет. Они выглядят так, как выглядели в пике своей славы – потому что мечтали оставить по себе такую память. Мечтали сохранить свое совершенство навечно – или по крайней мере на то время, которое этому месту отпущено Богом.

В последних словах Тэмми уловила апокалиптические нотки.

– Что вы имеете в виду? – спросила она.

– Рано или поздно этому беспределу придет конец. Судный день, если хочешь. И думаю, – Зеффер понизил голос до шепота, несмотря на то, что никого поблизости не было, – ты можешь стать Его посланником.

– Я? – Она тоже заговорила тихо. – Но почему я?

– Это всего лишь мое предчувствие. Отчасти порожденное собственными мыслями и желаниями. Их время прошло. Думаю, некоторые из них сами это знают. Они стали еще неистовее прежнего, еще развратнее.

– А почему они не покинули этот мир?

– Ах, Тэмми. В конце концов, мы все к этому должны прийти. Причина настолько сложна, что, по правде говоря, даже не знаю, как ее тебе объяснить. Поэтому скажу так: они боятся, что, покинув каньон, разрушат заклинание, которое поддерживает их совершенство в теперешнем своеобразном состоянии.

– И вы в это верите?

– Да, верю. Они пленники каньона. Прекрасные пленники.

Вскоре после того, как Тодд и Катя покинули компанию выходцев с того света, призраки один за другим прекратили свои развлечения на той стадии, на которой находились, и обратили пустые взоры в сторону дома.

Невозможно бесконечно предаваться старым как мир утехам плоти, не утрачивая со временем к ним интереса. Да, вы, конечно, можете придать им пикантности, если примените кнут или веревку; можете даже позволить себе сношение с представителем вашего пола (или, наоборот, с кем-нибудь из противоположного пола). Но чем больше вы будете этим заниматься, тем быстрее это вам наскучит. Привлекательность любого пиршества по мере трапезы постепенно исчерпывается. Рано или поздно даже самый отъявленный обжора под действием рвотного рефлекса отползет от стола.

То же самое происходило с призраками. Пребывая здесь на протяжении многих десятилетий, они сохраняли свою безукоризненную внешность – но она для них ничего не значила. Они обнаружили, что красота развращает и портит людей, увидели, что она может принять любую форму, какую только способно изобрести вожделение, – поэтому удивить их было невозможно. Присутствие живой плоти в лице Тодда Пикетта, очевидно, ненадолго воспламенило дремавшие в них искры, но едва он покинул их общество, как огонь тотчас угас.

Теперь глаза призраков были устремлены на дом, и хотя никто ничего не говорил, их головы посетила одна и та же мысль.

Может, именно сегодня что-нибудь изменится. Может, именно в эту ночь в обществе этого человека Королева Печали совершит какую-нибудь ошибку…

Несколько призраков направились в сторону дома. Стараясь внешне ничем не выдать своих намерений, они не сводили мерцающих серебром глаз с вожделенного места.

Ветер пригнал с Тихого океана облака, и они заволокли собой луну и звезды. С гор, расположенных на противоположной стороне ущелья, какой-то потомок пресытившихся собственной красотой призраков залился протяжным воем – достаточно громким, чтобы его могли услышать прохожие на бульваре Сансет и жители Беверли-Хиллз. Несколько служащих гостиницы, припарковав машины прибывших на банкет гостей, остановились, пытаясь дать объяснение этому странному звуку. Кое-кто из пациентов Сидар-Синая, услышав в этом вое приближение собственной смерти, позвали за священником. А один человек, живший в районе Ван-Найс по соседству с Лили и Эриком Мендесами – которые печально прославились убийством своих родителей, – когда услышал этот шум, решил покончить с написанием сценариев для фильмов и переехать обратно в Висконсин.