Конечно, его слышал и Тодд.
– Скажи, бога ради, что это такое?
Они с Катей уже спустились в самое подземелье и очутились в том месте, о существовании которого Пикетт даже не подозревал.
– Не обращай внимания, – вместо ответа бросила Катя, когда вой стал еще громче и заунывнее. – Что бы то ни было, это не здесь, а где-то там.
Взяв Тодда за руку, она чмокнула его в щеку. Он ощутил запах Авы, и его член вновь налился кровью.
– Ты готов? – спросила Катя.
– Готов к чему?
Они приближались к двери, которая была размером меньше, чем входная, но выполнена в том же средневековом стиле.
– По другую сторону двери находится то, что было мне передано много лет назад. Оно изменило мою жизнь. Как я уже сказала, оно также может изменить и твою. Когда человек впервые попадает туда, он приходит в сильное замешательство. Поэтому ты должен довериться мне. Я буду все время рядом, даже если ты не всегда будешь меня видеть. И обещаю, тебе никто не причинит вреда. Понимаешь, Тодд? Здесь мой дом. И это место, которое ничуть не похоже на то, что ты видел прежде, тоже принадлежит мне.
Пикетт даже не догадывался, что стоит за ее словами, которые изрядно раззадорили его любопытство.
– Словом, не бойся, – еще раз предупредила Катя.
– Хорошо, не буду, – ответил Тодд, пытаясь сообразить, какую игру затевала она на этот раз. Женщина, которая так много знала… Что еще она ему приготовила?
Как уже случалось не раз, Катя прочитала его мысли.
– Это не игра. А если даже и игра, то самая серьезная из тех, что создал Бог.
В ее словах явственно прослеживалась какая-то снисходительность, но почему?
– Я готов, – заявил Пикетт.
– Через полчаса ты поймешь, какую глупую вещь ты сейчас сказал, – улыбнулась она.
– Почему?
– Потому что к этому никто не может быть готов.
С этими словами она открыла дверь.
Прежде чем искать Тодда, Тэмми необходимо было поесть.
Поэтому, когда Пикетт переступил порог того места, которому было суждено изменить его жизнь, миссис Лоупер находилась на кухне тремя этажами выше и, роясь в холодильнике, поглощала все, что попадалось ей под руку. Холодный цыпленок, картофельный салат, остатки какого-то китайского блюда.
– Неужто нужно это делать прямо сейчас? – возмутился Зеффер. – Она может появиться в любую минуту.
– Да? Ну и пусть. Я хочу есть, Биллем. Можно сказать, умираю от голода. Можете мне помочь?
– А что ты хочешь?
– Чего-нибудь сладенького. Тогда я буду в норме.
Порывшись в глубине холодильника, он выудил почти непочатый вишневый пирог, при виде которого Тэмми заворковала, как мамочка над младенцем. На лице Зеффера застыло выражение откровенного недоумения. Но Тэмми была столь голодна, что, кроме еды, ее ничто не заботило. Она уже поднесла кусок пирога ко рту, но не успела положить его на язык, как Зеффер схватил ее за руку.
– Что еще? – возмутилась она.
– Слышишь?
Тэмми прислушалась, но, ничего не услышав, потрясла головой.
– Слушай, – вновь повторил Биллем, и на этот раз женщина поняла, что привлекло его внимание. Окна и двери дома дрожали. Висевшие над раковиной ножи и лопаточки звякали, тарелки в буфете зловеще дребезжали.
Тэмми внезапно изменил аппетит, и она выронила кусок пирога.
– Что это значит? – спросила она у Зеффера.
– Это значит, что сейчас они внизу. – В его голосе ощущался суеверный страх. – Тодд с Катей спустились вниз.
– И что они там делают?
– Лучше тебе этого не знать, – поспешно ответил Зеффер. – Пожалуйста, не спрашивай меня. Умоляю тебя. Нам пора уходить.
Окна тряслись с невообразимой яростью; половицы под ногами скрипели. Казалось, все здание восставало против того, что творилось в его глубинах.
Тэмми подошла к кухонной раковине и, включив кран, ополоснула рот от остатков пищи. Потом, пройдя мимо Виллема, направилась в сторону лестницы, которая находилась в башенке.
– Нет, не туда, – остановил ее Зеффер. – Этот путь безопасней, – указал он на другую дверь.
– Если Тодд сейчас внизу, то я хочу спуститься к нему, – ответила Тэмми.
Из подвала потянуло резким холодом, и Тэмми ощутила странный запах, ничуть не похожий на тот, что был в доме, равно как и на благоухание раскинувшегося за окном сада. Насторожившись, она почувствовала, что у нее зашевелились волосы на затылке.
Обернувшись, женщина вопросительно посмотрела на Зеффера.
– Думаю, мне все же придется тебе рассказать, что происходит внизу, прежде чем ты сделаешь следующий шаг.
За пределами дома призраки в молчании ожидали своего часа. Они тоже услышали, как открылась дверь в комнату, где находилась «Охота». Они знали, что какой-то счастливый дурак собирается ступить в Страну дьявола, и если бы могли пробраться в дом и проскользнуть в заветную дверь перед его носом, то сделали бы это любой ценой. Но Катя оказалась слишком предусмотрительной. Чтобы защитить себя от такой угрозы, хозяйка вбила в порог каждой из ведущих в дом дверей по пять икон – они могли предать мертвую душу забвению, в случае если та попыталась бы проникнуть внутрь. Поэтому призракам оставалось держаться от дома на почтительном расстоянии, уповая на то, что придет день, когда иконы потеряют свою страшную силу или когда Катя попросту объявит бывшим любовникам и друзьям амнистию и, вырвав иконы из половиц, разрешит гостям вернуться в дом.
А пока они просто ждали, слушая, что происходит в доме, и вспоминая давно минувшие времена, когда им позволялось входить в дом и покидать его по собственному желанию. Какое это было блаженство! Достаточно было ступить на территорию Страны дьявола, чтобы, подобно змеям, сбросить старую кожу. Они приходили туда снова и снова, и волшебная комната восстанавливала их былое очарование, исправно уничтожая изъяны, разглаживая морщины на руках и ногах и возвращая глазам блеск.
Тайна комнаты, разумеется, держалась в секрете от боссов кино, а когда кому-нибудь из них – Голдвину или Талбергу – совершенно случайно становилось о ней известно, Катя немедленно принимала меры, чтобы заставить любопытствующего держать язык за зубами. О том, что творилось в этом каньоне, никто никому не рассказывал. Гости Кати не обсуждали происходящее там даже друг с другом. Звезды по-прежнему вели на публике обычную жизнь, а по уик-эндам приезжали в каньон Холодных Сердец, где, выкурив сигарету с марихуаной или опиумом, спускались взглянуть на «Охоту» в полной уверенности, что она их омолодит.
Это был недолгий период Золотого века, когда цвет Америки жил жизнью, близкой к совершенству, и, сидя в своих дворцах, мечтал о бессмертии. А почему бы и нет? Им казалось, они нашли способ обновления своей красоты, в том случае если она слегка поблекнет. Разве было предосудительным то, что в погоне за внешним совершенством они вступали в связь со сверхъестественным? В конце концов, игра стоила свеч.
Но Золотой век неумолимо клонился к закату, и для большинства звезд это стало оборачиваться безжалостными ударами: морщины, которые им удавалось разгладить, вновь появлялись на их лицах, причем еще глубже, чем прежде; глаза начинали терять былой блеск. Эти люди продолжали посещать Страну дьявола, отчаянно взывая к ее целительной силе, однако время невозможно было повернуть вспять.
Страшные слухи поползли в высших кругах Голливуда. Рассказывали такое, что волосы вставали дыбом. То кто-то проснулся посреди ночи и обнаружил, что ослеп; то какая-то красавица, к ужасу своего молодого любовника, прямо на его глазах превратилась в старуху. Страх и гнев охватили представителей Золотого века. Они обвиняли Катю в том, что она предоставила им эту безбожную панацею, требовали позволить им в любое время навещать ее дом и «Охоту». Но хозяйка, разумеется, им отказала. Вскоре это повлекло за собой весьма неприглядные последствия: люди начали появляться в ущелье, когда им заблагорассудится, и, колотя ногами по двери, требовали, чтобы их впустили в дом.