Он подошел к бревну, взял очки и стал их осматривать.

- Вот щербинка. Это Еропки работа. Он все к ним присматривался, примерялся. Думал, что я не видел, как он оправу поцарапал. Еропка, ты по справедливости скажи, мои это очки или не мои!

- Его очки, - подтвердил Еропка. - И насчет щербинки - правда. Это я научный эксперимент проводил, испытывал оправу: крепкая она или так себе. А поскольку они сейчас вроде как ничьи, то следует, я думаю, лишить его очков, и передать достойному. Тем более, что у него другие есть. А двое очков лешему ни к чему.

- Да ты что!? Да ты что говоришь!? - потерял от возмущения дар речи Хрол.

- Эти самые очки ты у него и видел, подтверждаешь? - спросил Бурята.

- Это самые, я подтверждаю конкретно и совершенно категорически, - согласился Еропка.

- Мои они! Чьи же еще! И лишать меня очков нельзя. Вот эти, - он дотронулся до конструкции, которая едва держалась у него на носу, - старые. Они же рассыпаются. А я без очков совсем не работник, я без очков березу от рябины не отличу. Если Еропка так до очков охоч, пусть он эти и берет. Попросил бы, я бы ему и так их отдал. Я не жадный, не то, что некоторые.

- Погоди, - сердито оборвал его Бурята. - Кому, да чего, это мы сейчас обсуждать не станем. Тут вы с Еропкой сами разберетесь. Если придется разбираться, - мрачно намекнул он. - Значит очки твои, это точно?

- Мои! Все знают, что мои. И Еропка их сколько раз в руках вертел. Подтверждает Еропка.

- А если твои, то давай, откровенно выкладывай нам, когда и где ты их лишился? Рассказывай, тебе же хуже будет, если врать станешь, - пригрозил он.

Хрол растерялся. Слишком сердито допытывал его молодой леший. Откуда он взялся, кто он такой, Хрол не знал. И не мог понять, отчего все на него так смотрят, почему пожар устроили из-за каких-то очков. Ну, потерял, ну нашли - туес с него. Он же не отказывается. Он, если такое дело, и два туеса поставить может. Они чего-то допытываются, а он никак не поймет, в чем ему покаяться надо. Хрол оглянулся, ища поддержки и сочувствия, но ни того, ни другого, не углядел.

- Я и сам не знаю, как лишился, - заявил он. - И не подумайте ничего плохого, был абсолютно тверезый. Я же это только вчера перебрал и все из-за Фильки. А так, я давно тверезый, ни капли в рот не брал, сдерживаюсь. Я же ее ненавижу, эту отраву. Но потерял.

- Когда?! - повысил голос Бурята. - Говори откровенно! Все лешие послушать тебя собрались. Признавайся!

- Дня три тому назад и уронил где-то, - теряясь от такого непривычного напора, пробормотал Хрол.

- Врешь! - стал Бурята дожимать преступника и голосом и пристальным взглядом. - Не мог ты их три дня тому назад потерять. Говори правду.

Но преступник не давался, вертелся как вьюн.

- Да я не помню! - Ну, может, четыре. Или три... - тут же поправился Хрол. - Не помню я точно, когда потерял. Может три дня, а может и четыре. Или два. Дни, они все одинаковые, разве упомнишь. Скажи ты ему, - обратился он за помощью к Ставру.

Ставр молчал, смотрел на него так же осуждающе и пытливо.

- Давай сюда очки! - потребовал Бурята.

Хролу не хотелось снова расставаться с очками, но он побоялся перечить сердитому лешему, отдал.

- Или ты нам сейчас всю правду скажешь, или я их сломаю, - пригрозил Бурята. - Прямо у тебя на глазах. И вторые отберем. Не будет у тебя вообще никаких очков. Признавайся, когда и где ты их потерял?

Он взял очки обеими руками, показывая, что вот сейчас и сломает их, если Хрол немедленно всю правду не выложит.

- Не надо, - взвыл Хрол. - Я правду говорю! Чистую правду. Дажьбог видит! Дажьбог знает!

Бурята у Дажьбога спрашивать не стал. Продолжал нажимать на самого Хрола.

- Последний раз спрашиваю! Говори: когда и где потерял? Быстро! Считаю до трех. Раз!..

- Да не знаю я!

- Два!..

- Дажьбог свидетель. Клятву даю - не знаю, где потерял! Ну чего ты ко мне пристал?! - Хрол признался бы сейчас во всем, чтобы угодить сердитому лешему и спасти очки. Но не мог сообразить, в чем надо признаться.

У Дажьбога, видно, и без Хрола было чем заняться, а, может быть, ему самому, интересно было посмотреть, чем это история кончится, только заступаться за обиженного лешего он не стал. За Хрола заступился Гудим. Братья с самого начала решили, что один, будет выполнять роль злого следователя, другой - доброго.

- Что ты навалился на больного, - выговорил он Буряте. - Видишь, леший с большого бодуна. Ты так и не похмелился? - с сочувствием спросил он у Хрола.

Хрол и отвечать не стал, только отрицательно помотал головой и жалобно всхлипнул.

- Голова, наверно, болит?

- Болит, - охотно пожаловался Хрол. - Разламывается, - он всхлипнул еще раз. Наконец-то нашелся леший, который его пожалел. И от этого Хролу стало очень жалко самого себя, пропащей своей жизни.

- Когда голова болит ничего вспомнить невозможно, - поддержал затравленного лешего Гудим. В голосе его звучали, и доброта, и желание помочь, попавшему в трудное положение, Хролу. - Ты не нервничай. Успокойся и все вспомнишь: где потерял, когда потерял?..

Хролу сразу стало легче. Он тыльной стороной ладони вытер выступившие на глазах слезы.

- Ну, все, все, успокоился, - дружески похлопал его по плечу Гудим. - Теперь вспоминай.

Гудим очень понравился Хролу. Так душевно с ним давно никто не разговаривал и он решил непременно вспомнить, где и когда потерял очки.

- Может здесь где-нибудь, возле ставровой землянки? - подсказал Гудим.

- Не, - в третий раз, но уже не так жалостно всхлипнул Хрол.

Гудим положил лешему руку на плечо.

- Ты же умница, Хрол. Ценный работник, - сказал он. - У тебя прекрасная память. Тебе только задуматься надо и сразу все вспомнишь.

Доброе слово даже кошке приятно. А Хролу давно никто добрых слов не говорил. И, наверно, от душевных слов Гудима, от такого к нему отношения, на лешего нашло просветление.

- У себя на кордоне потерял, - вспомнил он и незаплывший правый глаз лешего засветился искренней радостью. - Вышел утром из землянки и пошел в обход участка. А как раз в том месте, где тропинка на елань выходит, куст какой-то стоит, совершенно мне незнакомый. Я на кордоне каждое дерево знаю, каждую травиночку. Все моими руками обихожено, обласкано, - он показал Гудиму корявые, покрытые вечными мозолями ладони. - Не было там раньше никакого куста, а сейчас стоит. Я, значит, в карман за очками полез, чтобы рассмотреть его, что за куст такой появился. А очков нет. Я их в этом кармане всегда держу, - Хрол похлопал по левой стороне груди, где у куртки находился наружный карман. - А нет очков. Ну, думаю, не в тот карман положил. Все карманы обшарил, нет очков. Значит, сообразил, что дома забыл. Ладно, без очков решил тот куст исследовать. А куста нет. Был куст и нет его. Вы не подумайте. Тверезый я бял, как стеклышко. Дажьбог свидетель. А нет куста, и все. Такое вот непонятное наваждение. Померещилось, выходит. Потоптался я, значит, на том месте, где мне куст привиделся и вернулся в землянку. Решил, что в землянке их забыл. Так всю землянку обыскал, нет очков. Значит, понял, что потерял. Вот эти пришлось взять, - осторожно дотронулся он до деревянной дужки.

- А когда ты в последний раз приходил сюда, к ставровой землянке? - продолжал Гудим.

- Так ведь неделя наверно прошла. Нет, не неделя. Пять дней прошло. Это я хорошо помню, у меня в тот день дерево отплодоносило. Я сразу зерна и принес. Как положено, в беленький мешочек положил и принес. Пять дней тому назад так ведь? - обратился он к Ставру.

- Так, - подтвердил Ставр. - Пять дней прошло.

- Что ты сегодня в первой половине дня делал? - спросил Гудим.

Хрол опять опустил голову и задумался.

- Здесь все свои, не стесняйся, рассказывай.

- А ничего не делал. Я же все утро болел. Что я делать мог, после того, как с Филькой связался. Ох, братцы, не садитесь вы с Филькой березовый сок пить, - посоветовал он. - Это же совсем пропасть можно. Здесь болит, - он дотронулся до груди, - и здесь болит, - он дотронулся до спины. - А здесь как болит, - дотронулся он до головы. Все утро провалялся. И полечиться было нечем. И взять не у кого. Так и мучался, весь день, с утра, пока Могута не пришел.