— Пошли со мной, — велел он, едва контролируя себя. — Я же сказал тебе — придет моя очередь получать удовольствие.
Он повел ее за сцену, в центральную часть, где за возвышением для барабана была узенькая лестница, ведущая вниз.
— Там есть маленькая комнатка, — сказал Майкл, — и люк, который запирается.
— Прямо здесь? — прошептала она.
— Прямо здесь, — сказал он.
Она положила руку на выпуклость на его джинсах. Он прижал ее и не давал отдернуть.
— Ну как ты думаешь? Могу я ждать? — спросил он.
— Нет.
— А ты можешь ждать?
— Нет, — выдохнула она. — О Майкл, о-о…
Майкл толкнул ее на лестницу, прежде чем рабочий сцены смог преградить ей путь. Захлопнул люк на болт. Комнатка была в беспорядке — свежие полотенца, две гитары, бутылки и всякий музыкальный хлам. Грохотала музыка и орала сумасшедшая толпа. Мрачное бум-бум-бум барабанов гремело над ними, как учащенный пульс громадного чудовища.
Оставшись наедине с Майклом, Ровена просто не могла смотреть ему в лицо.
— А проститутки, которые ездят с музыкальными группами, занимаются этим вот здесь?
— Да, — сказал Майкл.
— Почему бы тебе не показать мне, как это бывает?
Он подошел к ней с куском гибкого шнура.
— А разве директора и проститутки по-разному этим занимаются? — спросил он с усмешкой. — Ну-ка положи руки на балку.
Он привязал ее руки за балку под потолком, и Ровена застыла, беспомощная и доступная со всех сторон…
— Очень туго, — запротестовала она, попытавшись ослабить шнур, но безуспешно.
Кребс оглядел ее с ног до головы, весь этот бархат и бриллианты, ее незащищенную грудь под тканью и руки, связанные над головой.
— Ты не можешь дотронуться до меня — сказал он. — Не можешь освободиться. Погладить меня. Отшвырнуть мою руку. Понимаешь? Я могу делать с тобой все, что хочу. Ты в моей власти.
— Я знаю, — прошептала она.
— Тебе правится?
— Да, — сказала она. — Ты знаешь, что мне нравится.
Какой-то миг он молча стоял и смотрел на нее.
Она нетерпеливо зашевелилась.
— Ты хочешь, чтобы я попросила?
Кребс подошел, стянул платье с плеч, целуя и облизывая ключицу. Она тихо застонала. Он умело расстегнул лифчик, освободил ее груди, красные набухшие соски напружинились. И когда она вздохнула от удовольствия, он начал медленно водить языком вокруг левого соска, а потом по самому соску — вверх-вниз, он увеличивался и твердел во рту.
— Хорошо, — сказал он. — Твое тело само просит за тебя.
Потом Майкл занялся правой грудью, и когда Ровена была уже сама не своя, он втянул сосок в рот.
Она кричала в полном возбуждении, ее колотило и трясло от желания. Она пыталась теснее прижаться к нему, но он, улыбаясь, намеренно отстранялся.
— Чего ты хочешь? — шептал он. — Скажи мне, скажи мне. Совершенно определенно, чтобы я сделал.
— Я хочу, чтобы ты вошел в меня, — выдохнула она под звуки музыки, вопли фанатов. От невероятного шума, от каждого прикосновения ее желание взвивалось все выше и выше… Ровена в самых диких мечтах не могла предположить, что ее тело способно на такие ощущения.
Чувствуя, что и сам на грани взрыва, Майкл задрал ее платье, раздвинул ноги и сильно, глубоко вошел в нее. Кребс держал в руках бархат и теплую кожу, нутро этой женщины от страсти к нему сжалось, сдавило его. Боже мой, какое наслаждение испытывает она! Он мощно таранил ее, она великолепна, она самая лучшая. Нет, вы только посмотрите, как заискивает, как умоляет, чтобы он не останавливался!
— Я сейчас кончу, Ровена, — прохрипел он. Она уже готова, он посмотрел и увидел, как ее живот бьется в конвульсиях — раз, два, три раза…
И он, кончая, несколько раз выкрикнул ее имя.
— Это было просто замечательно. Я никогда не видел такой реакции, — говорил репортер «Мьюзик уик» через час на приеме в «Дорчестере», — и никогда раньше я не чувствовал себя так хорошо на концерте.
— Я тоже чувствовал себя очень хорошо во время концерта, — сказал Майкл Кребс, — подходя к ним с бокалом шампанского для Ровены.
Она прикусила губу, удерживаясь от смеха, а Кребс ей подмигнул.
Репортер перевел взгляд с Ровены на Майкла, смутившись.
— Ну, видно, вы хорошие друзья, — сказал он.
— Да не то чтобы очень, — ухмыльнулась Ровена, — просто Майкл делает отличные диски, и я притворяюсь, что он мне нравится, чтобы он продолжал со мной работать.
— Ха-ха-ха! — льстиво засмеялся репортер.
— Извините нас, — сказал Кребс и потащил ее танцевать.
Зал отеля был полон прессы, знаменитостей, музыкантов, сотрудников «Мьюзика» и других компаний звукозаписи. Оба — и Ровена, и Майкл — потратили несколько часов, чтобы пообщаться со всеми, и наконец им захотелось расслабиться. Фонограмма тоже имела огромный успех. Трудолюбие Майкла помогло ему вытащить из ребят самое лучшее и умело подать. Начало успеха оказалось настолько фантастичным, что, похоже, после сегодняшнего вечера этот альбом станет бестселлером. Ровена, сгорая от гордости, смотрела, как один за другим к нему подходили мужчины — засвидетельствовать уважение. Она воспользовалась этим — ложками черпала белужью икру, но не спускала с него глаз, с улыбкой наблюдая, как Майкл Кребс пожимает руки половине присутствующих мужчин и женщин.
— Я ревную, — сказала она и тут же почувствовала удовольствие — он легонько обнял ее и прижал к себе. Ей очень нравилось, как черный вечерний пиджак подчеркивает цвет его глаз. — И все девицы так смотрят на тебя.
— Ты думаешь, я не вижу, как мужчины раздевают тебя глазами? — улыбнулся он в ответ. — Я знаю, кого ты хочешь. И я хочу только тебя.
«А как насчет Дебби?» — подумала Ровена, но промолчала.
— Приходи сегодня вечером, — сказал он. — 47, Парк-стрит. И мы продолжим начатое.
— Я проверю свое расписание, — засмеялась она.
«Боже, как мне нравится эта женщина», — с обожанием подумал Кребс, улыбаясь своей подруге.
Она собиралась уйти минут через десять после Майкла, как кто-то грубо схватил ее за плечо.
— Ровена, — хрипло сказал Джо.
Она посмотрела на певца, потного и изможденного.
Он протянул ей руку.
— Спасибо, — сказал он, — за все.
— О Джо, — Ровена сжала его руку, на глаза навернулись слезы.
В ту ночь Майкл был нежным и ласковым.
— Я люблю тебя, — потом сказала Ровена. И тут же пожалела.
— Перестань, Ровена. Не порть все, — сказал он, натягивая джинсы. — Ты же мне не любовница.
— А кто я? — удивилась она.
— Ты просто моя подруга, — он легкомысленно пожал плечами. — Ты мой хороший друг, с которым я еще наслаждаюсь и сексом. Что касается Дебби и меня — наши отношения в полной безопасности.
Он сказал это без тени иронии.
Топаз организовывала похороны. Слава Богу, ей было чем заняться, и это отвлекало от мыслей об одиночестве и утрате.
Натан умер мгновенно, сбитый пьяным водителем, когда переходил через дорогу. Он нес кофейное мороженое. Когда Топаз увидела коричневые пятна на рубашке, смешанные с грязью и кровью, она ощутила горе с такой силой, что потеряла сознание.
Служба состоялась в его любимой синагоге. Она сидела впереди в длинном черном лимузине и тупо смотрела перед собой на 5-ю авеню. Холодные тротуары и медленное движение. Натан, Натан… И синагога, и дороги были заполнены ею друзьями. Теми, кого она знала, и десятками, которых никогда не видела. Были здесь и сестра, и кузен, все плакали, все молились за упокой его души.
Топаз ощущала боль, она, как большой камень, навалилась и не давала дышать, не давала плакать, почувствовать облегчение. Она любила Натана и была в безопасности и уюте рядом с ним. Ее горячее сексуальное влечение переросло в дружбу, в союз с ним, и до сих пор она по-настоящему не понимала, насколько зависела от него. Натан всех этих людей сделал своими друзьями — настоящими друзьями, плакавшими, потеряв его. У Топаз были компаньоны, приятели из офиса, они стояли рядом и искренне жалели ее, но среди них — ни одного настоящего друга. Ни единой души в мире, кому она могла бы позвонить ночью, лежа без сна, уставившись в пространство.