«У тебя руки трясутся, и жало паяльника слишком толстое», — возразила система, но, посмотрев на крепко зажатый в пальцах инструмент, я никакой дрожи не заметил. — «Тебе так и не видно. Смотри во-от так».
С этими словами перед правым глазом изображение мгновенно увеличилось и пришлось зажмуриться, чтобы голова перестала кружиться. А потом зажмуривать левый, чтобы спокойно работать. И вот тут я в самом деле увидел, как жало паяльника ощутимо дрожит. При каждом ударе сердца. Правда, само жало, при таком увеличении, выглядело словно стальное бревно.
Со вторым я справился, отключив паяльник от питания и заточив с помощью напильника. А вот что делать с первым, кроме как максимально успокоиться — даже в голову не пришло.
Решение было найдено после консультации с лежачим инженером. Михалыч подсказал, что можно использовать переходники, которые будут менее требовательны к точности и которые можно править сколько угодно, а уже их совмещать с контактами внутри схем. Получилось, хоть и не с первого раза.
«Тест системы передачи данных», — прокомментировала Сара, когда я воткнул один конец провода в дрона, а второй с помощью магнита налепил на шею. Перед глазами появилось мерцающее помехами изображение с камеры, и пришлось подвинуть провод, чтобы установить контакт. — «Какая варварская, допотопная система».
«Она работает, это главное. Теперь проверяем поведение и управление», — с этими словами я пробежал дроном по столу, спрыгнул на пол и забрался к затвору пушки. — «Не идеально, но меня вполне устроит. Сигнал точно никак не попадает наружу?»
«Сто процентов. Благодаря Тишине, отследить наши действия невозможно, а прямое управление исключает вмешательство третьих лиц. Сетевой модуль на дроне отключён», — ответила система, и я решился выгулять дрона на поверхности. Открыл затвор пушки и выпустил паука через дуло.
Первое, что сбило меня с толку — снаружи было слишком темно. Может, сбились часы и сейчас ночь? Но затем в небесах сверкнула фиолетовая молния, и я понял, что весь горизонт затянут чёрными тучами. Да так что через них не видно солнца. Лишь выбравшись на крышу бункера, я увидел освещённый островок.
Далёкий город словно сиял в лучах света и выглядел волшебной белой крепостью, с которой вниз били потоки пламени. Тут и там раскрывались огненные цветки взрывов. А снизу на белы стены пёрла сплошная чёрная масса, сливающаяся в волны. На таком расстоянии было невозможно различить отдельные силуэты заражённых, но это было и не нужно — твари продолжали бежать вокруг меня.
Их потоки сместились, и над нашим бункером их стало в разы меньше. Наверное, сказывался эффект избегания, о котором говорила Сара. Но по обеим сторонам от нас, по валам из тел и сломанным прессам, бежало огромное количество заражённых. Хотя если сравнивать с потоком второго дня, их стало куда меньше.
Возможно, это было обманчивое ощущение, ведь раньше именно мы были первым рубежом обороны, о который разбивались волны атакующих. Своим сопротивлением мы давали отпор, заставляя тварей собираться на небольших участках. А сейчас все они сместились ближе к городу.
И всё же… Толпы тварей, которые раньше казались бесконечным морем, вполне помещались на участке в несколько десятков квадратных километров. Да, они продолжали выбегать из-за границы, идти потоками, но уже не буйными реками и не сплошной волной. И пусть даже на этих гектарах тварей несколько миллионов. Как бы там ни было — они заканчивались!
— Мы выдержим, — с удивлением, даже не веря до конца в собственные слова, произнёс я. — Слышите? Тварей становится меньше! Мы Выстоим!
Глава 6
— Конечно, выстоим… — прокряхтел с кресла Бобров. — Вопрос только, с какими потерями… и что скажет командование о нашем выживании?
— И каким образом это может стать проблемой?
— Не стоит об этом задумываться, вам ничего не угрожает, — тут же попытался успокоить меня Филинов. — Вам, как комиссару, дважды участвовавшему в успешных вылазках, и владельцу сезонных артефактов — должны награду вручить.
— Об остальных такого сказать нельзя, — грустно усмехнулся барон. — Нам обязательно припомнят то, что мы остались единственными, кто выжил, а главное — пропустили врага через свой сектор, не став сражаться до последнего. Если сочтут, что мы сделали недостаточно, и из-за этого пострадала крепость, или, не дай боги, город, по шапке прилетит всем.
— Волковы не упустят возможности повесить на нас все грехи, — кивнул Данила, сидевший тут же. — А успехи могут выставить провалами.
— Например? Мне тут сложно что-то придумать.
— А зачем придумывать? — ухмыльнулся Бобров. — Вот мы отбили форт второй линии. А почему не сделали этого раньше? Почему не помогли соратникам и соседям? А ведь это могло предотвратить отступление со всего фронта.
— Каким это образом? Пусть мы и на передовом крае, но фронт-то гигантский, мы даже несколько километров не закрываем.
— И как это им помешает? — хмыкнул Данила. — И ладно, если только это припишут. Потом могут вспомнить, что ты рассказывал о паразитах и их обнаружении, но не дал оружия против них.
— Едрить претензии. Ну да ладно, это можно ко мне применить, а к вам-то как?
— А нас за компанию. Они же могут сделать как? Раз нельзя обвинить клан через тебя, можно, наоборот, все достижения приписать новому комиссару, а все промахи свалить на нас — остальное командование. Просто, потому что мы могли сделать «что-то». По крайней мере, повлиять на тебя.
— Какой бред… — я озадаченно потёр лоб. — Ладно, придумывать можно всё что угодно, а толку? До этого ещё дожить надо.
— Доживём… — опять прокряхтел, ворочаясь в кресле Бобров. — Пик открытия границы остался позади. Три ночи назад, если сейчас количество тварей пошло на спад, значит, они начали заканчиваться. И это очень-очень хорошо. Раз Несокрушимая ещё стоит — дальше будет легче.
— Да, повезло нам, — тихо усмехнулся Семён.
— И чем же? — удивился я. — Даже крепости отойти пришлось, вряд ли этот сезон можно назвать лёгким.
— Тем, что они не плодятся. Наоборот, за прошедшие столетия они растеряли свои силы и усохли, — пояснил комендант. — Это не демоны, которые нескончаемыми потоками прут из ада. Не элементали, которые перерождаются из стихии. И нечистая магическая нежить, которую можно поднимать раз за разом. В общем, повезло нам.
— Такое себе везение, — поёжившись, проговорил я, вспоминая тварь, что раздолбила стену бункера.
— Нет, могло быть куда хуже. Гораздо хуже, — прокомментировал Бобров. — Надеюсь, этого никогда не произойдёт.
— Продумать, что мы будем говорить, надо заранее. — подвинув табуретку и сев напротив барона, сказал Данила. — Понятно, что Волкову придётся отвечать перед Императором за отступление крепости, а раз так — он попробует переложить ответственность на тех, кто не удержал фронт. Мёртвых обвинить не получится, и остаёмся только мы.
— Вы делите шкуру неубитого медведя. Впереди ещё десять дней.
— Ночей, — на автомате поправил меня Филинов, которого не особенно волновал разговор барона и княжича.
— Брат Кирилл, вы же можете стать нейтральным свидетелем и рассказать о том, как на самом деле прошло это Бедствие! — воодушевился Данила. — О том, что мы делали всё от нас зависящее! И в момент, когда крепость отступала, ничего не могли с этим сделать. У нас даже снарядов не было!
— Моё дело — сохранение артефактов, технологий и сведений. Но если придётся — я отвечу на все вопросы совершенно правдиво. Предельно честно, — с нажимом проговорил Филинов. — Понравится ли вам это?
— Мы будем придерживаться правды, — прокряхтел Бобров. — И мы делали всё от нас зависящее, чтобы удержать тварей.
— Но не делаете сейчас, — припечатал Кирилл. — И я против того, чтобы вы сейчас что-то предпринимали, это поставит под удар мою миссию. Но если меня спросят, были ли возможности сражаться дальше, я отвечу, что да, возможности были.
— И при этом, вы против того, чтобы продолжать стрелять? — нахмурившись спросил Данила. — Как так?