Кафе располагалось немного дальше, в тени густых деревьев. Когда я в сопровождении Зои приблизилась к нему вплотную, меня охватила какая-то небывалая, воздушная легкость. Терраса была пуста, если не считать супружеской четы средних лет, угощавшейся мороженым, и нескольких немецких туристов, увлеченно разглядывавших карту. Я надвинула шляпу на глаза, разгладила смятую юбку.

Когда он окликнул меня по имени, я сосредоточенно изучала меню вместе с Зоей.

— Джулия Джермонд.

Я подняла голову и увидела высокого плотного мужчину лет сорока пяти. Он опустился на стул напротив.

— Привет, — поздоровалась Зоя.

А я вдруг поняла, что не могу выдавить ни слова. Я могла только молча смотреть на него. У него были густые русые волосы, в которых серебрилась седина. Линия волос уже начала подниматься надо лбом. Квадратная челюсть. Красивый нос с горбинкой.

— Привет, — обратился он к Зое. — Закажи себе тирамису.[68] Тебе понравится.

Уильям приподнял темные очки и сдвинул их на лоб. У него были глаза матери. Бирюзовые и слегка раскосые. Он улыбнулся.

— Итак, вы журналистка, если не ошибаюсь? И живете в Париже? Я искал информацию о вас в Интернете.

Я откашлялась и нервно затеребила свои наручные часы.

— Знаете, я поступила аналогичным образом. Ваша последняя книга мне очень понравилась. Я имею в виду «Тосканские пиршества».

Уильям Рейнсферд вздохнул и похлопал себя по животу.

— Да, эта книга принесла мне лишних десять фунтов веса, от которых я уже никогда не избавлюсь.

Я с готовностью улыбнулась незамысловатой шутке. Мне нелегко было перейти от этой легкой, ни к чему не обязывающей болтовни к тому, что, как я прекрасно сознавала, ждало нас впереди. Зоя бросила на меня многозначительный взгляд.

— Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились прийти сюда и встретиться с нами… я вам очень благодарна…

Эти слова мне самой показались неубедительными и вымученными.

— Никаких проблем, — улыбнулся он, щелчком пальцев подзывая официанта.

Мы заказали тирамису, кока-колу для Зои и капуччино для себя.

— Вы впервые в Лукке? — поинтересовался он.

Я кивнула. Вокруг нас суетился официант. Уильям Рейнсферд обменялся с ним пулеметными фразами на итальянском. Оба рассмеялись.

— Я часто бываю в этом кафе, — пояснил он. — Мне нравится здесь. Уютно и спокойно. Даже в такой жаркий день, как сегодня.

Зоя принялась за свое тирамису, и ее ложечка звонко постукивала о стенки стеклянной вазочки. В воздухе повисло неожиданное молчание.

— Итак, чем я могу помочь вам? — легко полюбопытствовал он. — Мара что-то говорила о том, что вас интересует моя мать.

В душе я вознесла горячую благодарность Маре. Похоже, ее вмешательство не на шутку облегчало мне задачу.

— Я не знала, что ваша мама умерла, — сказала я. — Приношу свои извинения.

— Все нормально, — пожал он плечами, опуская кусочек сахара в кофе. — Это случилось давно. Тогда я был еще ребенком. Вы знали ее? По-моему, вы выглядите для этого слишком молодо.

Я отрицательно покачала головой.

— Нет, я никогда не встречалась с вашей матерью. Просто случилось так, что я переезжаю в квартиру, в которой она жила во время войны. На рю де Сантонь, в Париже. И я знакома с людьми, которые были очень близки с ней. Вот почему я здесь. И именно поэтому я приехала сюда, чтобы встретиться с вами.

Он отставил чашечку и пытливо взглянул на меня. В его чистых и ясных глазах таилось спокойное, задумчивое выражение.

Под столом Зоя положила мне на колено вспотевшую, липкую ладошку. Я смотрела, как мимо промчались два велосипедиста.

На нас снова обрушилась жара. Я глубоко вздохнула, словно собираясь с головой нырнуть в темную, холодную воду.

— Собственно, я даже не знаю, с чего начать, — запинаясь, выговорила я. — Я знаю, вам, наверное, очень трудно снова вспоминать об этом, но, боюсь, я должна это сделать. Мои родственники со стороны мужа, Тезаки, они встречались с вашей матерью на рю де Сантонь в сорок втором году.

Я рассчитывала, что фамилия «Тезак» пробудит в нем какие-нибудь воспоминания, но он не пошевелился. Похоже, и название улицы, рю де Сантонь, ему тоже ни о чем не говорило.

— После всего случившегося, я имею в виду трагические события июля сорок второго года и гибель вашего дяди, я просто хотела сказать вам, что семья Тезаков никогда не забывала вашу мать. Особенно мой свекор. Он вспоминает ее каждый день.

Над столиком повисло тягостное молчание. Уильям Рейнсферд медленно прикрыл глаза.

— Простите меня, — быстро добавила я, — я знаю, что вам больно вспоминать и говорить об этом. Простите меня.

Когда он наконец заговорил, голос его прозвучал хрипло и едва слышно.

— Что вы имеете в виду под трагическими событиями?

— Ну как же… Облава, стадион «Вель д'Ив»… — неуверенно пробормотала я. — Еврейские семьи, которых согнали со всего Парижа в июле сорок второго…

— Продолжайте, — попросил он.

— И концентрационные лагеря… Людей отправляли из Дранси в Аушвиц…

Уильям Рейнсферд развел руками и покачал головой.

— Простите, но я не понимаю, какое отношение это имеет к моей матери.

Мы с Зоей обменялись недоумевающими взглядами.

Минуты медленно уплывали в вечность. Я готова была провалиться сквозь землю.

— Вы упомянули смерть моего дяди? — наконец обронил он.

— Да… Мишеля. Младший брат вашей матери. На рю де Сантонь.

Снова молчание.

— Мишель? — Похоже, он явно был озадачен. — У моей матери никогда не было брата по имени Мишель. И я никогда не слышал о рю де Сантонь. Знаете, мне почему-то кажется, что мы говорим о разных людях.

— Но ведь вашу мать звали Сарой, правильно? — вконец сбитая с толку, спросила я.

Он кивнул.

— Да, правильно. Ее звали Сара Дюфэр.

— Вот именно, Сара Дюфэр. Это она, — с горячностью воскликнула я. — Или, точнее, Сара Старжински.

Я ожидала, что он хоть как-то отреагирует на мои слова.

— Простите? — повторил он, удивленно приподнимая брови. — Сара… кто?

— Старжински. Это девичья фамилия вашей матери.

Уильям Рейнсферд смотрел на меня, выпятив подбородок.

— Девичья фамилия моей матер Дюфэр.

В голове у меня звенел тревожный колокольчик. Что-то здесь было не так. Похоже, он ничего не знал.

У меня еще оставалось время уйти, просто уйти, а не разбивать жизнь этого человека на мелкие кусочки.

Я выдавила совершенно идиотскую, жизнерадостную улыбку, пробормотала что-то о том, что произошла явная ошибка, и отодвинула свой стул на несколько дюймов от стола, ненавязчиво давая Зое понять, что с десертом пора заканчивать. Я еще раз извинилась, что отняла у него столько времени. Я встала со стула. Он последовал моему примеру.

— Я думаю, что вы имели в виду не ту Сару, — улыбаясь, заявил он. — Но это не имеет значения. Желаю вам хорошо отдохнуть здесь, в Лукке. Я был рад познакомиться с вами.

Прежде чем я успела вымолвить хоть слово в ответ, Зоя сунула руку в мою сумочку и протянула ему что-то.

Уильям Рейнсферд опустил взгляд и посмотрел на фотографию маленькой девочки с желтой звездой на груди.

— Это ваша мать? — тоненьким голоском спросила Зоя.

Казалось, вокруг нас все замерло. С оживленной дорожки не доносилось ни звука. Даже птицы, похоже, перестали чирикать. Осталась только невыносимая жара. И молчание. И тишина.

— Господи… — произнес он.

И тяжело опустился на стул.