– В общем, так, товарищи. Сейчас идёте в магазин и покупаете себе те ботинки, которые есть в продаже, и костюмы тоже. Кроме того, приводите с собой жён и детей, и им тоже покупаете то, что есть в магазине. И носите это. Если кто-то самый хитрый, то хочу его огорчить: за каждым из вас и за членами ваших семей будут негласно наблюдать сотрудники КГБ. Если вас, вашу жену или ваших детей обнаружат в импортных шмотках, то можете из республики уезжать – здесь я вам все кары, на которые способен, обещаю.

– А чего делать надо? – выкрикнул самый наглый, тот, что от Дольче одет.

– А надо, чтобы все наши фабрики, производящие и одежду, и обувь, делали такие вещи, которые сейчас на вас. И – стоять, бояться! – не в нескольких экземплярах, а весь объём выпуска. Кроме того, чего это мы, как интернатовские, все в одинаковом ходим? Нужны десятки моделей, тем более, женской одежды. Всё понятно?

– Перестройка на новые лекала зай…

– Да похрен! – говорю. – Провалите годовой план – пойдёте дворниками. Засучите рукава, оторвите зад от стула – и живо разбежались по предприятиям. Да, директорам и всем руководящим работникам швейных и обувных фабрик скажите, чтобы тоже переоделись. Проверю.

– Да, учудил. Переоделись? Интересно, что с этими начальниками жёны сделали? – засмеялся Косыгин.

– Алексей Николаевич, вы же понимаете, что государственная промышленность не в состоянии обеспечить разнообразие. Нужно возвращаться к сталинским артелям.

– Ты, думаешь, самый умный? Никитка, сволочь, всё порушил, будто нарочно, чтобы страну угробить. Всё назло Иосифу Виссарионовичу делал. Тоже волюнтарист похлеще тебя. Только вот назад не просто вернуться! Ну, откроются сейчас артели – а кто с расчётом на них будет делать ткань и фурнитуру? А если они всё в магазинах и на складах заберут, то люди что покупать будут? – нос свой утиный Косыгин ощупал. – Я ведь по образованию текстильщик, наркомом ещё до войны был, так что эту индустрию знаю получше твоего. Неповоротливая она. Как бы госфабрики без работы не встали, если сырьё у них отнимать начнут.

– Конечно. Так и будет. Только зачем нам эти фабрики, которые шьют то, что никто не носит, а если и носит, то от безысходности? Пусть останавливаются. Или начинают работать как артели. Их можно даже в народные предприятия переделать. Оценить всё движимое и недвижимое имущество, всю технику, разделить на число работающих – и выдать ваучеры. Продавать их можно только работникам фабрики, никто со стороны не влезет. Найти толкового, как бы его обозвать, предприимчивого руководителя. Рвача и хапугу. И вот пусть он прибыль себе и своим подчинённым зарабатывает! Простыни, может, и не надо шить на таких предприятиях, да одежду рабочую – а вот обычную одежду и обувь нужно обязательно из-под заботливой руки Госплана увести. И конечно, пусть они, я имею в виду, в Госплане, запланируют опережающее развитие камвольных и всяких прочих трикотажных комбинатов. Только так, чтобы те как-то подружились с директорами народных швейных фабрик и делали ту ткань, которую надо, а не ту, которую привыкли. Заинтересовать нужно. Может, часть продукции распределять среди работников этих самых комбинатов?

Начать хотя бы со шмоток. Пусть народ прекратит за импортом бегать. Ракеты можем делать, а пиджак – нет?!

– Охо-хо. Говоришь-то правильно… Как я против был, когда Хрущёв разгонял артели! Самое интересное, что это ведь была, так сказать личная собственность, а её раз – и отобрали. Это как домой к тебе пришли и холодильник унесли. Некоторые артели ведь даже дома отдыха на море себе построили.

– И?

– И?! И… ладно. Давай так… Сейчас уже конец года скоро. Проводи до конца свой эксперимент с лёгкой промышленностью. В конце декабря на Политбюро доложишь. Считай, указание получил – а я ещё по своим каналам хвосты кому надо накручу. Институты ведь работают, НИИ всякие. Тоже кулаком стукну и переодену в «Скороход» и «Большевичку». Ну и по немцам тоже доложишь. Бик, небось, опять оборудование на твои деньги поставит? На всю-то страну не хватит!

– Не, Алексей Николаевич, нет там моих денег, и Бик ни при чём. Всё сами – вышли на «Адидас» и договорились полюбовно. Немцы оборудование и фурнитуру с тканью поставляют, в счёт этого половину продукции забирают, а вторая половина – по коммерческим ценам в магазинах самого народного предприятия.

– Хитро. А как называется?

– «Адибас».

– Ха-ха. Ну, уморил. «Адибас». А немцы?

– Немцы поворчали, но придраться не к чему, тем более что ту половину, которую ФРГшники забирают, вообще с их лейблами шьём.

– «Адибас»! Хорошо, договорились. Чего приходил-то? А то я тебя заговорил.

– Да почти с таким же вопросом. Хрущёв ведь кроме артелей ещё и приусадебное хозяйство угробил – а оно как бы не половину продукции давало. Давайте потихоньку возрождать – как это сделано в Захарьинских Двориках. Технику, чтобы люди на рынок в город могли продукцию отвезти, или на консервные заводы. Налог подоходный отменим для тех, кто несколько голов скота держит. Кормами поможем. Может, вскладчину силосные ямы построим. Огороды прирежем – соток до сорока хотя бы. Ну, вернее, если желание будет у хозяев, а не огульно.

– Ох, Пётр! Ты ведь сам всех пугаешь засухой через два года. Разведут все скотину – и что, всё зерно, весь хлеб частникам уйдёт?

– Ну, не так всё плохо. Эксперименты ведут в министерстве сельского хозяйства. Переходят на импортные семена озимой ржи и пшеницы. Должны к 72-му успеть подготовиться. Да и сейчас уже рост виден: урожайность канадской, а особенно датской озимой ржи и пшеницы выше нашей чуть не в три раза – если возделывать как полагается, конечно. Умеют проклятые капиталисты. Тут главное, чтобы опять не впали в «одобрямс», как при Хрущёве, и не начали без районирования, где попало, сажать импортные семена. С юга Канады и США – на юге, а датскую и шведскую – на севере. Ну, будем надеяться, что прививку от глупости получили. Да и Мерц – не Хрущёв.

– Угу. Дельного ты человека за себя оставил, и Гагарина правильно пристроил. Вдвоём они – сила. Давай тогда, начинай в Казахстане реформу. Только без штучек своих! Чтобы не шашкой, а ручкой шариковой махал.

Бывший старший лейтенант Махамбет Нурпеисов остановил УАЗик в двадцати метрах от съезда с трассы к домам. Теперь они точно мимо не поедут. Карабина он лишился – остался закопанным в лесу, и теперь менты и «соседи» его точно нашли. Да и не дурак он туда соваться! Сейчас в лесу засада на засаде сидит. Думают небось, идиоты, что он туда полезет за оружием. Дебилы. А ему в очередной раз повезло: в сейфе у дяди Миши под кроватью лежал точно такой же «Лось», только без оптического прицела. И сейф, на счастье, был не заперт, и патроны там же рядом нашлись. Ничего, с двадцати-то метров он не промажет.

За неделю блуждания по лесу и изучения жизни Первого секретаря и его семьи Махамбет весь распорядок их дня запомнил. Утром приезжает машина и отвозит детей в школу, потом возвращается и забирает сарыбаса. Дальше – в том же порядке. В обед девочек привозят домой, потом на обед приезжает Тишков, и через сорок минут его снова везут на работу. Дома, гад, всегда обедает. Брезгует столовской пищей – хоть в столовой у них на Комсомольской, которая «уголок коммунизма» за глаза называется, наверное, недорого и дают всякие деликатесы, объедают коммунисты народ простой. Ещё и за это сейчас шошка заплатит.

Махамбет чуть опустил стекло в задней дверке и, попробовав и так, и эдак, удобно устроился на заднем сиденье. Приставил приклад к плечу и прицелился в дерево, что росло прямо на повороте. Нормально. Смотрел он фильм как-то про снайперов, так там старый молодому говорит, мол, только неопытный снайпер ствол-то на подоконник кладёт. Нужно устроиться чуть подальше от окна, и тогда тебя с улицы видно не будет.