— Фу! — рявкнула я. — Место!

— Элка, держись! — а вот и группа поддержки подоспела.

Ребята бежали, вооружившись… барабаном, трубой и тарелками. За ними едва поспевал повар с котелком и половником, а также поваренок со скалкой и ведром. Компания пристроилась за мной и заиграла то ли похоронный марш, то ли свадебный.

Гвардеец вразнобой колотил по барабану, Аайю с красным лицом дул в трубу, издающую рев выброшенного на берег кита. Карсимус стучал тарелками под аккомпанемент подстукивающих ему повара и поваренка. Не знаю, как дите отнеслось к выступлению ансамбля художественной самодеятельности — я сдалась на первой минуте концерта.

Барабанные палочки, казалось, колотили прямо по моему обнаженному мозгу. Труба надрывалась в левое ухо, разрывая барабанную перепонку, в правом ухе звенели миллионами церковных колоколов скалка и половник. Я упала на колени и зажала пальцами уши.

— Хватит! — взмолилась я, но моя просьба потерялась в набирающем музыкальном крещендо.

Бамс, блюмс, хрясь-хрясь и туки-туки-туки-тук сливались в невыносимую мелодию, годную разве что для разгона несанкционированного митинга оппозиции на Красной площади. Ну, еще в качестве сопровождения конца света. При возможности непременно порекомендую Дьяволу пригласить данный оркестр на светопредставление!

— У-у-у-у… — взмолился ребеночек. Он скатился с повозки, впрочем не выпустив мамочку из рук, забрался под телегу и сжался в комок, изредка подвывая.

Бедненький, мне с двумя ушами тяжело приходиться, а ему с пятью-то каково? Внезапно наступила тишина. Клянусь, я еще никогда не испытывала такого удовольствия, как в этот момент.

— Ты как, нормально? — надо мной склонился Аайю.

— Не совсем, — я вымучила слабую улыбку.

— Что? — тряхнул ухом кошак. — Не слышу, подожди молнию, — он вытащил из обоих ушей по платку, скомкал их и выбросил.

Я проводила взглядом ткань. Вот же… сообразительные мои. Не могли и мне принести, паразиты ушастые!

Пока чудовище не опомнилось, ребята побросали музыкальные инструменты, сняли пояса и скрутили дитятко. Вместе с Дорджиной, ибо разжать четыре конечности ребеночка оборотни не смогли. Братишка, освободившийся от страстных объятий одного из подчиненных Кзекаля, выбрался из кустов, подхватил цепь, магически удлинил ее и несколько раз обмотал вокруг повозки, куда земо громом ранее положили пленного. Крылья-то ему связать не смогли, а с привязанной телегой он вряд ли взлететь сможет! Так утверждал Профессор, правда, со скрещенными за спиной пальцами, но спасительный жест разглядела я одна.

Вечером после сытного ужина в таверне состоялось срочное заседание комитета по делам семьи и брака, созданного специально для решения проблемы деторождения у двух конкретно взятых магов. Оные, само собой разумеется на заседание комитета допущены не были. Дорджина по причине сильнейшей привязанности к дитятку, подкрепленной поясами, на руках нянчившему мамочку и, судя по всему, прибывающего от этого в нирване, а Профессор из-за заботы о своей молодой жене: покормить, почистить зубы, сказку на ночь рассказать…

Кроме меня на заседание явились: Карсимус в качестве председателя, Кзекаль в качестве адвоката молодых, Аайю в качестве обвинителя, а Айрис пришел уши погреть. Выпив стакан вишневого сока — я и четыре бутылки вина сдобренного соком опьяняющей травки — земо, комитет постановил провести с Профессором разъяснительную работу. Проще говоря, рассказать ему о пестиках и тычинках максимально доступным языком и в картинках. Слава Богу, не на примерах!

Кзекаль сходил к повозке и привел моего брата. Профессор на руках держал всхлипывающую Дорджину. Очевидно, он сумел освободить ее из лап дитятки. Брат сгрузил жену, прислонил ее к стеночке и отправился за гвардейцем. Я попыталась прошмыгнуть в комнату вслед за ними, но меня мягко выставили за дверь и погрозили пальцем: мол женщина не должна присутствовать, когда мужчины разговаривают на серьезные темы.

Я показала закрытой двери кулак, поправила прислоненную к стене магичку, сбегала на кухню за стаканом, снова поправила стремящуюся принять горизонтальное положение девушку, прислонила стакан к замочной скважине, скрючилась и приникла к нему ухом. Ход беседы необходимо контролировать. Боюсь после четырех бутылок для стимуляции мыслительного процесса, уже употребленных и двух в запасе, пронесенных Кару в комнату, они Профессора такому научат, что придется всем миром переучивать!

Прошло десять минут. Поясница затекла. Ухо присохло к стакану. В комнате молчали, причмокивали и сопели. Земо каким-то образом мысли научились на расстоянии передавать или они концентрируются для начала щекотливого разговора?

Пятнадцать минут. Все еще тишина. Ко мне подползла Дорджина. Слезы на ее глазах высохли. На лице появилась заинтересованность в происходящем. Она осмотрела дверь, поводила руками, щелкнула пальцами…

— Да не может быть! — ввинтился в уши возглас Профессора.

О! Оборотни подстраховались — использовали заклинание, чтобы от прослушки защититься. Наверняка Айрис подал идею: он один знает все мои плохие, но чрезвычайно полезные привычки! Интересно, что они обсуждают?

— Как у девушек все по другому? Вы смеетесь надо мной! — уверенно заявил брат.

— Ты когда-нибудь женщину без одежды видел? — спросил Айрис.

— Да! Нет… не помню… — брат растерялся.

— Та-а-ак, — протянул Кару, — ты жену свою не раздевал?

— Она не просила! Да и она сама может справиться: руки есть, ноги есть — пуговицы расстегнуть сможет.

Нет, не правильно они разговор построили. Его надо было сразу чем-нибудь огорошить, чтобы мозги восприимчивее к информации стали, а потом уже основы в подготовленную почву закладывать. А они? Напролом пошли через толстый слой гранита, покрывающий черепную коробку Профессора. Эдак они неделю его просвещать будут, шахтеры доморощенные!

— Короче, смотри, я тебе нарисовал, — шуршание бумаги, — это ты, это Дорджина. Два шарика у нее сверху…

— Да знаю я, — перебил Аайю братишка, — это дефект мускулатуры — переразвитые грудные мышцы. У некоторых они сильно выражены, у других слабо, но так или иначе данный дефект есть у всех женщин.

— Как он сказал?

— Дефект. Мускулатуры…

— Мда…

Молчание. Кто-то что-то почесал. Кто-то вздохнул. Звук разливаемой по стаканам жидкости, звон стекла.

— Кстати, вы тут забыли палочку пририсовать, — брат поскреб ногтем бумагу.

— Где? — рисунок перекочевал из рук в руки.

— Вот здесь, между ног, как у меня вниз…

— Стой, стой, этого у женщин нет! — возразил Карсимус. — Мы же сказали — там у девушек все по другому.

— Как нет? — Профессор испугался. — А… а… — парень снизил голос до шепота. — А как же они писают?

— О-о-о… — застонали мужчины.

Дорджина сползла вниз. Прислонилась к моей ноге и приготовилась ныть. Я сунула ей под нос кулак и чиркнула ребром ладони по шее. Потом плакать будет, когда мы до конца дослушаем. Я верю в земо. Они справятся с задачей.

— Нужно наглядное пособие, — вымолвил Кзекаль. — Без него, увы, не обойтись.

Я поймала дернувшуюся Дорджину и зажала ей рот рукой. Нельзя же так реагировать на обыкновенное предложение. Так надо только на факт измены реагировать, и то когда с поличным застукала.

— А мне без головы, увы, никак не обойтись. Элоиза мне всю шерсть по волоску выщипает, если мы наглядное пособие использовать будем, — съязвил блондин. — Не хочу давать ей ни малейшего повода для ревности.

Ничего себе! Он меня за фюрера СС принимает? Я тихая, мирная, добрая девушка. Немного раздраженная в последнее время, но с кем не бывает? Периодически со всеми, у кого дефект грудных мышц, такое случается. К тому же, обстоятельства как-то не располагают к размеренному существованию: то женятся, то детей заводят…

— Попробуем еще раз, — вздохнул Карсимус. — Что ты знаешь о детях?

— Все! Я ребенком двести шестьдесят семь лет был?