— Да ты…! Ты…! — свекровь побагровела так, что я испугалась.

— Что я? И зачем Вы мой старый бюстгальтер забрали? Валерочка носить будет? Вряд ли Олечка это наденет, любовник ей небось импортные дарит, а вам такое уже не надо, остается Валерочка?

— Не смей завидовать Олечке, дрянь такая! — цыкнула свекровь.

— Да чему тут завидовать? — удивилась я. — Далеко не самая юная женщина с прицепом, без собственной жилплощади, да еще с женатым спуталась. Вот уж повод для зависти…

Не знаю, куда зарулил бы наш спор, но вдруг распахнулась дверь и на пороге возникла Клавдия Брониславовна, лично. Окинув наше семейство внимательным взглядом, она немедленно расплылась в елейной улыбке:

— Элеонора Рудольфовна, дорогая, здравствуйте! Сколько лет, сколько зим! А я слышу — вроде ваш голос. Невестку повоспитывать решили? Ну, правильно, правильно, нынче молодежь такая некультурная пошла… Лидии еще повезло за Валерия замуж выйти. Может, и станет человеком… хоть когда-нибудь…

Я аж поперхнулась от неожиданности.

— А вот моя Зинаида жизнь сгубила. Такая умница, красавица, а как на скрипочке она в детстве играла, и — на тебе — выскочила за этого крановщика. Теперь всю жизнь под откос, и себе, и матери… — на подрумяненной морщинистой щеке Клавдии Брониславовны блеснула слезинка.

— Здравствуйте-здравствуйте, достопочтенная Клавдия Брониславовна, — самым разлюбезным тоном проворковала свекровь (ну надо же — она у нас аж целая Элеонора Рудольфовна, оказывается. Не абы как!). — Как здоровьице ваше, соседка? Как жизнь? Все еще в одиночестве?

— Ой, а куда это вы на ночь глядя переезжаете? — медоточиво проигнорировала последнюю подколку Клавдия Брониславовна, окидывая жадным от любопытства взглядом разгромленную комнату.

— Да вот, Валерочка, наконец-то прозрел, — поделилась свекровь, зыркнув на меня искоса ненавидящим взглядом.

— А что случилось? — глаза Клавдии Брониславовны заискрились от предвкушения новостей.

— Понял, что пригрели мы змеюку на груди! — продолжила лить патоку свекровушка. — Подобрали, руку помощи протянули, отмыли, накормили, на работу пристроили, а оно вон как все обернулось…

— Неужто Лидку выгнать решили? — радостно всплеснула руками Клавдия Брониславовна. — Вот это новость!

— Да, вы же сами видите — не пара они явно, — скорбно поджала губы свекровь и подхватила стакан с валерьянкой. — Как сокол и курица.

Вот прям сейчас совсем обидно стало — мало того, что последние трусы отбирают, так еще и курицей обозвали. Еле-еле сдержалась, чтоб не расхохотаться.

— Да уж, — со вздохом согласилась Клавдия Брониславовна (вот кто бы сомневался!) и окинула меня снисходительным взглядом, — Но все что ни делается, все к лучшему… все к лучшему… Ах, дорогая Элеонора Рудольфовна, вас можно только поздравить. Вот если бы моя Зинаида прозрела — я бы так радовалась, так радовалась… Вы только представьте, вот бы у них с Валерием пара красивая получилась…

Свекровушка, которая в этот момент решила отпить капли, поперхнулась и закашлялась.

— Валера, постучи! — просипела она.

Валера истуканом продолжал сидеть за столом, пришлось постучать мне.

— Тише ты, — фыркнула свекровь, продышавшись, — спину мне решила сломать?!

— Мдааа, неблагодарная ты, Лидия, — поддакнула Клавдия Брониславовна.

Она с невыносимо мудрым видом еще поразглагольствовала о нравах современной молодежи, но видя, что все на взводе, вскоре ретировалась.

— Ну, ты посмотри на нее! — всплеснула руками свекровь, как только дверь за соседкой закрылась. — Зинаиду свою она нам сватает! Да кому нужна твоя Зинаида! Радовалась бы, что этот дурак Грубякин взял ее с тремя детьми. Еще и четвертого сразу заделали. И на своей жилплощади, между прочим, прописал. И кормит всех, включая Клавдию.

Серпентарий какой-то…

Утро понедельника встретило меня смачным таким пинком.

Подскочив, спросонья я долго не могла понять, где я и что происходит. Оказалось, это Петров зашел попить водички на кухню и наступил на меня.

— Лидка, епть! — ошарашенно отпрянул он. — Ты что здесь делаешь?

— Сплю, — зевнула я, поёжившись от предрассветного холода.

За окном только-только начинало светать. Часов пять утра, наверное.

— А чего на кухне? — вяло полюбопытствовал Петров, жадно припадая к крану с водой.

— Для разнообразия, решила вот, — отмахнулась я. Не станешь же ему объяснять, что планировала переночевать у Риммы Марковны, но ее не было дома. Дверь оказалась заперта. Поэтому взяла старое одеяло (под причитания лидочкиной свекрови) и постелила на полу на кухне. Кое-как передремала, на полу холодно, да и одеяло было одно.

— А чего ко мне не пошла? — Петров закрутил кран и подошел к холодильникам, — ты не помнишь, где у Марковны капуста была? Она хорошо капусту делает. Рассольчик знатный, до костей продирает.

Он полез в холодильник, и вытащил оттуда начатую трехлитровую банку с капустой.

— Пойду я, Лидка. Что-то совсем штормит меня, — пожаловался он хрипло. — Ты это… приходи если что, место есть, постелю на диване. Не дело это — на полу молодой девке спать.

— Да я уже встаю, — я подтянула под себя затекшие холодные ноги. — Все равно не усну больше.

— Так вечером приходи, ночевать все равно где-то надо, — Петров жалобно скривился и потер висок, — аспирин у тебя вряд ли сейчас есть, правильно? Колокольня трещит, ужас. На погоду, что ли?

— Пить меньше надо! — донеслось из коридора зинкино хихиканье, хлопнула дверь в ванную и послышался шум льющейся воды.

— Слова, ёпэрэсэтэ, не скажи, — обиделся Петров, — вот свалишь ты, Лидка, и я тут один против кодлы Грубякиных и Горшковых останусь. Хана мне будет.

Он вздохнул и, шаркая ногами, поплелся к себе.

Из ванной вышла Зинаида в замотанном на голове тюрбаном застиранном полотенце и с сигаретой в зубах. Переступив через меня, она подошла к окну, и задымила в форточку:

— Слышь, колись, Лидка, за что тебя Горшок выгнал? Вряд ли за измену, у тебя ж ни кожи, ни рожи, кто там поведется. А так-то ты и жрать готовишь, и обстирываешь его. Да еще и всю зарплату до копейки отдаешь.

— А в тебе что Грубякин нашел? — ответила я, скатывая одеяло.

Нужно отсюда уходить, сейчас если Клавдия Брониславовна с Элеонорой Рудольфовной проснутся — сразу начнется второй акт марлезонского балета.

— Я красивая, — флегматично выпустила струйку дыма Зинка. — И в меру глупая. Как раз, чтобы нравиться мужчинам.

Я промолчала. В чем-то она была права.

— А еще у меня стервозная мамочка, — продолжала она, затягиваясь. — И это очень большой плюс.

Я только вытаращилась на нее.

— Да, именно плюс, — снисходительно улыбнулась Зинка. — Мужчина должен видеть конкретного врага, от которого нужно защищать свою женщину. Тогда он себя чувствует мужиком. И враг, желательно, чтобы был неопасным, чтобы защищать нетрудно было. А если этого всего нет — то ему вся эта игра в семью быстро надоедает. Я знаю, что говорю. Грубякин у меня четвертый. Официально если. Так что, думаю, ты сама во всем виновата — мамочка Валеру против тебя накрутила, а нужно было наоборот. И теперь ты осталась с голой жопой, даже переночевать негде, а Горшку новую невесту быстро найдут.

— Уже, считай нашли, — не удержалась я.

— Да ты что? — заинтересовалась Зинка. — И кто же эта несчастная?

— Ты, — хихикнула я. — Твоя мамочка с моей, уже почти бывшей, свекровушкой вчера все распланировали.

— Да ну ее! — отмахнулась Зинка и затушила сигарету в кадке с гортензией Риммы Марковны. — Меня нужно любить, лелеять и содержать, а Горшок сам ленивый и эгоистичный. Ему не жена, ему служанка нужна. Нееет, я хоть и дурочка, но не настолько.

Она вышла с кухни, а я осталась сидеть на скрученном одеяле и пыталась понять, как Лидочка могла поверить такому, как этот Горшков.

Колесно-роликовый участок ВЧДР-4 ДЕПО "Монорельс" встретил меня рабочим шумом и суетой. Прикрывая и пряча захваченный с собой чемоданчик с вещами, я постаралась побыстрее проскользнуть к себе. До обеда нужно было переделать огромную кучу работы. А в обеденный перерыв мы должны были с Горшковым идти в ЗАГС подавать заявление на развод. Вечером, я надеюсь попасть в свою квартиру. Вот такой вот план-минимум, и он меня окрылял!