С помощью анкетирования мы сработаем на опережение, мы увидим, есть ли потеря интереса к привычной работе, а может быть имеет место уменьшение производительности труда, или же угасание активности, трудового рвения? Еще раз повторю: мы сработаем на опережение, мы не допустим этого. И повысим эффективность работы на восемьдесят процентов.

И вот с этой целью мы и разработали анкету. Планируем запустить ее, если вы, товарищи, поддержите эту идею.

А в заключение своего доклада я хочу напомнить известную старинную притчу:

"Три человека возили в тележке камни. У одного из них спросили:

— Что ты здесь делаешь?

Остановившись и вытерев пот, он устало ответил:

— Я таскаю эти проклятые камни.

Тот же вопрос задали другому. Он ответил:

— Я так тяжело зарабатываю деньги, чтобы прокормить большую семью.

Третий человек, услышав тот же вопрос ответил:

— Я строю прекрасный Город…"

Товарищи!

Мы сами, своим отношением, должны стать теми переменами, которые хотим увидеть в мире. Так давайте же начнем с малого!

Спасибо за внимание!

Речь я закончила в полной тишине.

Уже спускаясь в зал, послышались первые хлопки. Пока я дошла до своего места — весь зал громыхал, аплодируя. И толстячок из комиссии, кстати, тоже хлопал.

Я отыскала глазами Ивана Аркадьевича. Он, словно большой сытый кот, сидел и довольно улыбался. Товарищ Бабанин Д.Д., кстати, выглядел довольным тоже.

Час спустя в кабинете у Ивана Аркадьевича.

— Присаживайтесь, присаживайтесь Лидия Степановна, — радушно махнул рукой хозяин кабинета.

По традиции я примостилась на краешке стула и приготовилась внимательно слушать.

— Чай будете? — проявил гостеприимность Иван Аркадьевич. — С медом и сушками. И варенье вроде было. Клубничное.

— Спасибо, но нет, — покачала головой я и добавила. — Я теперь на диете.

— А-а-а-а-а, ну, это правильно, — согласился Иван Аркадьевич, скользнув по Лидочке бесстрастным взглядом, и мне стало грустно.

— Да уж, Лидия Степановна, порадовали своим выступлением, что называется, — потирая ладони воскликнул Иван Аркадьевич. — Честно говоря, не ожидал. Не ожидал.

Я скромно развела руками, мол, невиноватая я.

— Кто бы подумал, что у нас в конторе есть такие таланты, — не унимался Иван Аркадьевич. — Где ж вы раньше-то были, а?

— Боролась с жизненными обстоятельствами, — вздохнула я. — А талантов у меня, Иван Аркадьевич, много…

И тут зазвонил телефон.

— Слушаю, — сказал Иван Аркадьевич.

Видимо, на том конце провода кто-то долго и нудно что-то ему выговаривал, так как уши Ивана Аркадьевича предательски заалели. Минуты через три краска залила все лицо, а через пять он стал пунцовым.

— Это Сима Васильевна, — упавшим голосом сообщил Иван Аркадьевич, прикрывая рукой трубку. — Говорит, что вы опоздали на лекцию, но они вас еще ждут. В общем, Лидия Степановна, у вас есть двадцать минут…

О нет….!!!!!!

В двадцать минут я таки вложилась (конечно же благодаря Ивану Аркадьевичу, который любезно дал служебную машину… хотя может быть и потому что на этой машине ехала домой лично главбух и нам оказалась по пути).

Но как бы там ни было — на лекцию я успела и теперь рваными перебежками двигалась между голубых елей. Ибо нет преград жаждущему знаний человеку на пути к вожделенной лекции о чесотке!

Наконец, случайно спугнув по пути какого-то кота, я ввалилась в заветный вестибюль: грудь ходила ходуном, легкие вываливались в попытке ухватить хоть молекулу кислорода (лидочкина физическая форма была категорически не очень), дежурная старушка торопливо указала мне направление.

Ворвавшись в актовый зал, я прохрипела "извините" и плюхнулась на стул в заднем ряду.

Алчущего расширить кругозор народу было негусто: две мрачные женщины предпенсионного возраста, читающая книгу тощая девица с желтым лицом и два мужика, которые азартно резались в шахматы прямо на украшенной самодельными бумажными флажками сцене. Увидев меня, один из них, очевидно сам товарищ Громадушкин, тучный, с зачесанными назад редкими волосиками, со вздохом бросил ферзя и встал за трибуной. Достав стопку мятых перфокарт, он равнодушно скользнул по мне взглядом и забубнил:

— Итак, наконец, мы все собрались. Товарищи, сегодня мы познакомимся с симптомами чесотки…

В общем, если в двух словах, то из бесконечного монолога я определила у себя все шесть типов чесотки, включая норвежскую. Глянув на зал, я поняла, что такая я не одна: к концу лекции яростно чесались все, особенно желтолицая девица. Кстати, как оказалось, причина желтолицости Люси (именно так ее звали) донельзя проста: однажды она вычитала в каком-то журнале (то ли "Работница", то ли "Крестьянка") о том, что каждая советская женщина должна тщательно ухаживать за собой, желательно народными методами. Данная идея настолько запала в люсин мозг, что с этого момента она перечитала всю доступную литературу и, в результате, вывела для себя идеальную диету, согласно которой стала есть лишь деревенские сырые яйца, которые "дают цвет лица" и тертую сырую морковку, которая также значительно все улучшает. Через три месяца Люся посадила печень, почки, и еще кучу всего, а цвет лица от морковных каротинов окрасился в ярко-желтый. С тех пор, после длительного лечения, Люся раз в полгода проходит курс реабилитации в нашем профилактории.

Эту душераздирающую, но весьма поучительную историю, поведала мне Евдокия Петровна, которая проходила вечерние процедуры вместе со мной.

— И вот зачем все это? — осуждающе покачала неопрятно седеющей головой она, подытожив свой обличительный монолог. — Наши предки жили без всех этих диет, проживем и мы.

Я промолчала, но Евдокия Петровна не обратила внимания и продолжила развивать тему:

— Моя вот бабушка ходила босая до первых заморозков, и ничего — и замуж вышла и десятерых детей родила. А теперь чуть что — все поголовно волосы красят, по курортам ездят, работать, так как мы работали, никто не хочет, и разводятся сразу после свадьбы! Прошмандовки!

Я покраснела и снимать берет передумала.

Зато на работу утром я явилась окрыленная. Пока все складывается как нельзя лучше: и доклад я сделала очень даже неплохо, и начальству угодила, и крыша над головой на ближайшее время есть, а с квартирой, даст бог, все решится. Осталось найти способ повысить благосостояние и можно начинать петь песни Брежневу и изобретать автомат.

Хихикнув, я вошла в залитый весенним солнышком кабинет и включила кипятильничек. Диета диетой, но вот крепкого чаю попить мне никто не запретит. Та бледноватая жижица, что дают в столовке профилактория, чаем имеет право называться лишь аллегорически. А мне хотелось вздребезнуться.

Пока чай "со слоном" заваривался, я вытащила лист писчей бумаги и крепко задумалась, уставившись на сероватую поверхность: нужно правильно спланировать дальнейшие действия. Личный бренд служащего — основа для эффективной карьеры. Итак, что мы имеем на данный момент…

Но додумать мысль мне помешали — Галка с соседнего отдела сообщила, что ко мне пришли и ждут на проходной. Удивляясь, кто это мог с самого утра прийти к Лидочке (неужто опять демоническая женщина?), и досадуя, что чай теперь придется пить холодным (мда… неудачка-постигушка), я поплелась к выходу.

Пока шла по коридору, передумала тысячу разных вариантов, но реальность превзошла ожидания.

На проходной — тадам! — стоял мой практически бывший супруг Горшков. От неожиданности я чуть не превратилась в статую жены Лота. Очевидно, какой-то примерно такой реакции он и ожидал, так как ухмыльнулся с видом героя-победителя. Ну, да фиг с ним, меня все эти позиционные поединки волнуют мало, тем более с ним. Поэтому я никак не показала, что меня его ухмылка задела, и выжидающе уставилась на него.