Погрузив рюкзак на багажник сзади, а авоську — на руль, мы с пацаном неторопливо пошли по селу. Мальчишка свернул на грунтовую дорогу, которая шла в долинку, а я порадовалась, что одела джинсы и кроссовки.

Поравнявшись с первым двором, я увидела на лавочке старушку в накрахмаленном белом платочке и облезлом плюшевом жакете. Мальчишка поздоровался первым, я — сразу за ним.

— Лидка? — всплеснула руками старушка, поздоровавшись, — а я смотрю, смотрю, ты ли это?

— Ага, я, — подтвердила я, не зная, как зовут эту бабушку.

— Решилась-таки вернуться? — продолжила словоохотливая старушка. — Не боишься? Лариска-то в Витькой тоже прибегут, как узнают.

Я неопределенно пожала плечами.

— Ох, что будет-то, — старое сморщенное лицо ее сморщилось еще больше, и она мелко-мелко затряслась, подхихикивая.

Мы пошли дальше по дороге, но далеко уйти не успели, как пацан категорически предложил объехать один двор, "да там петух сильно дерется", — аргументировал он, поэтому мы сделали большой крюк и выехали к очередному двору, где у распахнутой калитки стояла дородная тетка в красной мохеровой кофте и делала вид, что пасет гусей.

Мы опять поздоровались. На этот раз хором.

— Ой, Лида! — расцвела улыбкой тетка. — Ну здравствуй, здравствуй. С автобуса только?

Я кивнула.

— А что, на первом-то не приехала? — удивилась тетка.

— Так работа же, — пожала плечами я.

— Ну да, ну да, — согласилась тетка, — ты там важная прямо такая стала, в депо своем, с журналистами международные встречи проводишь.

Я только вытаращилась. Откуда?

— Мы всей улицей статью в газете читали, там же про тебя написано было, — сообщила словоохотливая тетка, увидев мое недоумение.

Я натянуто улыбнулась. Блин, что ей отвечать — не пойму.

— Кто бы подумал, что ты вернешься, — продолжила удивляться тетка (очевидно ей мои ответы были не важны). — Ну ты даешь! Я бы не смогла, если бы со мной так.

— Да, я такая, — невнятно ответила я.

Все говорят какими-то загадками про Лиду, одна я не в теме. Интересно, что она натворила такого? Ну ладно, по ходу дела разберемся.

Перекинувшись еще парой слов ни о чем с теткой, мы поехали дальше.

Наконец, показался, очевидно, дом Скобелевых, потому что пацан притормозил и сказал:

— Теть Лида, давай сейчас рубль, а то баба Шура увидит, мамке скажет.

Я вытащила мелочь и протянула ему. Пацаненок шустро сгреб деньги в карман, и покатил велосипед дальше. Поравнявшись с добротным кирпичным домом за новым глухим забором, выкрашенным ярко-зеленой краской, он молча сгрузил мои вещи на травку, махнул рукой и усвистал прочь.

Я остановилась, рассматривая дом лидочкиных родителей. Отворилась калитка и хмурая женщина буркнула:

— Явилась-таки.

Я смотрела на хмурую приземистую женщину с грозно сдвинутыми густыми бровями и почему-то в голове всплыла строчка из стишка: "…человеку надо мало: чтоб тропинка вдаль вела, чтоб жила на свете мама, сколько нужно ей — жила… Это, в сущности, — немного, это, в общем-то, — пустяк, невеликая награда, невысокий пьедестал, человеку мало надо, лишь бы дома кто-то ждал…".

— Явилась? — мрачно буркнула женщина, прищурив маленькие, как у землеройки, глазки, развернулась и ушла обратно.

Это что, сейчас была лидочкина мама… такая?

Я потопталась немного у ворот и нерешительно вошла в густо поросший мелким спорышом и шершавыми калачиками двор. Там никого не было, кроме двух неопрятно-белых куриц с помеченными синькой шеями, которые, с крайне озабоченным видом, громко копошились средь травы.

И куда эта женщина подевалась? (язык как-то не поворачивался называть ее мамой). Во дворе, куда выходили двери доброго десятка справных сараев, клунь и чуланчиков поменьше, было пусто, входную дверь дома охранял большой навесной замок, а я стояла и озадаченно крутила головой.

— Ну долго ты еще тут приплясывать будешь? — раздался опять хмурый голос из глубины какого-то большого сарая, то ли маленького амбара. — Иди, давай, подсоби.

Я осторожно опустила рюкзак и авоську прямо на траву и вошла в сарай, больно стукнувшись головой о притолоку. Женщина ловко ссыпала из мешка нечто похожее на комбикорм или крупу-сечку в корыто, белая пыль густо оседала на моей голубой импортной ветровке.

— Держи!

Я осторожно ухватилась за край корыта.

— Да двумя руками держи! — рявкнула женщина с досадой, просыпав немного на землю. От ее грязного рабочего халата несло свиным навозом и еще чем-то кислым.

— Не могу, — стараясь дышать через раз, я продемонстрировала гипс.

— Тогда иди отсюда, — рассердилась женщина и чуть не уронила мешок, — ишь, помогальщица нашлась! Если безрукая, зачем приехала?

— Проведать приехала, — ответила я и добавила. — Мамочка.

— Что-то не больно ты торопилась проведывать нас, — буркнула женщина, рванув мешок, и опять принялась яростно ссыпать крупу.

Я не знала, что ответить, поэтому, еще чуть постояла и, видя, что на меня не обращают внимания, вышла во двор.

Через щель в заборе пролез взъерошенный длинноногий петушок и неуверенно прокукарекал высоким голосом, сорвавшись на визг на последней ноте. Курицы на него не отреагировали, флегматично продолжая копошиться. Зато где-то далеко, в ответ, закричал еще петух, к нему присоединился еще один. Курицы моментально всполошились и с обеспокоенным кудахтаньем ускакали куда-то за сарай. Моя импортная куртка оказалась безнадежно испорченной, настроение тоже. Я глянула на часы — время уже позднее и последний автобус, к сожалению, давно ушел. Придется ночевать здесь.

Что ж, если и была у меня какая-то благородная мысль по отношению к лидочкиным родным, то после такого "приема" она развеялась без остатка. С такими родными нужно однозначно категорически рвать и дальше жить спокойно без них. Хотя, с другой стороны, было любопытно, что же такого натворила Лидочка, что даже родная мать ей явно не рада?

Пока я думала, скрипнула калитка и во дворе появилось еще одно действующее лицо: молодая женщина в заношенной фуфайке и резиновых сапогах. Судя по тому, что она была постарше Лиды, но неуловимо похожа на ее мать, это была сестра Лариса.

— Здрасти, явились, не запылились! — сделала гримасу она, откинув отросшую челку с глаз, — какие люди в нашей деревне! Что, в городе не понравилось тебе? Обратно вернулась?

— Да нет, приехала в гости, семью проведать, — нейтрально ответила я, рассматривая лидочкину сестру.

Лариса была посимпатичнее Лидочки, хотя концептуально такая же, как и все женщины этого семейства — толстозадая, коротконогая, с маловыраженной талией. Длинные, когда-то выкрашенные в желтоватый блонд волосы были небрежно сколоты в хвост и остро нуждались в мытье, зато глаза, хоть и подведены перламутрово-синим карандашом, однако, всё равно красивые, чуть миндалевидные, оливково-зеленого цвета. На вид ей можно было дать лет сорок. Хотя, по логике, она была старше Лиды всего года на два-три.

— Лариска, ты дрожжи принесла? — донеслось из сарая глухо.

Значит, стопроцентно, — сестра.

— Да где я вам их откопаю, в лавку уже неделю как не завозят! — таким же недовольным рявком огрызнулась сестра.

"Высокие отношения" — мелькнула мысль у меня.

— И как я, по-твоему, хлеб теперь печь буду? — возмущенно задала риторический вопрос лидочкина мать, выглянув из сарая.

— Дрожжи я привезла, — сказала я, перебивая Ларису. — Свежие.

— Так давай неси в дом, — велела лидочкина мать. Она вышла из сарая и, кряхтя, с ворчанием, сняла замызганный халат, под которым у нее оказалось вполне себе приличное бордовое шерстяное платье, правда заношенное.

Я подхватила одной рукой рюкзак и оглянулась на лидочкину сестру. Та, недовольно скривилась, но авоську взяла и с видом святой мученицы понесла за мной. Мать вытащила ключ из-под коврика у порога, отперла дом, и мы вошли внутрь.