Я, конечно, удивилась, но виду не подала.

Через двадцать минут в кабинете Ивана Аркадьевича:

— Так, Лидия Степановна, — он поправил очки, когда я скромно уселась на краешке стула. — Расклад такой: завтра я даю вам условный отгул, то есть утром вы, как обычно, покажетесь на работе, затем к полдесятого идете в ЗАГС и пишете заявление. Без очереди. Скажете секретарю, что пришли по записи к товарищу Овчинниковой. Как зовут — не знаю, по инициалам значится как М.И. Развод вам дадут максимально быстро, тем более общих детей с супругом у вас нет. Ваш супруг завтра тоже будет, я позвонил ему на работу и попросил наших товарищей посодействовать его сознательности. Это — раз.

Я лишь молча внимала.

— Сегодня у нас уже седьмое апреля, угу-угу… — Иван Аркадьевич наморщил лоб и черканул загогулину в календарике. — Значит, до 14 апреля включительно вы будете жить в рабочем профилактории имени Орджоникидзе, что в Комсомольском микрорайоне. Знаете, где это? Петроапостольский, если по-старому.

Я на всякий случай кивнула. Найду как-то.

— Прекрасно, — позволил себе обозначить улыбку Иван Аркадьевич. — Там еще голубые ели растут. Не потеряетесь. Конечно, до работы добираться далековато, зато поживете с комфортом пока все не уладится. Заодно и подлечитесь. Нервы надо беречь, товарищ Горшкова. Партии нужны надежные и здоровые соратники.

Иван Аркадьевич подмигнул и продолжил:

— Теперь смотрите дальше. С вашей квартирой мы посмотрим, что можно сделать. Сначала проверим, что там с наследством, законы нарушать нельзя. Если убедимся, что все в порядке, в рамках советского законодательства — тогда и будем этот вопрос решать. И теперь самое главное. В общем ситуация такая: нам необходимо, чтобы вы, Лидия Степановна, выступили от имени молодых рабочих нашего депо с рационализаторскими инициативами. Завтра вечером, в шесть, будет расширенное заседание технического совета и ваш доклад мы включим в повестку. Все детали уточните завтра утром у товарища Чайкиной.

"Это Аллочка" — догадалась я.

Доклад не должен быть большим. Минут семь-десять, не больше, — продолжил Иван Аркадьевич. — Расскажите то же, что вы рассказывали мне, только более ёмко. Сможете?

Я кивнула.

— Хотя нет, — забарабанил по столу пальцами Иван Аркадьевич. — Давайте поступим чуть по-другому: после обеденного перерыва, примерно в три часа, зайдете ко мне и зачитаете свой доклад. Надо сперва вас послушать.

— Я опять кивнула и начала записывать в блокнот.

— Теперь следующее. — Иван Аркадьевич снял телефонную трубку, — товарищ Бронников, а пригласи-ка ты ко мне нашего Палыча… Как это его нет?.. Ааа, ясно-ясно, забыл я… что?…. ну, тогда пусть Пахомова сама и зайдет.

Иван Аркадьевич бросил трубку и вперил в меня пристальный взгляд:

— Одежды нормальной, как я понимаю, тоже нет?

Я покраснела и попыталась незаметно одернуть старую лидочкину юбку.

— В этом выступать перед комиссией не годится. — Нахмурился Иван Аркадьевич. — Нужен скромный, но приличный костюм или платье, которое соответствует образу советского труженика… то есть труженицы.

В кабинет осторожно постучали и в приоткрытую дверь просочилась рыхлая невысокая женщина в черном спецхалате, испачканном на рукавах мелом.

— Алевтина Никитична, заходи, — нетерпеливо махнул рукой он. Женщина колобком вкатилась в кабинет и замерла.

— Познакомься, — жестом фокусника изобразил непонятный жест Иван Аркадьевич. — Это Лидия Степановна Горшкова. Наш молодой рационализатор. Завтра она должна выступить перед министерской комиссией с докладом. А соответствующей одежды нет. Что будем делать?

— Да что же я могу сказать, — заныла Алевтина Никитична плаксивым голосом. — У нас поставщик от фабрики "Серп и молот" опять всю партию товара задержал. Я уже сто раз говорила, но никто ж меня не слушает. А с "Зорей" договор истек и новый на подписи у товарища Бабанина. Уже месяц как лежит…

— Значит, нужно изыскать возможности, Аля! — рявкнул Иван Аркадьевич и фонтан нытья вмиг иссяк.

— Ну, если только… — замялась Алевтина Никитична, — с прошлого квартала остались талоны в "Ателье Минбыта".

— А они за сутки костюм успеют сделать? — поморщился Иван Аркадьевич.

— Да у них всегда все есть, — хмыкнула Алевтина Никитична и осеклась под тяжелым взглядом хозяина кабинета. — А там чуток туда-сюда подогнать-поправить — дело нехитрое.

— Вот и замечательно, — вздохнул Иван Аркадьевич и перевел взгляд на меня. — Значит так, талоны получите у товарища Пахомовой, и она сейчас же прозвонит в ателье, предупредит их. Купите там себе одежду. В общем, как хотите, но, чтобы завтра товарищи из Министерства не сомневались, что наши молодые прогрессивные рационализаторы и инициативная молодежь пользуется поддержкой Партии во всем, и на них могут равняться остальные. Алевтина Никитична, я тебя больше не задерживаю.

Не успела колобкообразная дама упорхнуть, как Иван Аркадьевич уже жал кнопку коммутатора:

— Альберт. Зайди быстренько.

Через минуту на пороге возник высокий брюнет в синем костюме, при галстуке.

— Альберт, — устало потер виски Иван Аркадьевич, — выдай товарищу Горшковой сто рублей из кассы взаимопомощи под расписку по моему распоряжению. Основание завтра Аллочка подготовит и занесет.

— Но…эээ…. — попытался возразить брюнет.

— Не возникай, — вздохнул Иван Аркадьевич. — Молодой работник в сложной жизненной ситуации. Нужно помочь, а не глупые инстинкты мелкого собственника тут демонстрировать!

Я сидела и только успевала глазами хлопать. Озадачив всех вокруг, Иван Аркадьевич занялся мной:

— Так что за эмоциональное выгорание вы хотели у нас изучать? Расскажите кратко и ёмко.

Ну, я и рассказала. Так, что ого-го и ух! Уж что-то, а эта темка в моем времени прокормила не одного менеджера.

В результате разошлись мы с Иваном Аркадьевичем весьма довольные друг другом.

В смятении чувств я шла по коридору промзоны к складским помещениям, в недрах которых, по древним легендам нашего депо, обитала завхозиха. Мой карман приятно оттягивали десять червонцев, которые выдал под расписку Альберт, а в голове был сумбур. В моем времени все давно отвыкли, что кто-то на работе может вот так вот взять и одним махом решить все твои проблемы. Я ведь даже и подумать не могла, что кто-то мне здесь поможет. Понятно, что отрабатывать придется, и гораздо больше, чем в меня вложили, но на данный момент прям гора с плеч.

— Горшкова! — из щели между контейнерами помахала Алевтина Никитична. — Сюда иди!

Я заторопилась за колобкообразной завхозихой, стараясь не отставать. Невзирая на свою внешнюю неповоротливость, передвигалась она между бочек, каких-то стеллажей и контейнеров с ловкостью заправского эквилибриста.

Наконец, она нырнула в неприметную дверь в бетонной стене. Я последовала за ней и оказалась в большом полутемном складском помещении, забитом мешками и ящиками. В помещении пахло цементной пылью и свежей древесной стружкой. Я чихнула и зябко поёжилась.

— Здесь жди, — угрюмо буркнула Алевтина Никитична и скрылась в соседнем боксе.

Не успела я осмотреться, как она уже вернулась, протягивая три талона:

— На, вот, раз Иван Аркадьевич велел, — проворчала, смерив меня недовольным взглядом, — не пойму только, с чего вдруг такие привилегии?

— Да как сказать… муж выгнал, жить негде, все вещи отобрал, даже старый бюстгальтер, — скороговоркой отрапортовала я. — Сегодня переночевала на полу в кухне нашей коммуналки, а Иван Аркадьевич вот в профилакторий на неделю пока определил пожить. Обещает с жильем помочь. А одежда нужна, чтобы завтра на комиссии министерской выступить. У меня же только вот, что на мне, осталось.

— Ох, ты ж, боженьки, — ахнула Алевтина Никитична. — Вот делааа… Ты хоть ела сегодня?

Я пожала плечами:

— Утром не было возможности, сами понимаете, они же там вдвоем со свекровью были… в обед прождала супруга, чтобы в ЗАГС идти заявление писать, а вечером еще не успела…