И так в раздумьях, я дошла до лидочкиного дома на улице Ворошилова.

У подъезда на лавочке сидели три сухонькие старушки в платочках и лениво переговаривались. У одной на коленях лежал котенок, которого она периодически вяло гладила. Видно было, что все темы здесь не единожды пересужены, и сейчас говорить особо не о чем. Так, для поддержания разговора.

Вежливо поздоровавшись и дождавшись ответных "здрасти", я сделала эффектный информационный вброс:

— А что, Ольга Горшкова из двадцать первой квартиры дома? А то я иду выгонять ее.

Бабушки на миг оторопели, но моментально включились:

— А ты кто будешь? — бдительно спросила старушка с котенком, перебивая галдеж остальных.

— Как кто? — возмутилась я. — Я же Лида Скобелева, племянница покойной Зинаиды Валерьяновны. Не помните разве?

— Ой, да сколько времени прошло, разве ж все упомнишь, — сконфузилась она.

— А где это ты пропадала? — задала вопрос старушка, что сидела слева.

— Замужем была, — отмахнулась я. — Жила у мужа.

— А эту-то зачем пустила в квартиру? — включилась в разговор старушка справа. — Она же тут нашу Наталью совсем измордовала — заливает и заливает, стервь такая!

— И мужиков водит, — наябедничала левая.

— Ну ты уж, Варвара, ври, да не завирайся, — сделала замечание та, что с котенком, — одного она водит. Моя Нинка говорила, что женатый он. Да и не ходит он к ей домой, так только, до двери проводит и все.

— Угу, — хмыкнула Варвара, — у ей дома такой срач твориться, что куда там мужика водить. Колька, наш сантехник, подымался к ей, воду перекрывал, когда она Наташку-то затопила, так выскочил с выпученными глазами, говорит, такого сранья не у каждого бобыля увидишь.

— Ой, да ладно, Колька уже как скажет!

— Так дома Ольга? — решила я прекратить коллективные воспоминания и дебаты, которые грозили растянуться на неопределенное время.

— Дома, дома, — синхронно закивали старушки.

И я решительно вошла в подъезд.

Поднявшись на свой этаж, я позвонила в дверь. Примерно минуту было тихо, затем дверь распахнулась и передо мной предстала Олечка, в атласном китайском халате. В руке она держала большой красный веер из гофрированной бумаги.

— Что еще? — нелюбезно рявкнула она, — я репетирую.

Затем она узнала меня (новая стрижка же) и заорала:

— Тебе чего надо? Пошла вон! — и попыталась захлопнуть дверь. Но я вовремя поставила ногу на порог и не дала.

— Я пришла в свою квартиру, — а вот что здесь делаешь ты — непонятно.

— Я живу здесь! — закричала Олечка. — С ребенком между прочим!

— Неправда, — подала голос сзади одна из старушек (они поднялись за мной и скопились чуть поодаль). — ты Светку в детский дом сдала!

— Это не детский дом! — заверещала Олечка, — это советский интернат!

— Кукушка! — крикнула какая-то из старушек.

— Не ваше дело! — взвизгнула Олечка, — У меня гастроли, я уезжаю постоянно, мне ребенка оставить не с кем!

— По мужикам ты шляешься на гастроли!

— Кукушка!

— И Наташку залила!

— И все время поет песни противным голосом!

— Пошли вон! — перешла на ультравизг Олечка и запустила в меня веером.

Я вовремя пригнулась и веер стукнул кого-то из бабушек.

— Ай! Убивают! — заорала та не своим голосом.

Захлопали двери, и соседи начали выходить на крики. Я уже и не рада была, что затеяла все это.

— Что здесь происходит? — задал вопрос представительный толстяк в растянутых трениках и свитере.

Старушки взахлеб начали рассказывать, перебивая друг друга и жалуясь.

— Это вы — Лидия Скобелева? — задал вопрос уже непосредственно мне мужчина.

— Да, — кивнула я.

— Покажите паспорт, — потребовал он.

— Это Иван Тимофеевич, старший по подъезду, — шепнула мне Варвара. — Покажи ему паспорт.

Я вытащила справку и протянула Ивану Тимофеевичу.

— Что это? — удивился он.

— Мой паспорт сгорел, — вздохнула я. — Вчера пожар у нас на работе был, как раз мой кабинет тоже сгорел. Паспорт там был. Пока вот временное удостоверение выдали.

— Так ты в депо "Монорельс" что ли работаешь? — загалдели соседи.

— Да, я слышал, что там вчера пожар был, — подтвердил долговязый парень с квартиры напротив.

— Погодите, вы сказали, что Скобелева, а здесь указано, что Горшкова, — удивился старший по подъезду.

— Все правильно, — кивнула я. — Девичья фамилия Скобелева, а по мужу — Горшкова.

— Так вы родственники с ней что ли? — Спросил кто-то из соседей из-за спины.

— Ольга — сестра моего бывшего мужа. — Не стала отпираться я. — Я пустила ее пожить ненадолго, сейчас мы с мужем развелись, а она съезжать не хочет.

— Что же вы, гражданочка, нарушаете? — обратился Иван Тимофеевич к Ольге. — Сами здесь не прописаны, а чужую жилплощадь занимаете.

— Она тоже здесь не прописана! — рявкнула Ольга плаксивым голосом.

— Ну, почему же не прописана, — покачал головой Иван Тимофеевич, — здесь есть прописка, все правильно, улица Ворошилова, дом четырнадцать, квартира двадцать один.

— Неправда! — заорала Ольга, — она в общежитие прописана! Я точно знаю! Она справку подделала!

— Вот выписка с домовой книги, — я протянула бумажки Ивану Тимофеевичу, — Можете убедиться.

Старший по подъезду внимательно изучил выписку и поднял на Ольгу строгие глаза:

— Ну зачем же вы врете, Ольга? Здесь тоже все правильно. Прописка правильная. Поэтому собирайте вещи и освободите квартиру. Вы где прописаны?

— У матери. В благоустроенный двухкомнатной квартире, — наябедничала я.

— Вот. Тем более, вам есть где жить, да еще с комфортом. Давайте решим все мирно, не будем привлекать участкового. Мы боремся за звание лучшего подъезда, не нужно нам портить показатели. Правильно, товарищи?

Товарищи загалдели, дескать, правда.

— Я буду жаловаться! — неуверенным голосом заявила Ольга.

— Ты, милочка, лучше уматывай отседова, — поставила точку в разговоре Варвара. — Сичас Наташка со смены вернется — мало тебе не покажется. Это она про прописку не знала. Полетишь отседова как ракета!

В общем, обозленные соседи дали Олечке лишь пару часов на сборы.

Я все это время провела во дворе, налаживая контакты с соседями. Есть хотелось невыносимо, но поле битвы еще не выиграно, поэтому пришлось дежурить.

Через три часа подъехала грузовая машина с тремя грузчиками на кузове. Из кабины спрыгнул мой почти бывший супруг Валера Горшков, донельзя мрачный, и, не поздоровавшись, даже не глядя на меня, начал таскать узлы и сумки. Заплаканная Олечка появилась всего один раз, когда выносили то ли арфу, то ли виолончель.

Грузчики скоро погрузили барахло и стали курить уже по третьей папиросе, а Горшка и Олечки все не было. Я терпеливо ждала, когда они выйдут, прошло почти полчаса, или, может, и больше, а их все не было. Я уже черти что думать начала, когда, наконец, они появились. Хмурая Ольга молча швырнула мне ключи в лицо (я успела поймать). Не прощаясь, они сели в машину и укатили.

Наконец-то я вошла в квартиру. Мою квартиру!

Вошла и обомлела.

Олечка, из квартиры-то убралась, но напоследок оставила мне "прощальный привет": полусодранные обои обильно залиты зеленкой, все плафоны и оконное стекло в спальне побиты, даже паркет на полу, казалось, долго и яростно рубили топором, огромные куски выдраны "с мясом". Унитаз был раскурочен и зиял фаянсовыми осколками от стульчака, бачок раздолбан почти в труху (слава богу, хоть вентиль они перекрыли и бедная Наталья на сей раз не пострадала). Металлическую ванную сломать не смогли, зато проломили ее на стыке со сливной трубой и в довершение залили все зеленкой.

Финальным аккордом оказалась большая куча дерьма на полу посреди кухни (неужто демоническая женщина лично постаралась?).

Творческие люди…

Я тихо взирала на весь этот креативный погром.