— Да уж, нынче молодежь какая пошла, — включилась Базелюк, — ты ей слово, она тебе десять. Раньше за подобное отношение такого работника начальник сразу выгнал бы.
— Или муж… — хохотнула Жердий.
Послышались понимающие смешки и переглядывания.
— А что вам мой муж? — спросила я, отставляя папку и резко поворачиваясь к Жердий.
— А я не с вами вообще-то разговариваю, — отрезала Жердий, не глядя на меня. — Вас в школе не научили, что перебивать старших нехорошо?
— Работайте, Лидия Степановна, не отвлекайтесь, — процедила Лактюшкина. — и не нужно тут разборки устраивать. Во всяком случае, мы вам работать не мешаем.
Дамы продолжили общение, а я продолжила работу. В общем, передать тот спектр эмоций и ощущений, который меня накрыл — сложно.
И выбесила меня Щука своим поступком окончательно.
Примерно через часа полтора я, наконец-то, преодолела все коробки. И дела, папки и папочки выстроились на полках ровнехонькими правильными рядами. Устало вздохнув, я решила разложить все на столе и сходить в столовку, выпить хоть томатного соку с солью, а то руки аж дрожат от перенапряжения.
Но лишь только я уселась за стол и притянула к себе стопку документов, как за спиной раздался возмущенный возглас:
— Лидия Степановна!
Я обернулась. На меня выкатила и так выпуклые глаза Фуфлыгина:
— А убирать за вами кто будет?
Я посмотрела на пол: старые коробки, в которых перетаскивали мои бумаги, я сложила один-в-один, матрёшкой, на полу вроде тоже особо грязи не было, ну натоптали немножко мужики, когда носили, но у нас в депо везде так. Производство ведь.
— Что не так? — спросила я.
— У нас здесь люди, вообще-то работают, а не свиньи, — обронила Репетун, аккуратно припудривая лицо из перламутровой пудреницы.
— Ужас, — вздохнула Жердий.
— Через полтора часа рабочий день заканчивается, — сказала я, — придет уборщица и помоет пол.
— Нет, это невозможно! Вы посмотрите, что творится! — вскричала Лактюшкина, подскочила, схватила веник (спрятанный, между прочим, под одним из шкафов), и начала судорожно, шумно мести пол, больше поднимая пыль, чем сметая ее.
— Феодосия Васильевна! — кинулась к ней Жердий, — Бросьте, не надо! У вас больное сердце, вам нельзя так перенапрягаться!
Я равнодушно посмотрела на все это, развернулась и пошла в столовку пить сок.
Оставшееся время я провела во внутреннем дворе, размышляя о том, как я могла так вляпаться и что теперь с этим делать. Однозначно это осиное гнездо не победить и не перевоспитать. У них образ мышления такой вот. Но и терпеть поминутный коллективный буллинг — увольте.
Значит, нужно отвоевать отдельный кабинет обратно. Но мне, простой служащей никто его не даст. Лидочка сидела одна, так как вторая сотрудница ушла в декрет. А теперь, после пожара, тем более. Чтобы иметь отдельный кабинет нужно быть как минимум руководителем большого отдела, причем вон в бухгалтерии главбух сидит вместе со всеми, в плановом — тоже. Отдельный кабинет есть у Щуки, у Корнеева и ему подобных. Даже Фомин сидит со всеми. Само собой отдельный кабинет у Бабанина и его замов. Хотя вон у Ивана Аркадьевича хоть и отдельный кабинет, но в полуподвальчике. Гиржевой дали отдельный кабинет, но не пойму с какой стати. Может, она сейчас вместо Репетун?
Выходит, что, если я не хочу сидеть с этой бабской сворой, мне нужно занять кабинет Щуки. А для того, чтобы занять кабинет Щуки, нужно подвинуть Щуку и стать на ее место.
Погрустив от того, что путь к отдельному кабинету неблизок и тернист, я сходила в цеха договорилась с нашими уборщицами цехов, что они в субботу придут ко мне на квартиру и обдерут стены и потолки, а потом зашпаклюют все за небольшую денежку.
Дождавшись заветного гудка, я поехала в профилакторий слушать лекцию о цинге.
Что человеку нужно для полного счастья? Правильно — здоровье. Все остальное — вторично. В общем и я так думала примерно до тех пор, пока не попала в профилакторий имени Орджоникидзе.
Все началось с первой процедуры. Мне приписали какую-то физиотерапию: ложишься на кушетку и тебе на шею и спину кладут такие подушечки, по которым бежит легенькая струйка тока. Ну, вроде, ничего особенного — лежишь себе положенное время, а ток идет. Потом тебя выключают, и ты уходишь. И на этом все. Но это я так думала. Примерно до того, момента, как моя карточка не попала в руки Симы Васильевны. И началось: ванны, грязь, душ, массаж, лечебная физкультура, кислородные коктейли и прочая лабуда. Мне даже клизмы пытались впарить, право я словосочетание "ректальная ирригация" еще с той жизни помню и не повелась.
Можете себе представить — приходишь с работы, выжатая как лимон, а тут тебе — и та процедура, и эта. И лекции еще для полного счастья!
О ваннах — отдельная песня. В моей прошлой жизни я пару раз с семьей была в санаториях, но там больше лечились Пашка, мой муж и младший сын Вовка. И мы с Маришкой (это моя старшая) больше по косметологам и спа ходили. Но ванны я принимала и тогда. И знаю, что это и как. И вот я наивно думала, что сейчас опять такое же будет. Но нет. Ванна в профилактории была огромная, какая-то чугунная, проржавевшая внизу, внутри вся шершавая, с налетом типа извести или чего-то такого. В нее набиралась горячая темно-рыжая вода с запахом тухлых яиц. И в этой воде предстояло лежать. Ручек, чтобы ухватиться — не было, под ноги лесенки — не было. В общем, первый раз, пока я еще не знала, я чуть не утонула. Потом, правда, приноровилась и цеплялась за стенки, как обезьяна.
Кстати, о лекциях. В общем, мои прогулы не остались незамеченными, и я была приглашена на беседу к Симе Васильевне. Точнее я мирно лежала на кушетке, укутанная в горячие грязевые комки, а сверху еще и шерстяное одеяло. Сима Васильевна сама ко мне подошла (право же я никуда не то, что убежать не могла, но даже и пошевелиться), подловила меня, в общем.
Оглядев внимательно меня, изображающую кокон шелкопряда, Сима Васильевна заявила не терпящим возражения тоном:
— Вот что, деточка, вы прогуляли уже три лекции подряд. Это просто неприлично! Наши специалисты готовятся, доносят информацию в массы отдыхающих, а вы игнорируете злостно. Нужно что-то с этим решать. Как вы считаете?
Я считала, что решать ничего не нужно, но Сима Васильевна не позволила мне так ответить (точнее никак не позволила):
— Я вижу здесь единственный выход, — сухенькое морщинистое лицо ее умиротворенно разгладилось, и у меня упало сердце:
— Мы подготовим письмо вашему руководству, чтобы они не загружали вас так сильно на время пребывания в профилактории. И тогда у вас появится время на посещение столь необходимых для общей профилактической эрудиции лекций. — Сима Васильевна с надеждой глянула на меня, мол, хорошо же я такая молодец придумала, правда же?
Я так категорически не считала, но выразить протест опять не успела — Сима Васильевна продолжила:
— Более того, я готова лично поехать на прием к товарищу Бабанину и обсудить условия труда работников. Завтра же с утра и поеду. А чтобы не терять время, давайте мы вам еще две процедурки назначим. Сима Васильевна схватила мою санаторную книжечку и начала ее листать:
— Так-так-так, душ Шарко у вас уже есть, жаль. Очень жаль. Тогда добавим вам еще душ Виши. Очень помогает для кровообращения и сосудов.
Я не хотела ни душ Шарко, ни тем более какой-то неизвестный душ Виши (и название такое подозрительное). Прошлый раз меня заставили раздеться и полчаса поливали под мощным напором из шланга. Меня чуть не смыло в стенку. Из плюсов — жопка Лидочки чуть подтянулась, да и бока уже не свисали столь свинообразно. Из минусов — неприятно и плюс — нет времени на все это. В общем, в восторг от идеи Симы Васильевны я не пришла, а она между тем продолжила:
— И ингаляции. Да, безусловно, вам необходимы ингаляции. Лена, запиши иммуномодулирующие ингаляции. А может, все-таки ректальные ирригации тоже? — с надеждой спросила Сима Васильевна, я забилась раненой птицей в путах из грязевых компрессов и одеял, но тщетно. И тут я поняла, что чувствовал бедняжка Буратино, когда попал в лапы Мальвины.