– Да чтоб вас! – отплевываясь от пены, завопил Черныш. – Устроили, блин, душ Шарко.
Он был не прав. Это был циркулярный душ, а не душ Шарко, и Петр, как только перестал разевать рот, изрыгая проклятия в пространство, быстро к нему приспособился. Теплые струи приятно щекотали кожу, массируя мышцы. Через минуту пенный поток иссяк, и на Черныша обрушились потоки ледяной воды, смывая пену.
– Вот, блин, приколисты!
Однако замерзнуть артист не успел. Водные процедуры закончились и начались воздушные. На сушку горячим воздухом, бившим из дыр душевой со всех сторон, много времени не ушло. Как только раскаленный ветер перестал терзать Петра, дверь распахнулась, а за ней его уже ждал все тот же парнишка, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. В руках он держал комплект одежды и что-то отдаленно напоминающее одноразовые бахилы. Юноша заметно нервничал.
– Одевайся. Быстро. Нам пора валить.
Это Петру не понравилось. Смысла происходящего артист не понимал, где в данный момент находится, не представлял, но глупые вопросы раньше времени предпочитал не задавать. Однако, похоже, это время пришло. Чтоб им тут командовал и помыкал какой-то сопляк! Пора мальчика обломать.
– Тебя как зовут?
– Джим.
– Вообще-то я никуда не спешу, Джим, – спокойно сказал артист и начал неторопливо одеваться.
Просторные штаны и рубаха с длинными рукавами были размеров на пять больше, но, оказавшись надетыми, тут же усели, подстроившись под тело Черныша. Петр прикусил губу. Похоже, приплыл. У него все-таки глюки. Бахилы тоже были на несколько размеров больше, но, как и одежда, сами подстроились под его ноги, превратившись в элегантные, мягкие туфли на твердой подошве.
– А полегче чего не нашлось? – Петр оправил на себе белоснежную рубашку. – Ну, там майки, как у тебя, или безрукавки какой?
– Специально с длинными рукавами рубаху подбирал, чтоб руки прикрыть. У тебя ж идентификатора нет, – постучал пальцем в свой браслет на запястье парень. – Или ты засыпаться хочешь?
– А чего твоя одежда так мерцает? – полюбопытствовал Петр.
Его собственная одежда была выдержана в строгих бежевых тонах, в отличие от одежды Джима.
– Она из эмпопласта. На температуру и эмоциональный фон реагирует, – нетерпеливо ответил тот.
– А если твои портки в интересном месте на какую-нибудь симпатичную девчонку среагируют?
– Если и ее юбка среагирует, потащу в кусты, – прошипел парень.
– Юбку?
– Девчонку! – Похоже, Джим окончательно потерял терпение, и во взгляде его уже не было восторга. – Для этого такая одежда и нужна. Пошли скорей!
– Кто понял жизнь, тот не торопится. Сначала ты ответишь мне на ряд вопросов. – Петр начал загибать пальцы. – Где я, кто ты такой, куда и почему спешишь, зачем меня за собой тащишь…
– Да чтоб тебя! – взорвался парень. – Сюда скоро чистильщики придут, дубина! Впрочем, не хочешь, не ходи! А я… Итор, сколько времени?
– Восемнадцать часов ноль одна минута, – отрапортовал браслет.
– Опоздали… – побледнел парень. – Они уже здесь.
Откровенный испуг юнца сказал Петру, что дело пахнет керосином. Что такое операции зачистки, он знал не понаслышке. Два года срочной службы в спецназе его многому научили. Тело Черныша привычно напряглось, готовясь к бою, глаза лихорадочно зашарили по помещению в поисках подходящего оружия. Однако, кроме мраморного стола, на котором он лежал совсем недавно, в комнате не было ничего. Петр решительно подошел к нему, поднатужился, приподнял. С виду массивный, на поверку стол оказался не таким уж и тяжелым. Черныш с размаху шарахнул им об стену. Стена выдержала, стол разлетелся вдребезги. Из разбитой столешницы потекла уже знакомая Петру маслянистая жидкость, обильно смачивая как пол, так и обломки электронных плат с рваными пучками проводов, которыми была начинена столешница. К радости Черныша, ножки оказались без электронной начинки, и были вполне пригодны к употреблению в новом качестве. Петр поднял одну из них, крутанул в руке на манер то ли меча, то ли дубины, повернулся к Джиму.
Паренек изумленно смотрел на Черныша широко открытыми глазами. И в них опять светился восторг. Нет, даже не восторг, а обожание. Такое обожание, что артисту даже стало не по себе.
– Чего рот разинул? – рявкнул он на парня, стараясь скрыть смущение. – Вооружайся!
Джим торопливо закивал и тоже поднял с пола ножку.
– Схема здания есть? – отрывисто спросил Петр.
– К-к-конечно есть. Итор, схему!
Браслет подморгнул слабой вспышкой призрачного света и развернул пространственную голограмму. Объемная схема здания со всеми переходами и лабиринтами коридоров впечатляла.
– Где мы? – спросил Черныш.
– Здесь, – ответил Итор, высветив две зеленые точки.
– А чистильщиков можешь показать?
– Да без проблем, – беспечно хмыкнул Итор.
На схеме появились красные точки. Их было много. Очень много. Как минимум по десятку на каждом этаже. Двигались точки вроде и не быстро, но действовали целеустремленно, методично прочесывая комнаты и коридоры здания.
– Так, мы на пятом этаже, – начал анализировать ситуацию Черныш. – Лифты здесь работают?
– Нет, – замотал головой Джим. – Их на выходные отключают.
– Плохо. К лестнице не прорвемся. К ним все проходы заблокированы. Пятый этаж… ерунда, если есть хорошая веревка и окно. Но у нас нет ни того ни другого…
– Есть окно! – просиял парень. – А веревка… да она и не нужна! Итор, открой окно!
От браслета отделился тонкий лучик, чиркнул по стене, и в ней появился оконный проем.
– Открой его, – приказал Джим. Лучик прерывисто моргнул. Стеклянная панель плавно поехала в сторону. Пара секун, и она полностью исчезла в стене. – А теперь флаер подгоняй! – воинственно взмахнул импровизированной дубиной парень.
– Прямо к окну? – возмутился идентификатор. – Согласно положению о безопасности…
– Подгоняй, я сказал!
К оконному проему подлетел каплевидный аппарат с открытым верхом.
– Залезаем!
На этот раз уговаривать Петра не пришлось. Один из чистильщиков, судя по объемной схеме, уже приближался к комнате. Черныш взлетел на подоконник и, не раздумывая, запрыгнул в флаер. Следом за ним нырнул в окошко Джим.
– Погнали!
Над флаером замерцало прозрачное энергетическое поле, по которому изредка пробегали оранжевые всполохи. Машина мягко отделилась от стены и начала плавно набирать скорость. В одном из окон проплывающего мимо здания Петр успел заметить странный аппарат, деловито снующий по помещению.
– Это что? – спросил Петр повеселевшего парнишку.
– Чистильщик, – лаконично ответил Джим.
– И что он делает? – нахмурился Черныш.
– Комнаты убирает. Пылесосит, моет…
– Тьфу! Дать бы тебе по кумполу, придурок!
2
Полет на флаере сказал Петру о многом. Испуганный его наездом Джим молча рулил аппаратом, не решаясь не то что вякнуть, но даже глянуть в сторону артиста, а тот мрачно молчал, глядя за окно. Впрочем, энергетический купол, заменяющий стекло, трудно было назвать окном. Проплывающий под днищем флаера величественный город с кучей высоток и гигантских стеклянных куполов скоро оказался позади. Они уже летели над делянками, подозрительно смахивающими на микроскопические дачные участки, на которых копошились люди. И не было им ни конца ни края. Однако минут через десять – пятнадцать лёту началась настоящая зеленая зона, где сверху открылся вид на элитные особняки среди лесных массивов, на берегах озер и рек. Больше всего Петра поразило полное отсутствие наземного транспорта. Дороги были. Аккуратные, ухоженные, но без единой машины, явно рассчитанные только на пешеходов. Зато аппаратов, подобных тому, в котором летели Джим и Петр, было море, от них буквально рябило в глазах. Кроме пассажирских флаеров – разнообразных, но небольших размеров, – по воздуху плыли и огромные грузовые аэробусы, Черныш был далеко не дурак. Рожденный под песню «…до свиданья, наш ласковый Миша» в самый разгар Московской Олимпиады, он успел побывать в трех мирах. Детство пришлось на период перезревшего до откровенной гнили социализма, отрочество на становление дикого, сопровождавшегося бандитскими разборками лихих девяностых капитализма, а юность и окончательное взросление – на эпоху относительно стабильного правления Путина. Стабильного, потому что все, что можно украсть, уже украли, все, что можно поделить, поделили и подворовывали теперь уже по-скромному, вдумчиво занимаясь распилом миллионов и миллиардов из государственного бюджета, благо власти на это смотрели сквозь пальцы, находясь и сами «в процессе». Черныш в свои тридцать два года был уже тертый калач и побывал во многих переделках. Спецназовец, гуманитарий и торгаш… Гремучая смесь! К тому же, в отличие от большинства сверстников, он много читал. Причем читал не только классику и заполонившую книжные прилавки детективную макулатуру, но и неплохую фантастику. И то, что он видел сейчас из окна стремительно несущегося в неизвестность флаера, наводило на грустные мысли. Ему представлялось всего три варианта произошедшего, способных объяснить окружающее.