— Думаю, завтра.
— Завтра, — повторил он со вздохом. — Завтра я уезжаю.
Глава девятнадцатая
В скором времени Файер знала о самых незначительных предпочтениях и привычках Мидогга, Гентиана, Маргды, Гуннера, всех их домашних и гостей больше, чем кому-либо когда-либо пришло бы в голову выяснять. Ей рассказали, что Гентиан честолюбив, но порой немного легкомыслен, из-за проблем с желудком не ест ничего жирного и пьет только воду. Что Гуннер, его сын, умнее отца и достойный воин, а в вопросах вина и женщин весьма воздержан. Мидогг же — наоборот, не отказывает себе ни в каких удовольствиях, щедр к фаворитам, но с остальными скуп. Маргда скупа со всеми, включая себя, но питает широко известную слабость к хлебному пудингу.
Эти сведения ничего не стоили. У Клары с королем были дела поважнее, чем сидеть и выслушивать подобные откровения, а Гаран по-прежнему был прикован к постели. Все чаще Файер оставалась в комнате для допросов один на один с пленниками — если, конечно, не считать Музы, Милы и Нила. Бриган приказал им троим сопровождать Файер во всех засекреченных начинаниях, и большую часть дня они проводили рядом с ней.
Иногда к стражникам присоединялся Арчер. Он попросил позволения присутствовать на допросах, и Клара разрешила — походя разрешила и Файер. Она не возражала против его присутствия, понимая, что ему любопытно, вот только ей не нравилось, что и Клара появлялась куда охотнее, если приходил Арчер.
Сам он все это время был тих и неразговорчив, а мысли прятал за запертой дверью, но иногда наружу в свойственной ему манере прорывалась растерянность. Файер же относилась к нему со всей нежностью, на которую была способна, по достоинству оценив его сознательные старания подавить природную гневливость.
— Сколько еще ты сможешь оставаться при дворе? — спросила она его как-то, чтобы он понял, что на самом деле ей все же не хочется, чтобы он уезжал.
Арчер смущенно откашлялся.
— Жатва уже позади, так что Брокер сам справляется с делами. Пока что спешки нет, если только при дворе желают моего присутствия.
Она ничего не ответила, а вместо того коснулась его руки и спросила, не хочет ли он вечером поприсутствовать на допросах.
Ей рассказали, что Мидоггу особенно нравится вино, подпольно доставленное с какого-то неизвестного пиккийского виноградника, где рано настают холода и виноград оставляют мерзнуть на лозах, и что Маргда и ее муж, пиккийский мореход, по слухам, без ума друг от друга. Наконец, уже почти отчаявшись, она узнала кое-что полезное: имя высокого, темноглазого лучника, мастера своего дела и вероятного обладателя седых волос.
— Да это Джод, — хмыкнул рассказчик. — Знал я его лет двадцать тому назад. Сидели вместе в темницах старика Накса. Его за изнасилование упекли. Не знал, что он хворает. Ну да ничего странного, учитывая, как мы кучами валялись друг у друга на головах, — такие дела там творились! Ну, тебе-то, чудовищное отродье, это хорошо должно быть известно.
— Где он сейчас?
С этим пленником говорить было не просто не легко, а отвратительно. При каждом новом вопросе он принимался бороться с ее властью, а проигрывая, покорялся, пристыженный и полный злобы.
— Мне-то почем знать? Надеюсь, отстреливает где-нибудь пожирателей чудовищ, таких вот тварей, как ты. Хотел бы я посмотреть, как он…
За этим последовало такое подробное описание, что Файер даже не сумела до конца закрыться от злобы, которой оно сочилось. Но подобные речи из уст пленников только закаляли ее, делая терпеливой, хоть и расстраивая. Ей казалось, что они имеют право на такие слова — единственный способ защититься от вторжения. И конечно, на свободе эти люди стали бы для нее такой угрозой, что ей пришлось порекомендовать для некоторых из них пожизненное заключение — и это тоже не помогало уменьшить чувство вины. Да, на свободе они не принесли бы человечеству большой пользы, и все же именно ее присутствие и действия провоцировали их, вытаскивая из глубин на поверхность такие бесчеловечные низости.
Сегодняшний узник зашел особо далеко — и в какой-то момент Арчер, не выдержав, шагнул вперед и заехал ему кулаком в лицо.
— Арчер! — воскликнула Файер. Пленник лежал на полу с туманом в глазах и окровавленным лицом. Она тут же приказала тюремщикам поднять его и увести. Когда они удалились, Файер молча уставилась на Арчера, сначала изумленно, а потом яростно, слишком разозлившись, чтобы доверять своему языку.
— Прости, — угрюмо сказал он, рывком ослабляя воротник, как если бы тот душил его. — Этот вывел меня больше, чем другие.
— Арчер, я даже не могу…
— Я же сказал, прости. Больше не повторится.
Скрестив руки на груди, Файер продолжала прожигать его взглядом, пока он не отвел глаза. Через пару мгновений Арчер внезапно начал улыбаться и, печально вздохнув, покачал головой.
— Мне кажется, я продолжаю творить глупости, просто чтобы увидеть тебя сердитой, — проговорил он. — Ты такая красивая, когда злишься.
— Ох, Арчер, — отрезала она, — заигрывать будешь с кем-нибудь другим!
— Что ж, если это приказ… — едко парировал он. Дурацкая ухмылка застала ее врасплох, так что ей самой с трудом удалось удержаться от улыбки.
На мгновение Файер почти показалось, что они снова стали друзьями.
Несколькими днями позже у них с Арчером все-таки состоялся серьезный разговор; это произошло на стрельбище, куда она пришла со скрипкой в поисках Крелла. Она обнаружила его в компании Арчера, Ханны и короля — все четверо стреляли по мишеням, и Ханна быстро совершенствовалась, со всех сторон осыпаемая советами. Она научилась сосредоточиваться и теперь стояла, твердо упершись ногами в землю, с миниатюрным луком в руках и миниатюрными стрелами на спине, и — молча. Файер заметила любопытную закономерность: во время верховой езды, фехтования, стрельбы из лука и любого интересного занятия Ханна забывала о своей болтовне и демонстрировала удивительную степень концентрации.
— Бриган тоже умел так фокусироваться на уроках, — сообщила как-то ей Клара, — и всякий раз Роэн вздыхала с облегчением, потому что в остальное время можно было не сомневаться, что он замышляет какую-нибудь пакость. Мне кажется, он специально доставал Накса, потому что знал, что тот больше любит Нэша.
— Это вправду было так?
— О да, миледи. Нэш был смазливее. Во всем остальном Бриган превосходил его и вообще пошел в мать, а не в отца, что тоже не играло ему на руку. Ну, по крайней мере, он не затевал потасовок, как Ханна.
Да, Ханна постоянно ввязывалась в драки и точно не потому, что ее отец кого-то ей предпочитал. Но на сегодня все драки были забыты, и когда чары лука и стрел развеялись настолько, что малышка заметила Файер и ее скрипку, она тут же принялась выпрашивать концерт — и получила желаемое.
Позже Файер в компании Арчера, Нэша и следующей чуть позади стражи пошла прогуляться вокруг стрельбища.
Наблюдать за ними обоими одновременно было забавно — они словно были зеркальным отражением друг друга. Оба влюблены в нее, оба мрачные и хмурые, оба уже потеряли надежду и покорились, и все же обоих злит присутствие соперника. И оба не особенно стараются скрыть от нее свои чувства: чувства Нэша, как обычно, открыты, а Арчера безошибочно выдает язык тела.
Вот только манеры у Нэша оказались лучше, по крайней мере, в этот раз, и его время занимали государственные дела. Он откланялся, как только Арчер заговорил на отвлеченные темы.
Файер бросила взгляд в его сторону — он шагал рядом с ней, такой высокий и красивый, с луком в руке.
— Ты прогнал его своими разговорами про наше детство на севере, — тихо начала она.
— Он желает тебя, но он тебя недостоин.
— А ты достоин?
На лице Арчера появилась мрачная усмешка:
— Я всегда знал, что недостоин. Каждый знак твоего расположения был мне незаслуженным даром.
«Неправда, — подумала она. — Ты был мне верным другом, когда я еще ходить не научилась».