У нас была одна девчонка, и её случайно забыли в таком холодильнике. Она зашла туда что-то взять, а дверь захлопнулась. Или её всё же специально кто-то там запер. В общем, закончилось всё тем, что она простудилась и больше месяца на работу не ходила.

— Ладно, — соглашаюсь, потому что в одном она права. Девчонки меня сдадут Дмитрию Глебовичу, если узнают, что я опоздала.

Оглядевшись по сторонам, заходим в почти пустую кухню и сразу идём к холодильнику. Получаем от Тёмы кивок, и подруга запускает меня внутрь ледяной камеры.

А это точно холодильник, а не морозильная камера? Холодно ужасно!

— Ты переодевайся, Машка. Там Дмитрий Глебович нас собирает. Инструктаж, как всегда. Я потом тебе всё передам. Если что — подстрахую. Он же у нас нормальный и за туалет не увольняет, — подмигивает и запирает двери, оставляя меня одну.

Снимаю белый пуховик и начинаю переодеваться в простенькую лёгкую униформу, несмотря на дикий холод. Но в такой одежде лучше всего в холодильнике не щеголять. Застудиться можно. Поэтому уйти стараюсь как можно скорее.

Быстро привожу себя в человеческий вид, ворую даже виноградинку с подноса, но она сама напрашивалась на то, чтобы быть съеденной.

Собираю свои вещи в сумку и иду на выход. Толкаю дверь холодильника, но она не поддаётся мне ни с первого, ни даже с десятого раза.

— Заклинило! Так я и знала! — понимаю в одно мгновение и кидаю взгляд на часы на телефоне. — Ладно! Снежа придёт через десять-пятнадцать минут. Она меня спасёт! Я не стану, как та официантка! Не заболею! У меня иммунитет хороший!

И достав обратно куртку, красную шапку с шарфом, которые мне вязала мама, натягиваю всё на себя. В холодильнике пусть и не сильно минусовая температура, но всё же холодновато. И подстраховаться лишний раз не помешает!

Зафиксировав время, открываю социальные сети на смартфоне и просматриваю ленту в ожидании Снежаны. Но даже через двадцать минут подруга почему-то не приходит. Даю ей ещё пять минут, но даже через этот промежуток времени никто не является. И даже Тёма, который отвечает за этот холодильник. А должен! Ведь в холодильнике приготовленное лежит. Не оставят же они всё просто так?

Если только что-то не поменялось.

И тогда я понимаю. Либо я начну звать на помощь, выдав себя случайному прохожему, либо никто не придёт меня спасти. Я замёрзну и умру. И маме с сестрой будет некому помочь!

Подойдя к двери, начинаю колотить в неё ногами и руками. Кричать и молить о помощи!

— Кто-нибудь! Спасите! Я в холодильнике! Меня заперли! Кто-нибудь! Молю!

Ярослав

— Готово, — отчитывается друг, получив сообщение от своего помощника на этом выезде. — Все официанты в автобусе и отправляются домой. Даже обратно переодеться им времени не дал. Всё, как ты и просил.

— Отлично! — благодарно киваю.

— И чем займёшься в свой день рождения? — интересуется Игнатьев, хмыкнув на мой бокал с газировкой, который я повсюду таскаю за собой.

— Не знаю, — мотаю головой, потому что и правда не знаю. — Наверное, стоит к матери поехать, но она на своей волне. Как всегда, — поджимаю губы и тяну к нему стакан, чтобы удариться. Создать хоть какое-то подобие праздника.

На моём дне рождения нет ни капли алкоголя. Я не пью больше десяти лет. А на праздники позволяю себе газировку, которую в обычной жизни не употребляю. Да и для организма что алкоголь, что газировка — сладкая гадость. Так сказать, по праздникам я травлю свой организм слегка иначе, чем другие.

— Мне жаль, что она не приехала, — искренне сочувствует Дима, взглянув на наш с Евой портрет, который она подарила мне парочку лет назад.

— Мне тоже, — киваю, улыбнувшись изображению сестры на фотографии. — Я только ради Евы согласился праздновать своё тридцатилетие. Она считает, что каждый праздник должен праздноваться, но… не я, — делаю глоток и оборачиваюсь к другу. — Дим, вот ты скажи мне, как взрослый мужик! Мой ровесник! И друг! Что мне праздновать? Мне тридцать лет, а я в жизни, кроме бабла и карьеры, ничего не имею.

— У тебя есть ещё семья, — подсказывает он мне.

— Мать, которая променяет всё на развлечения? — уточняю, прыснув от смеха. — Сестра, которая непонятно каким образом простила то, что я устраивал ей в школьные годы?

— Но они тебя любят, — произносит, а затем делает свой глоток сладкой отравы. — Мать всё бросает, когда ты простужаешься. Летит к тебе и лечит любую твою болячку. Да, мама у меня специфическая. Но она ведь всегда рядом и поддерживает тебя. Ева? Золото, а не девчонка. Красавица, умница, домохозяйка. И всегда тебе со всем помогает.

— Да понимаю я это, — вздыхаю, отставив бокал и потянувшись к вискам, которые тут же начинаю массировать, чтобы убрать головную боль. — Я тоже их люблю. Но я про иную семью говорю. Жена, дети, собака, в конце концов. Мне плохо, дружище, оттого что я не подпускаю никого к себе. Что бабы продажными стали. У какой ни спроси, она назовёт свою цену. Каждая! Где девчонки, что раньше были? Которым плевать было, сколько у тебя бабла в кармане и какая машина? Которые радовались мармеладкам, а не морщилась при виде них? Всем дорогущие колье подавай. Да с бриллиантами. Я не прочь осыпать свою женщину всем, что она попросит. Но где простота и скромность?

— Расслабься. Всё будет. Просто искать надо не там, где мы обитаем, а в обычных местах, — советует мне Дима и, похлопав по плечу, прощается. А после и вовсе уходит.

Я же ещё какое-то время сижу на террасе, наблюдая за тем, как все уезжают, даря мне в мой день свободу. И пусть этот праздник мне обошёлся в кругленькую сумму, я с радостью всех отпускаю. Не люблю скопление чужих людей вокруг себя.

Провожаю глазами друга, который, благо, сразу понял меня и ушёл без лишних слов. Не пришлось его просить уйти самому. Ненавижу такое проворачивать с Игнатьевым. Он единственный, кто ещё терпит меня и не избегает. Остальных же я либо сам от себя отвадил, либо они, не выдержав моего характера, сбежали сами.

Беру наполовину пустую бутылку газировки и иду на кухню. Там точно будет чем поживиться вкусненьким. Повара ушли, а закуски определённо должны были остаться.

Иду по огромному, но смертельно пустому дому, ещё больше погружаясь в своё состояние одиночества и серости. И даже как-то жаль стало, что все испарились. Наверное, сам виноват. Ведь я их прогнал.

Но как же хочется, чтобы кто-то остался и просто побыл со мной. Но не Дима. Тот опять будет мне психологический приём проводить, словно мне это жизненно необходимо. Будет болтать-болтать без остановки.

Хочу кого-то слабенького, лёгкого и глупенького. И который умеет красиво молчать.

— Кто-нибудь! — доносится до меня чей-то слабый крик. — Я умираю! Помогите! Умираю от холода!

Хм-м…

— Спасите! — повторяется опять, и я с бутылкой, которую не намерен сегодня отпускать, иду на звук. И понимаю, что он доносится из холодильника. — Кто-нибудь, твою мать! — зло шипят оттуда, и я, разблокировав дверь, которую подпёрли какой-то палкой, открываю её. И на меня тут же падает женская фигурка в красной шапочке и белом пуховике.

— О-о-о, шапка! — восклицаю даже как-то радостно.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю блондинку, поставив её на ноги. Но ответом мне служат лишь стучащие друг о друга зубы и трясущаяся голова на тонкой шее. Хотя последнюю разглядеть довольно проблематично из-за шарфа.

Приобнимаю её за плечо и подталкиваю к духовкам. Там мясо готовилось, и духовые шкафы ещё не остыли, поэтому, если стоять рядом, можно быстро отогреться.

Обычно так делает Ева. Но, думаю, сестра не будет против, если я немного воспользуюсь её гениальными в такой холод идеями.

— Теплее? — спрашиваю Красную Шапочку, и она кивает, глядя на меня огромными испуганными глазами. — Может, чаю? Кофе не предлагаю. Не умею варить. Есть кофемашина. Но я не умею пользоваться, — озадаченно рассказываю ей. — Чай — умею и могу даже сахар насыпать.