И, кажется, меня всё же уволят. Он пришёл на меня жаловаться, иначе зачем приходить в ресторан в девять часов утра, когда у тебя дом, полный еды?

Почему всегда так? Только на одно настроишься, а оно срывается.

— З-здравствуйте, — заикаясь, приветствует меня Красная Шапочка, но в этот раз без шапки. Блондинка натуральная. Красивая. Но грустная и гордая.

— Здравствуй, Шапочка, — хмыкаю и отхожу в сторону, пропуская девушку. — Как понимаю, на работу спешим?

— Ага, — бросает и устремляется вперёд, явно убегая от меня.

Долго смотрю ей вслед, чувствуя необыкновенную лёгкость и даже воодушевление после этой короткой встречи. От девушки веет таким шармом и необыкновенным шлейфом ауры, что хочется пойти за ней, лишь бы это чувство не отпускало тебя.

Когда девушка исчезает с моих глаз, вздыхаю и вхожу в кабинет к Игнатьеву, закрывая за собой дверь на внутренний замок. Не приветствуя и не получая разрешение у друга, опускаясь в кресло.

— Я передумал, — говорю ему вместо приветствия, закинув ногу на ногу. — Хочу одну из твоих девчонок, — заявляю ему, перейдя сразу к делу.

— Я даже знаю какую, — позволяет себе смеяться над моими чувствами.

Встаёт со своего кресла и идёт к папкам с документами. Перебирает их, ища нужную. Вытаскивает из железного ящика тонкую папку и возвращается ко мне.

— Держи, — протягивает мне досье на “Марию Николаевну Краснову”. — Только повторяю: она без красного платка. Приёмы с деньгами не прокатят. Принципиальная. Гордая. Сильная личность, я бы сказал. Но уязвимая.

— Заметил уже, — хмыкаю и открываю первую страничку её дела, записываю номер телефона и домашний адрес в смартфон. После отдаю папку обратно другу.

Лезть в её дела я не собираюсь. Номера и адреса будет достаточно, чтобы начать хоть какое-то общение. А узнавать девчонку будет гораздо интереснее самому. Не люблю облегчать себе задачу. Да и половина в этой папке может быть ложью. Хочу знать настоящую Красную Шапочку. Делать свои выводы о ней и соглашаться с ними.

— Чем зацепила? — спрашивает Дима, убирая документы на место.

— Глаза грустные, — кидаю ему, вспоминая, с каким лицом она мне вчера про воровство говорила и как после лимонадом меня окатила.

Но я не злюсь. Скорее всего, больная тема для неё. У всех такие есть. Моя сестра ненавидит травлю и постоянно выходит из себя, когда сталкивается с ней.

— Ты не осчастливишь каждую, что будет смотреть на тебя грустными глазами, Ярик, — Дима качает головой, и я понимаю, на что он намекает. И что помочь хочет, тоже понимаю. Но ненавижу я эти его сеансы психологические. Нужен будет мозгоправ, я к специалисту пойду.

— Может быть, — пожимаю плечами, записывая девушку в телефоне как "Красная Шапочка". — Но я могу попытаться хотя бы что-то сделать.

— Глупая затея, но благородная.

— Если хотя бы на одного грустно человека в мире станет меньше, то, может, не зря я жизнь свою проживаю? — задаю риторический вопрос, глядя на заставку своего телефона, где её фотография. Моей глупой девочки.

— Это было её решение, Ярик. Ты бы не спас её, — Игнатьев мотает головой, вновь пытаясь меня убедить, что моей вины ни в чём нет. Что я чист и прозрачен, как стекло. А я грязный, мутный лёд.

— Я виноват в том, что случилось, — стою на своём, как и всегда. — Виноват в том, что не увидел, что с ней творилось, — виню себя. Проклинаю. Уничтожаю.

— Ты не мог её остановить! Она всё равно покончила бы с собой!

— Я мог помочь! — ударяю кулаком по столу.

— Упёртый баран! — не выдерживает Игнатьев.

Мне было шестнадцать. Она была новенькой в нашей школе. Десятый класс. Предвыпускной. Высокая, стройная брюнетка с душой ангела, появившаяся на моём пути. Я же плохиш, мысли которого были лишь о том, как бы завалить какую-нибудь девчонку и стать крутым.

Мы с парнями поспорили на неё. И я почти выиграл, но неожиданно понял, что влюбился и что рядом с ней словно меняюсь. Становлюсь лучше.

Учиться стал. Подработку нашёл, чтобы иметь деньги на её любимые шоколадки, которые она могла лопать без остановки и при этом не поправляться. Покупал ей дорогие книги, о которых она мечтала, но из-за финансового положения своей семьи не могла себе позволить. Водил в кино. На танцы. И даже как-то в ресторан, когда отчим прознал про девочку, которая мне нравится, и денег дал. Хоть я и не хотел брать. Но порадовать её хотел.

Мы начали встречаться. И это время было самым прекрасным в моей жизни. Время рядом с ней. Она переехала ко мне в квартиру, которую отчим мне ещё в десять купил. Я сделал ей предложение, когда нам по восемнадцать стукнуло.

Но со временем любовь сменилась бытовухой и какой-то навязчивостью от неё. И хоть, приходя домой, я был самым счастливым — у меня всё было: любимая, ждущая меня всегда дома, стол с самыми вкусными блюдами — я чувствовал, что что-то не так.

Парни стали называть меня каблуком. Я сопротивлялся и зачем-то доказывал им, что всё не так. Что я такой же, как и прежде. Стал пить, курить — и чего я только не творил.

А с Лилей было что-то не так. Её глаза угасали с каждым днём. И лишь после её смерти я узнал, что у моей невесты был рак, но она не хотела меня расстраивать. Хотела быть ближе ко мне, а я что-то там доказывал придуркам.

Лиля решила, что у меня кто-то есть и она мне больше не нужна. И не дожидаясь итога болезни, она покончила с собой.

Тогда-то потерялся мой мир. Всё прежнее рухнуло. И единственные люди, которые со мной остались — это мама, мой одноклассник Дмитрий Игнатьев, которого я ненавидел и с которым соревновался, кто главный в классе, и моя сестра по отцу, Ева. Девочка, которой я в школе забавы ради устраивал травлю и неприятности. А она простила и даже зла не держит.

Любит.

И я её люблю. Только ради неё притворяюсь, что живу. И себя всего посвящаю только ей.

Выйдя из кабинета Игнатьева, по смс сообщаю сестре и матери, что уже жду их в ресторане Димы и прошу не задерживаться. Сестра уже час как прилетела и заехала домой лишь для того, чтобы быстро принять душ и переодеться после перелёта. Мама же только и ждёт сигнала от меня и уже давно готова.

Заранее выяснил, какие столики обслуживает Краснова, и намеренно сажусь за один из её свободных. Найдя взглядом свою официантку, подаю знак, чтобы подошла и принесла мне меню. Хотя бы кофе себе закажу, пока жду своих девочек. Не люблю сидеть за пустым столом и ловить на себе взгляды.

Нехотя Красная Шапочка всё же подходит и трясущейся рукой подаёт мне меню.

— Извините за вчера, — начинает, когда я, раскрыв каталог, рассматриваю названия кофейных напитков, выбирая, что буду пить. — Я просто…

— Ты о чём? — поднимаю на неё взгляд, делая вид, что не понимаю девчонку.

— О том, что облила вас, — уточняет, покраснев от стыда. — Это был неожиданный импульс. Я обычно так не делаю.

— Хорошо, — киваю и снова углубляюсь в меню.

— А вы Дмитрию Глебовичу нажаловались? — интересуется она неловко и виновато. — Он меня уволит? Оштрафует? Вы не знаете?

— Нет, не уволит. Нет, не оштрафует, — отвечаю, глядя на список. — Мария, я буду американо.

— Только кофе? — переспрашивает, быстро вбив мой заказ в планшет, которые официанты в заведениях Игнатьева с собой носят.

— Для начала. Я жду гостей, — оповещаю её зачем-то и отпускаю к столу официантов. Красная Шапочка быстро уходит и о чём-то говорит темноволосой девушке, что всё время, пока я делал заказ, наблюдала за нами.

Достаю телефон и проверяю рабочую почту. Успеваю даже ответить на несколько сообщений, прежде чем Краснова приносит мне мой кофе и даже какой-то десерт.

— Я не знаю, любите вы сладкое или нет, но наш кондитер делает вкусные творожные палочки с начинкой, — лепечет, будто ребёнок, который впервые кому-то подарок делает. — Какая попадётся вам — сюрприз. Даже наш кондитер не всегда знает, в каком порядке их на противень разложил.