— Гроза идет, — сказала она. — Слышите?

Гроза действительно приближалась, медленно переползала реку, громыхала, как мешок булыжников, поблескивала молниями.

— Действительно…

Он поглядел в зал. Школьники понуро сидели на стульях, зевали, играли на телефонах, смотрели по сторонам. Мучились.

Рыжей среди них не было. Зимин сощурился. Нет, ее не было точно, то есть совсем там ничего не наблюдалось, ни самовара, ни золотого пятна.

— Чем то пахнет… — Зимин пошмыгал носом. — Это что, канифоль?

— Проводка перегорела, — объяснила заведующая. — Скачок в сети, молния ударила в трансформатор. Знаете, мы решили, что лучше детей распустить, как вы считаете? Передают штормовое предупреждение.

— Да–да, конечно… — Зимин с облегчением согласился.

— Ребята! — с не меньшим облегчением сказала заведующая. — Мы получили штормовое предупреждение, и поэтому Виктор Валентинович предлагает закончить встречу. Давайте скажем спасибо нашему писателю…

Школьники промычали невнятное и направились к выходу, закидывая за спины рюкзаки и посмеиваясь. На несколько мгновений Зимину стало их жаль. Детство — не самая радужная пора в жизни, это определенно. Никто тебя не слушает, все знают, как тебе лучше, не дают продохнуть, тянут, тянут : во взрослую жизнь, поучают…

— Спасибо, корефан! — помахал Зимину рукой бритый и вертлявый.

— На здоровье, — пробормотал Зимин.

Он остался сидеть, чувствуя отвращение к самому себе, к миру и отчасти даже и ко Вселенной. Впрочем, это чувство его не очень беспокоило, он радовался тому, что все закончилось, причем изрядно раньше времени, спасибо грозе, надо воздать благодарность Зевсу, кажется, он молниями заведует. Хорошо, очень хорошо, теперь он быстренько отправится домой и в ближайшие два года хоть тресни не согласится ни на какие встречи с читателями, а ну их, этих читателей, все равно ничего не читают.

— Извините, — вздохнули рядом, Зимин обернулся. Читательница, с легким умилением подумал он. Та самая.

Бывает.

Читательница, стесняясь и продолжая вздыхать и краснеть, протянула Зимину «Темную материю».

— Автограф…

— Что написать? — спросил Зимин по возможности дружелюбно.

— Что хотите, — засмущалась девушка.

Зимин начал сочинять в стихах, но придумывалась только скучнейшая дребедень, «читать–мечтать» и тому подобное, Зимин оставил потуги и написал то, что писал всегда «Лене с наилучшими пожеланиями от автора этой книжки». Дата, юдпись. Смайлик.

— Спасибо, — девушка кивнула.

— Читайте на здоровье.

— Да. А вы продолжение пишете? Пятую книгу?

— Пишу, — зачем то соврал Зимин. — Уже больше по–ловины написал.

То есть он знал, зачем соврал, ему не хотелось огорчать читательницу.

— А когда она выйдет? — робко спросила девушка.

— Зимой, — ответил Зимин. — Зимой обещали. Ну, если, конечно, Земля не наткнется на небесную ось.

— Здорово…

— Внизу вас ждет автобус! — провозгласила возникшая классная руководительница. — Лена, поскорее! Сейчас гроза начнется!

— Я сейчас, минутку еще, — Лена окончательно засмущалась, уже категорически. — Я вот еще чего хотела спросить, можно?

— Да, конечно.

— Там в последней книге… Я там немного не поняла…

— Кораблёва! — руководительница сделала грозный голос. — Тебя автобус дожидается!

Кораблёва поспешила на выход.

Зимин остался один. Он поднялся из за стола и стал двигать стулья. Надо было хоть что то делать. Он собирал стулья и расставлял их вдоль стен.

Показалась заведующая.

— Устали? — поинтересовалась она.

— Нет, — сказал Зимин. — Ничуть. Гроза как?

— Над рекой зависла. Похоже, что нас в этом году смоет.

— Ясно.

— Не надо стулья прибирать, мы сами…

Зимин опять почувствовал себя неприятно, со стулом в руках.

— Мне, наверное, пора, — сказал он.

— Да, уже поздно, — заведующая поглядела на часы.

Зимин стал собираться.

«Снежные псы».

«Темная материя».

«Беовульф».

«Зима в небывалой стране».

Заведующая терпеливо на него смотрела, а Зимин думал, в каких единицах следует измерять скуку. В детстве он измерял ее в Чеховых, потому что Чехов казался ему удивительно тоскливым писателем. В средней школе скука измерялась в подоконниках, шесть лет он провел у окна и прекрасно изучил подоконник, в мельчайших деталях, во все времена года. Подоконник был средоточием мировой скуки, особенно осенью, когда к тоске подоконника добавлялась тоска осени. Впрочем, потом выяснилось, что в жизни есть вещи неизмеримо более тоскливые. Например, утренний автобус в ноябре, когда ты едешь на работу, которую ты ненавидишь, а в городе пробки, а напротив тебя стоит тетка, которая ненавидит свою работу еще больше тебя.

Зимин вспомнил период своей жизни, когда он ездил на работу утром в переполненном автобусе, и почувствовал себя несколько лучше.

— Вы на работу на автобусе ездите? — спросил он у заведующей.

— Да, — ответила она.

Зимину стало еще лучше, он подумал, что в жизни есть хоть какая то справедливость.

Он собрал книги, сгрузил их в рюкзак. В душе продолжалось неприятное ощущение, какое всегда возникало у него после встречи с читателями, но в этот раз более сильное. Зимин не знал, чем его замять. Лимон бы сжевать. Зеленый еще, недозрелый, с кожурой. Или перец жгучий.

— Вам плохо? — спросила заведующая.

— Нет, голова кружится немного. Это погода. Давление, наверное. А может, читатели, энергетика, то, се…

Заведующая выразительно поглядела на часы.

Что она на часы то смотрит? Библиотека работает до вечера… Ах, сегодня же штормовое предупреждение — можно попасть домой пораньше, а я тут со своими книжками… Зимин понимающе кивнул.

— Зинаида Петровна, — сказал он. — Я вот что спросить хотел, мне кое что показалось…

— Да?

— Перед тем как свет погас. Там на задних рядах…

Зимин смешался. Он не знал, как спросить, это было глупо…

Но спросить требовалось. Потому что Зимин знал точно — если он не спросит, потом пожалеет. Станет мучиться, думать.

— Знаете, Зинаида Петровна, там, на последнем ряду сидела девушка с рыжими волосами. Вы ее видели?

— Нет, я не видела, я же с фотоаппаратом была, фотографировала.

— Ясно. Ладно, я пошел…

— Подождите, у нас для вас есть кое что.

Зинаида Петровна поспешила к подоконнику и принесла пакет, Зимин знал, что там — женьшеневый бальзам для лечения простудных заболеваний и набор шоколада с вишней, как всегда. И снова он почти угадал: вместо конфет с вишней оказались конфеты с черносливом, которые Зимин любил больше.

— Спасибо!

Зимин принял пакет и с облегчением отправился на первый этаж. В вестибюле уже почти никого не было, Зимин выдохнул, натянул куртку и выбрался на воздух. Гроза все таки перебиралась через реку, молнии втыкались в крыши, туча нависла над городом, как мокрый матрас, перетягиваемый через забор. Зимин отметил, что мозг тренированно вытягивает из воздуха метафоры, туча, похожая на матрас, Зимину понравилась.

Ветер на недолгое время разогнал дождь, а воду, собравшуюся в воздухе, раздробил в мельчайшую пыль, от которой делалось холодно, но и одновременно приятно. Зимин вдохнул этой воздушной воды, почувствовав, как она заполнила легкие бодрым холодом. Ощущение было похоже на зимнее, на морозное сухое утро, как ни странно.

Зимин направился к мотоциклу.

Недалеко от «БМВ» стояла стайка мальчишек, не уехавших с остальными, среди них как раз лысый и вертлявый. Мальчишки указывали на мотоцикл пальцами и о чем то шептались. Зимин достал брелок с сигнализацией и двинулся к машине, размышляя о том, что деньги на мои потрачены не зря.

Он приблизился к мотоциклу, поставил ногу на двигатель и принялся лениво завязывать шнурки. Мальчишки уважительно зашушукались.

— Сколько тачка прет? — почтительно спросил вертлявый.

— Двадцать два, — ответил Зимин небрежно.

— Двести двадцать, — перевел бритый. — Нормально.