Татьяна забросила сумки в диван и направилась в соседнюю комнату.

В соседней комнате было собрано оружие. Всякое. От старинных пулеметов «Льюис» до огромных моргенштернов, от грубых кистеней до тонких японских кинжалов, оружие висело по стенам, лежало на полках, стояло на полу, блестело полированной сталью в тисках, везде было оружие.

— Ого! — восхитился Кокосов. — Впечатляет.

— Макеты, — отмахнулась Татьяна. — Ерунда. Но многим нравится, сейчас всякая дребедень входит в моду. Я восстанавливаю. Ролевое здесь.

Татьяна кивнула в угол, где стояла тяжелая старинная кадка, из которой торчали искусно выполненные рукояти мечей.

— Будете брать?

— Будем, — заверил Зимин. — Прояви товар.

Татьяна выхватила из кадки меч и вдруг изменилась. Полнота исчезла, движения стали резкими и отточенными, даже очки стали выглядеть как то грозно, Татьяна подкинула в воздух тетрадный лист и разрезала его напополам.

— Отлично, — похвалил Зимин. — Сколько хочешь?

Татьяна пожала плечами.

— Баланс отличный, — она передала меч Кокосову. — Клинок из дюраля — специально для девочек. Но металл состарен, так что со стороны только спец отличит. За основу взяты итальянские… Нравится?

Спросила она у Кокосова.

— Да, — ответил он. — Очень… Сколько стоит?

— А, нисколько. Три тысячи.

— Ох ты… — покачал головой Кокосов.

— Да это почти даром, — сказала Татьяна. — Такие вещи гораздо дороже стоят.

Зимин достал деньги, передал Татьяне.

Кокосов разглядывал оружие.

— Сейчас ножны притащу, — Татьяна отправилась в соседнюю комнату. — Ножны бонусом пойдут.

Зимин снова ткнул Кокосова в бок и указал мизинцем под потолок. Кокосов задрал голову.

— Ой… Это… Это он?

— Вечер чудес и откровений продолжается, — объявил Зимин. — Как тебе эта штучка?

Почти под потолком на вбитых в стену гвоздях висел меч.

Зимин ловко запрыгнул на верстак, сорвал оружие, спрыгнул обратно. Протянул меч Кокосу.

Тот взял. Трясущимися руками.

— Все как надо, — сказал Зимин. — Эфес, клинок, все настоящее. Кашалот и морской змей. С позолотой. Испанская сталь. По–моему, семнадцатый век.

— Откуда?!

— А кто ее знает, — пожал плечами Зимин. — Она не говорит. Я пытался купить, она не отдает. Попробуй.

— Что?

— Меч. Когда еще такой попробуешь?

— Как?

Зимин достал из кармана платок. Мятый. Заскорузлый.

— Я подкину, а ты руби, — велел он.

— Я не умею, — попятился Кокосов. — То есть я никогда…

— Тогда просто держи! Из ножен то вытащить сумеешь?

Из ножен Кокосов меч вытащить сумел. Лезвие золотисто блеснуло, Кокосов выставил клинок перед собой.

— Ну, лови.

Зимин подкинул платок.

Тот был грязен и тяжел, упал на лезвие неприличным комком, и меч легко разрезал материю пополам.

— Благородная сталь, стоячие носки. Азия–с…

Зимин отобрал меч у Кокосова, убрал в ножны.

— Тань, ты где там? — позвал Зимин.

Никто не ответил.

— Тань! — рявкнул Зимин. — Мы ко мне пойдем! Заходи!

Зимин положил меч на плечо и направился к выходу. Кокосов за ним.

 — Па!

Зимин открыл замок, толкнул дверь, и они вступили во мрак прихожей, в запах старости и нужных вещей.

— Свет, как всегда, не горит, — сказал Зимин. — На лампочку денег жалко.

Бум. Что то деревянно прошумело, Зимин ругнулся.

— Это удочки, — пояснил он. — Упали. Свет, как всегда, не горит, удочки, как всегда, падают. Традиция. Па!

Тишина.

— Нам прямо, — сказал Зимин.

Они продвинулись через пыльную пещеру прихожей и оказались на кухне.

— Па! Ты где?

Зимин оглядел привычный порядок, царящий в помещении. Блестящий белый холодильник, блестящую плиту. Чайник с черными газовыми подпалинами. Вереницу засохших лещиных плавательных пузырей на газовой трубе. Консервную банку для горелых спичек, прикрученную к батарее. Табуретку с обмотанными изолентой ножками. Переводные картинки, Зимин сам их наклеил на холодильник, в двенадцать лет.

— Золотые рыбки? — Кокосов указал на переводки.

— Они.

— А почему голубые?

— Хранились в коробке с гуашью, впитали краску. Так и наклеил. Крепко получилось, до сих пор не отодрались. Интересно, где отец? Опять куда то ушел, наверное…

Зимин заглянул в холодильник.

Пусто. Совсем. Старая сушеная рыба, голавль, большой и вонючий, со страшными расшеперенными плавниками. Шереспер.

— Холодильник пустой, — заметил Кокосов.

— Видимо, не работает, — ответил Зимин. — Ладно, пойдем в мою комнату.

Они вышли из кухни и начали пробираться в комнату Зимина. С трудом, поскольку коридор оказался заставлен коробками с непонятно чем, причем заставлен от пола до потолка, приходилось протискиваться почти по стене.

В комнате было светло, шторы раздернуты, пыль. Книжные полки, диван, рабочий стол. Батареи выкрашены в желтый.

— Отец сюда не заходит, — пояснил Зимин. — Он только у себя сидит, а тут все по–моему. Все осталось, как было. Смотри.

Зимин указал на стол.

Старинный ученический стол, с давно съеденной полировкой, с обломанными ручками, с надписями, вырезанными в древесине. В центре стола печатная машинка.

— Не «Ундервуд», конечно, но тоже, — Зимин погладил машинку. — Фамильная. У меня бабушка машинисткой была, это ее. Я с детства привык к звуку клавиш. Сам что то клацать пытался. Я до сих пор каждую книгу здесь начинаю. А потом уж на компьютере. А это плоды трудов.

На стене над столом висела самодельная деревянная полка, собранная из грубых слабоструганых досок. На полке стояли книги. Четырехтомник. И еще одна, пятая, которая тоже выглядела самодельно. Кокосов сделал вопросительное лицо.

— Это черновик, — пояснил Зимин. — То есть не черновик, а вполне себе законченный роман. Мой дебют, можно сказать. Я сочинял его два года, почти каждый вечер. Мои друзья ходили в клубы, в походы, вообще… Они развлекались, жили полной жизнью. А я как папа Карло, между прочим. И зимой и летом. Летом еще на стройке, кстати, работал, чтобы принтер купить. Когда я закончил школу, я закончил и роман. Купил билет и отправился в Москву, бродить по издательствам.

— И?

— Рукопись отвергли. Это само собой.

— Двенадцать издательств? — спросил Кокосов.

— Нет, не двенадцать, всего два. А в третье взяли.

Кокосов сощурился, вглядываясь в корешки книг.

— «Место Снов»? — спросил Кокосов. — Интересно как…

— Ага. Так она называлась в первоначальном варианте. Редактору показалось, что не слишком фэнтезийно, а как то… С претензией, что ли. Поэтому поменяли название на «Зима в небывалой стране». Редактору показалось, что в этом есть игра.

— Она на самом деле есть, — сказал Кокосов.

— Может быть. Когда я в одиннадцатом классе ее сочинял, я не думал ни о какой игре, знаешь ли. Я думал о приключениях, о том, что мне интересен мир, который вот–вот случится… А он не случился.

Кокосов промолчал.

— Место Снов — это фантом, — сказал Зимин. — Вселенная моего детства. Которая умерла, когда детство закончилось. Все просто. Я закопал его и воздвиг могильный холм. А перед этим я вбил последние гвозди в крышку его гроба. Кокосов, я поставил точку. В прошлом году вышла последняя книга. Пятой не будет. Я устал, у меня болит голова, я хочу в Калининград, и у меня два недописанных взрослых романа. То есть идеи к ним, конечно. Я собираюсь отдохнуть, и тут являешься ты с какими то нелепыми фантазиями…

— Это не фантазии…

— Это фантазии! Кокосов, это фантазии! Если ты застрял в детстве, то это твои сугубые проблемы. А я в детстве не застрял, у меня другая жизнь. Другая! Я не собираюсь всю жизнь сочинять эти идиотские сказки! У меня обои на кухне облезли, мне их клеить, мне линолеум стелить…

Кокосов скептически покачал головой.

— Ты не согласен?

— Это неважно, согласен я — не согласен, — ответил Кокосов. — Все равно будет по–другому.