— А может, и по–другому все будет, — сказал Зимин. — То есть совсем по–другому. Может быть, они все будут счастливы. Поживем — увидим.

— Мощная философия, — согласилась Лара. — Поживем — увидим. Хотя я согласна. Увидим. Слушай, как ты думаешь, а где можно взять брусники?

— На рынке, наверное.

— Точно. На рынке. Вот завтра с утра и отправлюсь. Проснусь пораньше, достану с балкона лыжи, намажу их… барсучьим салом — и вперед. И…

Она улыбнулась.

— Зима все таки будет долгой.

— Поживем — увидим, — ответил Зимин.

Стужа продолжала вычерчивать на стекле вытянутые восьмерки, и длинные копья, и фигуры, похожие на рисунки древних людей. Пахло горелой берестой, воском и сеном, которое Зимин привез недавно специально для нужного запаха. За окном спал замороженный ожиданием вечерний город, с востока неотвратимо приближалось Рождество. Лара куталась в одеяло и думала о том, что завтра она проснется решительно пораньше и, пожалуй, испечет пирог с брусникой и сахаром. А потом, может быть, закончит начатый на кухне ремонт — обои то куплены.

 — Я так и знал, — сказал Дрюпин. — Так и знал ведь! Он решил нас убрать.

Из вентиляции выдавливалась полужидкая, похожая по консистенции на разбавленную томатную пасту, субстанция. Она стекала по стене и распространялась по полу, собиралась комьями, застывала и достигала уже коленей.

Они сидели на стульях и на креслах и смотрели, как прибывает жижа.

— Мы в ней все застынем, — сообщил Клык через некоторое время. — И будем как памятники.

Он рассмеялся, беззаботно и безумно, так что Сирень ему немного даже позавидовала.

— Я лично буду вот так застывать, — Клык поднялся на табуретку, вытянул руку и показал, как он будет превращаться в памятник. — Чтобы красиво получилось, как у покорителей космоса. А ты как, Дрюпин?

— Отстань! — огрызнулся Дрюпин, ему явно не хотелось представлять, в какой именно позе он окаменеет.

А Сирень подумала, что он окаменеет на цыпочках. Будет до последнего тянуться к воздуху, глотать его, стараться подняться. Так и застынет. Наверное, смешно получится.

— Я передачу видел… — Клык потер голову. — Кажется. Про то, как людей засыпало вулканом. Так от них в земле такие пустоты остались, а когда их раскопали, в эти пустоты залили гипс — и получились статуи. Совсем как живые. Смешно. Сирень, а ты как будешь?

Клык чистосердечно поглядел на Сирень.

Как умирать? Сирень об этом не задумывалась. Зачем задумываться о том, чего не случится? Да, бетон прибивает, да, бежать некуда. Но это ничего не значит. Совсем. Нога болит, гангрена все таки, но это тоже ничего не значит.

— Придурки! — всхлипнул Дрюпин. — Вы дураки и ничего не понимаете. Мы же совсем умрем! Совсем!

Клык прижался к Клавдии, та погрозила Дрюпину кулаком.

— А я не хочу! — капризно заявил Дрюпин. — Не хочу!

Сирень не хотела его успокаивать. Пусть помучается, ему полезно. Все мучаются.

— Да мы не утонем, — неожиданно уверенно сказал Клык. — Это точно.

— Откуда ты знаешь? Ты вообще дурачок, что ты можешь знать?

— Да я все знаю. Мне сны снятся…

— Сны! — Дрюпин вскочил на ноги и принялся бегать по боксу туда–сюда. — Давайте мы теперь будем опираться на сны! На сны идиота!

— Дрюпин, не пыли, — попросила Сирень.

— Сама не пыли. Вы психи, а я немного жить хочу…

Лампы погасли, и тут же вспыхнул нестерпимо яркий свет, он ослепил Сирень, ворвался ей в голову и спалил все мысли. Впрочем, это был нестрашный свет, совсем неопасный, он заполнил собой все, и стало холодно, точно кто то выдохнул к ним мороза. Сирень на секунду почувствовала колючий ветер и крупные снежинки, они прилипли к коже и растаяли.

Посреди комнаты сидел человек. В бетоне.

— А здесь, однако, воняет, — сказал человек. — К чему бы это?

Он почесал левой рукой правое плечо и с трудом поднялся на ноги и принялся отряхиваться от раствора, брезгливо оглядывая руки и что то бурча под нос.

Дрюпин шмыгнул носом.

Клавдия перешла в состояние комы.

Клык хихикнул.

Гость отряхнулся, стащил перчатки, с отвращением отбросил их в сторону и сказал:

— Стул мне.

Негромко так, но повелительно в крайней степени, так что Сирени самой вдруг захотелось сбегать за стулом.

— Стул ему… — фыркнул Клык. — Сейчас! Только пятки канифолью намажу…

— Сейчас! — отозвался Дрюпин. — Сейчас–сейчас!

Он нырнул куда то во хлам и вернулся со стулом, с хорошим таким антикварным стулом, колченогим, с высокой спинкой. Дрюпин с внезапно прорезавшимся холуйством подставил стул незнакомцу, и тот сел, откинулся на спинку, заложил ногу на ногу.

— Как зовут моего раба? — осведомился незнакомец.

— Дрюпин, — тут же ответил Дрюпин.

Сирень чуть не икнула — так быстро Дрюпин проявил лучшие черты своего характера.

— Дрюпин… — Гость вытащил из за голенища длинный острый кинжал и принялся картинно чистить ногти. — Дрю–пин–Дрюпин…

Он выковыривал из под ногтей грязь, изучал ее с пристрастием.

— Дрюпин — славное имя, — заключил он наконец. — А я думал, ты Влипердиус какой — влип по самые наколенники.

— Сам Влипердиус, — сказал Клык и добавил: — Паршивый.

— Милая у вас тут компания образовалась, — гость окинул всех взглядом. — Калеки, сумасшедшие, маргиналы. Просто пир альтернативной генетики.

Незнакомец рассмеялся собственной шутке.

— Ладно, Дрюпин, не обижайся, ты мне нравишься.

Сирень подумала, чем бы его огорчить. Этого. А под рукой ничего. А ведь…

— Я, погляжу, вы ни на что не способны, — гость достал большой кружевной платок и принялся в него сморкаться. — Вас заливает бетоном, а вы сидите, свесив лапки…

— А что мы могли? — перебил Дрюпин. — Тут безвыходное положение! Коридор затянуло переборками, не выбраться… А я предсказывал, что может затопить!

— Безвыходных положений не бывает, — сказал незнакомец назидательно. — Бывают трудности. Бывают неприятности. Бывает, что тебя убивают. Одним словом, дела житейские.

А вы, как я погляжу, деморализованы и раздавлены, креветки и коловратки.

— Сам раздавленный, — огрызнулся Клык.

Незнакомец поглядел на Клыка пристально, но обижаться не стал, только улыбнулся. Сирень подумала, что она видела уже где то эту улыбку, кривую ухмылку, такую, с прищуром, точно видела.

— Не будем вникать в философские прения, я все равно вас одолею, — сказал гость. — Перейдем к насущности. Бетон прибывает, и где то часа через полтора вы все захлебнетесь. Поверьте, умирать в жидком бетоне — не лучшее развлечение на вечер, я то знаю.

Дрюпин поглядел на Сирень.

Сирень ждала. Гость явно хотел им что то предложить. Сирень даже знала что. Спасение. Жизнь. Радость. Солнце. Чайные клиперы, несущиеся через Атлантику. Будущее. Прошлое. Все, что захочешь.

И даже больше.

Надо только…

Ему ведь что то нужно, думала Сирень. Просто так он ведь их спасать не собирался, Сирень в этом была уверена практически абсолютно.

— Я давно за вами наблюдаю, — сказал гость. — И вы мне симпатичны. Очень симпатичны. Толковые ребята…

Незнакомец с некоторым сомнением поглядел на Клавдию, та насторожилась.

— Одним словом, я предлагаю вам спасение, — гость указал пальцем в потолок. — Эвакуацию.

— Куда это? — тут же спросил Клык.

— Какая тебе разница? — усмехнулся гость. — Достаточно того, что там с потолка не льется бетон. Или этого мало?

Клык со скрежетом пожал плечами.

— Не переживайте, — успокоил гость. — Из одной западни в другую я не собираюсь вас перетаскивать. Там, куда мы отправимся, довольно хорошо. Во всяком случае, лучше, чем здесь. Правда, немного холодно… Но зато есть еда. И вообще…

Он покрутил ножом в воздухе.

— И вообще, это место, где сбываются мечты.

— Тогда я согласен, — сказал Клык. — Я вам так намечтаю, вздрогнете.

— А что за мечты то? — спросила Клавдия.