— Что то подсказало, значит, — Зимин вытер лоб.

Почему то ему стало жарко. Наверное, из за паровоза, он

продолжал пыхтеть, пускать пар, посвистывать и пахнуть… Зимин ощутил очередной острый приступ настоящести, среди размытых серых дней, заполненных сыростью, тенями и полупризраками, он встретился с настоящим. С точкой опоры в зыбком пространстве сна.

— Я не ошибся, — сказал Кокосов. — Как видишь.

Он достал из холодильника бутылку с водой, приложил к голове, выкатал жар. Достал еще одну, предложил Зимину.

— Спасибо, менингит у меня уже был.

— Когда? — с энтузиазмом спросил Кокос.

— В детстве, не переживай. И после этого я не стал дураком, у меня не начались видения, и я не стал тайно мучить кроликов. Справку, надеюсь, не надо?

Кокосов пожал плечами.

— Это твой «БМВ»? — Кокос кивнул в сторону машины.

— Он.

— Красивый. Я в детстве о таком мечтал…

Кокос вздохнул.

— Я тоже мечтал, — сказал Зимин.

— Да… Можно… — Кокос улыбнулся. — Можно посидеть?

— Сейчас?

Зимин огляделся. Не особо место. И уж тем более не особо время.

— А когда еще получится? Мало ли что, может, так никогда не посижу.

Зимин вспомнил, как он хотел в детстве посидеть на мотоцикле. Как однажды они гуляли с мамой в парке и увидели мотоцикл. Это был «Харлей», сияющий хромом и блестящий краской, он пах черной разогретой кожей, бензином, пылью и дорогой, это было настоящее чудо. Зимин помнил. Там, в далеком детстве, в парке под липами Зимин увидел не мотоцикл, он увидел звездолет. В машине было столько неземной красоты и звездной энергии, что Зимин задохнулся. Мать заметила это и огляделась в поисках хозяина. Мотоциклист сидел недалеко, курил на скамейке. Мать подошла к нему и попросила. Но байкер оказался совсем не дружелюбным, подержаться за руль он не разрешил и вообще рявкнул, чтобы держались от него подальше.

Но это почти забылось, а вот ощущение присутствия в жизни чего то необычного осталось. И Зимин детей на мотоцикле посидеть пускал.

Детей, альтернативно одаренных, солдат, дорожных полицейских.

— Валяй, — Зимин слез с мотоцикла. — Ноги то достанут?

Кокосов кивнул.

Он подошел, взялся за руль. Попытался закинуть ногу на седло, не получилось, ноги были коротковаты. Зимин злорадно поморщился.

Кокосов попробовал закинуть ногу еще раз, с подпрыгом, и получилось уже чуть получше, нога легла на седло.

— Вообще то это Гусь «Эдвенчер», — сказал Зимин. — На него минимум сто восемьдесят сантиметров роста нужно.

— Да… — Кокосов погладил машину по баку. — Сто восемьдесят…

А в тебе от силы сто шестьдесят, злорадно подумал Зимин. А мотоцикл двести с лишним весит, так что сколько бы ты ни дергался — не получится. Дохляк ты. Немощь. Пена и перхоть, не можешь ты встать рядом со своей мечтой.

— Не залезу, наверное, — вздохнул Кокосов. — Я больше на мопеде ездил, этот большой слишком.

— Ладно.

Зимин взялся за руль сам, убрал боковую подставку и рывком выдернул машину на подставку центральную.

— Залезай, — разрешил он Кокосову. — Теперь не упадет.

Кокосов перехватился за руль и взобрался за мотоцикл.

— Классно… — Кокосов счастливо зажмурился. — Классно…

Он вовсе закрыл глаза и сидел так несколько минут, в молчании, Зимин ему даже позавидовал.

Потом Кокосов вернулся на землю.

Зимин думал, что Кокосов скажет ему спасибо, но Кокос промолчал.

— Ну, что делать будем? — спросил Зимин.

— Не знаю. Твой ход.

— Я вообще то к отцу. Надо поговорить. Кстати…

Зимин поглядел на Кокосова с прищуром.

— Поедем со мной, — предложил Зимин.

— Зачем? — не понял Кокосов.

— Поедем. Покажу кое что. Это небезынтересно.

— Да я думал…

— Чего ты думал?

Зимин оглянулся, увидел паровоз. Рассмеялся.

— Она не придет, — сказал Зимин. — Мы поссорились, и она отправилась жить к маме. Ужасная драма.

— Я… — Кокосов покраснел. — Я…

— Ты думал, что сейчас она явится? В клубах белого пара, в фиолетовых очках, с роскошными рыжими волосами, смелая и прекрасная?

Зимин рассмеялся громче.

— Щас! — сказал он. — Четыре раза! Ага! Твоя милая Лара отправилась к своей мамаше! И сейчас они совместно солят огурцы!

Кокосов помотал головой.

— Солят!

— Но ведь это правда, — прошептал Кокосов. — Эта история… она ведь произошла со мной… А ведь она похожа… Очень! И имя…

— То, что в твоей молодости была девушка, похожая на Лару, ничего не говорит, — ответил Зимин. — Есть очень похожие люди.

— А история? Понимаешь, история ведь тоже очень похожа! Это все… Было на самом деле!

Зимин вздохнул. Достал ключи, отомкнул кофр, достал шлем. Вручил его Кокосу.

— Зачем? — не понял тот.

— Надевай.

— Зачем?

— Сейчас я тебе кое что покажу. Главное успеть. Но мы успеем.

Зимин легко запрыгнул в седло.

— Садись, — Зимин кивнул на место за собой.

— Так зачем все таки?

— Увидишь. Садись, не бойся. Я с тобой в психушку ездил, а там меня молнией, между прочим, ударило! И вообще, насмотрелся, до сих пор штаны в просушке. Садись, теперь твоя очередь удивляться!

Зимин запустил двигатель. Мотор ответил шелестением, легким перебором клапанов, стальным округлым журчанием шестеренок внутри, той музыкой, которая его успокаивала. Зимин вдруг подумал, что неплохо бы записать двигатель и загрузить его в плеер, для того чтобы слушать перед сном. «Буду лежать, а в голове будет шелестеть, шелестеть, и под этот шелест приснятся наконец счастливые дальние страны».

Кокосов натянул шлем и забрался на пассажирское сиденье.

— Ну что? — обернулся Зимин. — Полетели?

Слушать ответ Кокосова он не стал, воткнул первую передачу и рванул вперед.

Началась посадка, люди сосредоточились у вагонов, поэтому перрон Зимин преодолел быстро и легко.

Спрыгнул с платформы, ввинтился между путями и через сто метров товарняка выскочил на железнодорожную ветку, уходящую в глубь промышленного района.

Промелькнули молочный завод, хлебный завод и шоколадный завод, Зимин любил это место. Если держать достаточную скорость, то получается забавный эффект, по очереди влетаешь сначала в запах йогурта, потом в аромат свежего хлеба и, наконец, в густой и усыпляющий запах шоколада.

После шоколада пошел бензин, вонь, едкая и беспощадная, Зимин прибавил скорости, чтобы миновать полосу заправок, и почувствовал, как Кокосов крепче вцепился в ручки.

Начался пригород.

Сначала с улиц исчез цвет, вывески сделались блеклыми и плоскими. Асфальт стал хуже, заплат больше, бордюры погрузились в землю, по сторонам уже не зеленели аккуратно постриженные газоны, а серели заросшие дикой пыльной травой обочины. Деревья пожелтели и растеряли листья, фонарные столбы обросли ржавчиной, а с бумзавода запахло хлором и целлюлозой.

Убавилось света, небо просело и прижало крыши, люди ссутулились и исподлобья поглядывали на несущийся по улице алый мотоцикл. Людей тоже убавилось, то ли по домам сидели, то ли эвакуировать успели.

Зимин летел мимо мигающих желтым светофоров, а потом светофоры и вовсе исчезли. Дома окончательно утратили индивидуальность и обрели одинаковую невыразительность. Зимин поворачивал на неотличимых перекрестках, все дальше погружаясь в лабиринт окраин, и вдруг резко остановился, так что Кокосов сполз по сиденью вперед и больно стукнулся о собственный шлем зубами.

— Приехали? — спросил Кокос.

— Почти.

Зимин указал на вывеску. Свежая голубенькая табличка, светившаяся нездешним люминофором, яростно контрастировала с облупленной краской двухэтажек, табличка была из близкого завтрашнего дня, стены домов из плотного позавчерашнего.

— Читай, друг Кокосов, — указал пальцем Зимин. — Просвещайся.

— Красных Партизан… — прочитал Кокосов.

— Вот и я о том же, — Зимин поежился. — Видишь, угол?

Он указал пальцем.

— Вижу…

— Вот на этом достопримечательном углу меня грабили пять раз. Послушайте, Кокосов, вас когда нибудь ррвбили пять раз?